этого в войне и крахе, в том числе гражданское население. Тем не менее это было сопротивление одиночек против зла нацистского гнета и массового истребления людей, оно оставалось в памяти на долгие годы, между тем как смерть миллионов исчезла в тумане истории.
Спустя много лет после войны я навестила во время поездки по Польше старого князя Януша Радзивилла в его крошечной квартирке в рабочем квартале Варшавы, которую ему выделили. До войны он был как в России, так и в Германии высоко уважаемой личностью и его часто называли «некоронованным королём Польши». Благодаря тогдашнему вмешательству графа фон Шуленбурга он был выпущен из московской тюрьмы на Лубянке в 1940 году, куда был заключён после занятия советскими войсками Польши. Он возвратился в свою страну, но тут же был вновь арестован гестапо; наконец он оказался в берлинской тюрьме вместе с рядом лиц, замешанных в покушении 20 июля. Об этом он мне рассказал и добавил: «До 1914 года я служил в прусской кайзеровской армии. После всего, что случилось с моей страной, я думал, что не смогу никогда протянуть руку немцу. В берлинской тюрьме я познакомился с группой людей из разных слоев, которые духовно и морально стояли на таком высоком уровне, какой я редко встречал в своё время, будучи офицером прусской гвардии. Лишь немногие из них остались в живых, но они примирили меня с Германией».
До сих пор Мисси удавалось избегать слежки гестапо. Это могло неожиданно измениться, поэтому для неё было жизненно важным покинуть Берлин. Благодаря медицинскому обследованию она получила официальное разрешение на выезд и отправилась в Круммхюбель, чтобы забрать свои документы. Бланкенхорн, один из друзей Тротта, договорился встретиться с ней на скамейке в общественном парке, так как они не виделись больше ни разу после покушения. Некоторое время они сидели молча, спиной друг к другу, и читали газеты, лишь после осмелились рассказать друг другу все новости.
Мы полагали, что Мисси в таком большом городе как Вена легче могла бы уйти от внимания полиции. К тому же тогда думали, что после войны отношение союзников к Австрии улучшится, хотя, если учесть, что Гитлер, в конце концов, был австрийцем, эта надежда могла бы оказаться необоснованным ожиданием. Без сомнения было одно: Мисси ни в коем случае не должна была оставаться в Кёнигсварте. Какую бы опасность ни принесла с собой приближающаяся Советская армия, санитарная служба в Вене казалась для данного момента наилучшим решением. Кроме того, можно было предположить, что госпитали при эвакуации имели бы предпочтение.
Зита Вреде, на приёмах у которой мы часто бывали в начале войны, работала сестрой милосердия в большом военном госпитале; она попыталась спрятать Мисси среди обслуживающего персонала. Но имя Мисси было, видимо, всё-таки занесено в список гестапо. Когда она была заявлена в списках сотрудников, пришёл приказ о том, что она немедленно должна отправиться как сестра милосердия на Восточный фронт. Фронт был, однако, на грани развала: не было даже точного указания, куда она должна была ехать, а приказ был составлен так, как будто бы она откомандировывалась в штрафной батальон.
Вне себя Зита помчалась к главному врачу, показала ему фотографию Мисси и спросила: «Что вы скажете об этой девушке?» – «Восхитительна!» – сказал доктор одобряюще. «Она обаятельна так же, как и красива! И эта девушка должна угодить в руки Советов! Господин доктор, вы обязаны что-то предпринять!» – «Но у нас здесь нет ни одного свободного места». – «Она в совершенстве печатает на машинке, посадите её в приёмное отделение, потом что-нибудь придумаем».
Вероятно, он обладал чувством юмора, поскольку взял перо и нацарапал на приказе: «Для работы в госпитале до дальнейших распоряжений незаменима». Ликуя, Зита сообщила, что её вмешательство спасло Мисси жизнь, и, вероятно, она была права, хотя место это было не мёд, так как в последующие месяцы воздушные налёты на Вену усилились самым драматическим образом.
Нам удалось ещё раз навестить Мисси.
Сначала она делила квартиру с подругой Антуанеттой Крой, муж которой боролся в Югославии. Когда налёты стали страшнее, Антуанетта сбежала в деревню, а Мисси въехала в гостиницу «Бристоль». Плохо ли, хорошо ли, а жизнь продолжалась, происходили встречи с друзьями во время обедов, или они вместе сидели в бомбоубежище. Дружба и взаимопомощь позволяли всё переносить легче.
3 марта 1945 года сгорело здание оперы, жокейский клуб в центре города был разрушен. Около трёхсот человек погибли в бомбоубежище. Оно считалось абсолютно надежным от всякого налёта и поэтому было переполнено. Когда в последующие дни разгребли обломки и добрались до жертв, то дурной запах был такой силы, что люди обходили стороной эту груду обломков.
Привязанность венцев к своему городу была настолько сильна, что воздушные налёты они воспринимали как личное оскорбление, сравнимое, пожалуй, с тем, как если бы кто-то непрошено вторгся в их спальню.
В лазарете, где работала Мисси, бомбоубежище находилось в туннеле, расположенном неподалеку от того места, куда бежала скрываться большая часть персонала и могущие ходить пациенты. Лишь благодаря счастливой случайности Мисси осталась в главном здании в ту ночь, когда в туннель было прямое попадание. Раненые, искавшие защиту под землёй, были убиты или выносились на носилках в ужасном состоянии. В центре города встречались грузовики, полные мешков с трупами из разбомблённых подвалов.
Между тем Красная армия с каждым днем всё ближе подходила к городу. Слухи об убийствах, грабежах и изнасилованиях в Будапеште были подтверждены беженцами, которые устремлялись в Вену, ставшую, однако, ловушкой.
Всё ещё не было приказа покинуть город. Мы все сходили с ума от тревоги за Мисси, особенно когда не стало телефонной связи, словно кабель и провода со всех сторон были обрезаны огромными ножницами.
Конец неумолимо приближался.
Из Кёнигсварта мы могли слышать далёкий лай зенитных пушек под Нюрнбергом и следующие за этим разрывы бомб. Отсвет разрывов вспыхивал в вечернем небе.
Павла неожиданно перевели в знаменитый полк всадников № 17 в Бамберге. Это был полк, в котором служил фон Штауфенберг, центр сосредоточения сил сопротивления наци. Это звучало для нас ободряюще, хотя после казни фон Штауфенберга и его товарищей там царило угнетённое настроение.
Кавалер Рыцарского креста барон Эрне фон Крамм был вновь назначен командиром полка. (Когда барон был в окружении, в России, по телефону он получил приказ: отступать запрещается. На это он кратко ответил, что приказывает и принимает приказы только на месте. После ожесточённого боя ему с большинством своих людей удалось прорвать окружение. Награда
