Рига, 1984. С. 39–41.
Тынянов Ю. Н. Указ. соч. С. 283.
Там же. С. 513.
Там же. С. 277.
Социолог знания увидел бы в этой податливости теоретического концепта воздействию «реальности» своего рода методологический эквивалент того фатализма, который сказался в «Третьей фабрике» Шкловского и культурной позиции Эйхенбаума (см. указанную выше статью М. О. Чудаковой, а также: Чудакова М., Тоддес Е. Страницы научной биографии Б. М. Эйхенбаума // Вопросы литературы. 1987. № 1. С. 128–162).
В качестве примера реконструкции можно указать на работы Тынянова о Тютчеве и Гейне, где рассмотрены поиски Тютчевым синтеза такой конструктивной формы, которая допускала бы риторически-монументальную тональность высказывания, но одновременно гарантировала бы авторскую субъективность от высокопарности, почти неизбежной после смерти эпики и традиционной формы метафизики, наступления секулярного века культуры. Такой конструкцией стал «фрагмент» (ее аналогом в европейской живописи можно было бы считать жанр «руины» со всеми его стилистическими возможностями).
Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 379; ср. также с. 372–374.
Синтаксис (Париж). 1987. № 18. С. 151–164.
Подробнее об этом см.: Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея классики и ее социальные функции // Проблемы социологии литературы за рубежом. М., 1983. С. 40–83; Дубин Б. В., Рейтблат А. И. О структуре и динамике системы литературных журнальных рецензентов (1820–1978 гг.) // Книга и чтение в зеркале социологии. М., 1990. С. 150–176.
Ср.: Eliot T. S. What is a classic? // Eliot T. S. On poetry and poets. L., 1957. P. 53–71.
Деятельное участие в обсуждении данной проблематики принял А. Г. Левинсон, которому авторы выражают глубокую благодарность.
Karstedt P. Studien zur Soziologie der Bibliothek. Wiesbaden, 1954. Реферат этой принципиально важной работы, подготовленный Л. Гудковым, см. в сб. «Библиотека и чтение: проблемы и исследования» (СПб., 1995. С. 157–187); русский перевод первой главы этой книги, сделанный Н. Зоркой, опубликован в «Новом литературном обозрении» (2005. № 74. С. 87–120).
Ср. соображения Т. С. Элиота об имперском характере литературной классики: Eliot T. S. On poetry and poets. L., 1957. P. 53–71.
Пекарский П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1870–1873. Т. 1, 2; Медынский Е. Н. Внешкольное образование. М., 1918. С. 162; см. также: Дерунов К. Н. Типичные черты в эволюции русской «общественной» библиотеки // Дерунов К. Н. Избранное. М., 1972. С. 62–141.
Семантику этого слова следует понимать исключительно в советском духе – организованной извне или сверху «общественности», что, конечно, не имеет ничего общего с европейской «публикой», «публичностью» или «общественностью» в духе die Öffentlichkeit Ю. Хабермаса (Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit. Untersuchungen zu einer Kategorie der bürgerlichen Gesellschaft. Neuwied; Berlin; Luchterhand, 1962).
«Систематическое разделение есть первейшая необходимость большой библиотеки. Без этого она, в строгом смысле, не может даже называться библиотекою: она ничем не отличается от простой лавки книгопродавца» (Собольщиков В. В. Об устройстве общественных библиотек и составлении их каталогов. СПб., 1859. С. 9). Характерны здесь как противопоставление библиотеки и книжного магазина, так и сконцентрированность библиотечной работы прежде всего на каталоге.
Лишь для библиотекаря значима и понятна маркировка библиотеки как «массовой». В отечественных условиях она начала применяться, видимо, с середины 1920‐х гг.
Отметим, что открытый доступ появился сравнительно недавно, когда произошло слияние специфического контингента массовой библиотеки, т. е. по крайней мере через поколение читателей. Его можно рассматривать как продукт и определенный этап социализирующей деятельности библиотек.
См.: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: Проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–88.
Для осознания особенностей современной ситуации полезно вспомнить критику К. Н. Деруновым соображений Н. А. Рубакина о необходимости для привлечения массового читателя держать «в особом шкафу» библиотеки «заведомую литературную дрянь» (романы А. Дюма и проч.) (Дерунов К. Н. Указ. соч. С. 152).
Наиболее явно прямая социализирующая роль библиотеки и жесткие ограничения на комплектование фонда видны в деятельности так называемых «народных» библиотек в России. Блокировка универсалистских принципов взаимодействия вела к перманентным напряжениям в сфере определения правового статуса библиотек этого типа. См.: Пругавин А. С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области просвещения и воспитания. СПб., 1895. С. 221–270; Звягинцев Е. А. Правовое положение народных библиотек за 50 лет. М., 1916.
Работа написана в середине 1980‐х гг.; опубликована (в доработанном виде) только в 1993 г.
Имеется в виду государственный эксперимент по организации альтернативной системы массового книгораспространения – получения дефицитных книг в обмен на сданную макулатуру. Эксперимент образцово описан и проанализирован А. Г. Левинсоном: Левинсон А. Г. Макулатура и книги: анализ спроса и предложения в одной из сфер современной книготорговли // Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 63–83.
На оси частного – общего (скажем, индивидуального – социетального) можно группировать собрания, допустим, так: общее хранение общего достояния (типовые домашние библиотеки «макулатурных» и т. п. книг, аналог телевизора); общее хранение частного достояния (личные коллекции и архивы в государственном хранении); частное хранение частного достояния (личные архивы и библиотеки «архивного» типа).
Об аксиоматике письменной культуры из работ последнего времени см.: Goody J. The logic of writing and the organization of society. L., 1986; Pattison R. On literacy. Oxford, 1984.
О типах жилья, формирующихся и воссоздаваемых в отечественной истории, см.: Социологические исследования в дизайне. М., 1988. С. 96; о социальном зонировании домашнего пространства см.: Гражданкин А. И. Групповое и межгрупповое взаимодействие в сфере быта // Социологические исследования в дизайне. М., 1988. С. 50–66; см. также: Бодрияр Ж. Система вещей. М., 1999.
Стекло (в частности, одностороннее, зеркальное) – идеальный материал для обозначения границы своего и чужого, внутреннего и внешнего. Она подчеркивается и снимается им одновременно, что соединяет значения прозрачности (доступности взгляду) и отделенности (дистанции для обозрения). В промышленную эпоху стекло становится универсальным эквивалентом всякого рода покрывал, занавесей и других способов выделения зон повышенной значимости, незаменимым в этом смысле музейным и выставочным оформительским материалом.
Для более специализированного анализа стоило бы разделить как различные коммуникативные посредники (и, соответственно, индикаторы различных социальных, в том числе семейных, структур и отношений) – вещи, книги и приборы, выделив среди последних, как это делает А. И. Гражданкин, масскоммуникативные механизмы общего действия приемно-передаточного типа, без подсистем памяти (телевизор, радиоприемник), и избирательные запоминающе-воспроизводящие устройства индивидуальной адресации (магнитофон, видео). Далее можно связывать их с различными фазами и формами урбанизации и социализации.
Стекло (зеркало) и здесь выступает идеальным материалом: не вбирая пыль – «время», – оно выявляет ее наличие, позволяя своевременно устранять; если в отношении прозрачности оно символизировало культуру как социальность, то в данном значении приравнивается к белизне, отсылающей, по крайней мере в европейской культуре, к вне– или надчеловеческой чистоте «природного» либо «запредельного».
См. об этом: Левинсон А. Г. Старые книги,
