становится легче. Думаю, так происходит не только в старости, но и в молодости, такова психологическая природа личности. Но вообще-то я не искал и не ищу утешений, гораздо полезнее знание, познание и понимание проблем старости. И я пытаюсь найти эти знания не только в своем собственном опыте, но и в чужом: в откровениях родственников и знакомых, в устных и письменных воспоминаниях пожилых людей.
Моя мать очень любила рассказывать и была замечательным рассказчиком. А рассказывать больше всего любила о своем далеком прошлом, о детстве, юности, о своих близких и о тех, кого встречала в своей жизни. Иногда рассказывала о прочитанном. Конечно, для воспоминаний всегда нужен слушатель, а хороший слушатель, как и хороший читатель, встречается не часто, говорят, это тоже своеобразный талант. Я слушал рассказы моей матери много раз и думаю теперь, что в молодости был не самым внимательным ее слушателем, не все запомнил, не все расспросил и осознал это, увы, только с возрастом. И все же многое в моей памяти осталось, многим я проникся и даже успел убедить свою мать записывать эти ее воспоминания, что она в конце концов и сделала. После ее ухода, в столе нашлись две исписанные общие тетради — ее воспоминания, и мы с женой издали их в виде книги. Более всего в рассказах матери меня удивляли многочисленные подробности, детали, особенно из детской жизни. Когда она описывала поразившее ее в детстве птичье гнездышко с яичками и историю с этим гнездышком, мне казалось поначалу, что в ее рассказе была доля замечательного художественного вымысла, но потом я понял, что это были реальные воспоминания и умение их передать. Она часто называла имена детей, с которыми играла, подробно описывала обстановку, в которой жила, а в одном из своих рассказов о родителях перечислила фамилии одиннадцати (!) соседей в их многоквартирном доме, чему тогда и сама удивилась. А были еще и другие истории с яркой детализацией места, времени и событий, с именами подруг, соседей, дальних родственников, что только подкрепляло мое удивление.
Прошло время, и к моему пожилому возрасту я стал понимать, что это не только дар и опыт повествователя (мама — бывший школьный учитель), но и специфика памяти пожилого человека, у которого может быть слабая оперативная память, как говорят IT-специалисты, но очень хорошая долговременная, извлечения из глубокого прошлого, ее еще называют автобиографической памятью. Что-то похожее оказалось и у меня: при всех моих проблемах с оперативной, или, иначе говоря, эпизодической, рабочей памятью, о чем я уже рассказывал, я тоже хорошо помню множество подробностей из своего детства: имена и фамилии друзей, с которыми играл, дружка-первоклассника Борю Зелкина, многих одноклассников из начальной школы, хорошо помню наш дом, двор и все, что меня тогда окружало. Более того, до сих пор помню часть текста Программы XXII съезда КПСС… на английском (!) языке, который нас когда-то заставляли выучивать наизусть в школе. Зачем мне это? Эх, если бы можно было освободиться от подобных «файлов» долговременной памяти в моем престарелом мозгу и ввести на их место новую полезную информацию…
На это же сетуют многие немолодые люди. 69-летний Андрей Макаревич, известный певец и композитор, пишет: «Память начинает вытворять чудеса: услужливо вынимая из прошлого совершенно не нужные тебе фрагменты (причем украшенные микроскопическими деталями), она наотрез отказывается работать в коротком бытовом диапазоне…» [Макаревич 2019].
Такой, казалось бы, парадокс. «Интеллект возмещает потерю перспективы ретроспективным путем, возрождая пережитое личностью. Впадение в детство при постепенном расставании с жизнью — самое сильное доказательство того, что она — повтор, а не его прекращение» [Смирнов 2012, с. 204]. Впрочем, ученые находят этому и физиологическое объяснение. В научно-популярном источнике со ссылкой на исследования Дюкского университета США читаю:
По мере старения скорость, с которой человеческий мозг получает и обрабатывает изображения, постепенно снижается. Это приводит к временно́му несоответствию в воспоминаниях… Люди часто удивляются, как много информации они помнят в юности. Однако дело совсем не в том, что в прошлом их опыт был важнее, просто обработка данных происходила гораздо быстрее… По мере взросления человека в мозге также взрослеют нервы и нейроны. Они увеличиваются в размерах и усложняются. Следовательно, новые нейронные сигналы должны пройти более длинный путь, чем в молодости. [https://www.bagnet.org/news/society/].
Вас утешает это объяснение? Не очень? Меня тоже. Ну так это и не самое главное в нашей жизни. Главное, что мы, пожилые люди, справляемся с действительностью, кое-что все-таки помним и запоминаем (особенно, когда записываем), а если и забываем что-то важное, наш организм нам обязательно напомнит: пора, к примеру, отдохнуть, время поесть, надо прогуляться, заняться чем-нибудь интересным и полезным или отправиться спать.
Конечно, с актуальной памятью случаются и более серьезные, иногда очень серьезные проблемы, а именно разной степени тяжести расстройства памяти, которые называют специальными медицинскими терминами: склероз, разумеется старческий, старческий маразм, болезнь Альцгеймера или, не к ночи будь помянута, сосудистая деменция, то есть старческое слабоумие… Сплюнем три раза и будем жить дальше.
Кстати, некоторые из названных мной страшных терминов-диагнозов оказываются нередко поводами для шуток. Так, старческим склерозом или просто склерозом веселые люди называют иногда простую забывчивость:
А где же… ключ… от чемодана? Пардон. Он же у меня не закрыт. Вот проклятый склероз! [Леонид Гайдай, Владен Бахнов. Спортлото-82, к/ф (1982)]; Миниатюра «Веселый склероз» игралась на сплошном хохоте, она была поста-влена мною… [М. А. Захаров. Театр без вранья (2007)]
Конечно, такой юмор понравится не каждому, но, мне кажется, это нормальная защитная реакция большинства людей, в том числе и пожилых, которая привела к так называемому опрощению значений специальных названий, превращению серьезных научных терминов медицины в шутливые бытовые слова и выражения, типа Маразм крепчал (‘о нарастающей глупости, абсурдности, обычно в адрес властей’). Мои совсем не старые коллеги в пору моей работы на филологической кафедре то и дело вставляли в речь при неформальном общении разные такие «весёлые» словечки:
Ой, опять телефон дома забыла, вот склероз -то проклятый!
Ну вот, снова отчет требуют на пяти страницах, они что, с ума посходили, маразм какой-то.
У тебя альцгеймер , что ли, какой праздник?! Нам еще целую неделю работать!
А вот убедительный пример из «Национального корпуса русского языка»:
Если я не вспомню про эпизод с гороскопом, Оля не станет миндальничать, скажет просто: «У тебя маразм. Склероз. Альцгеймер». [Т. Г.
