социалистической революции, то есть как бы дети рождённые в новом мире (на Земле Обетованной), не знающие ужаса угнетения и старого мира (египетского рабства). Причём они организуются пятёрками (что мы и видим) — и у каждой звёздочки должно было быть знамя (то есть, флажок).]
Щеник, радостью пылая,
впереди несется, лая.
Перед ними автобусы
рассыпаются, как бусы.
Вся милиция как есть
отдает отряду честь.
Ну, конечно, весь набор — и волхвы и новая община. Если мне кто даст сверить по Петровскому, я подробно откомментирую.
Извините, если кого обидел.
14 ноября 2007
История про почтовые отправлениия
5
Сказка сказкою, а Петя едет,
как письмо, в пакете.
Ехал долго он и еле
был доставлен в две недели.
Почтальон промеж бумажками
сунул в сумку вверх тормашками.
Проработав три часа,
начал путать адреса.
Сдал, разиня из разинь,
не домой, а в магазин.
Петя, скисши от поста,
распечатался и встал.
Петя плоский, как рубли.
Он уже не шар, а блин.
Воскресенье — в лавке пусто.
Петя вмиг приходит в чувство
и, взглянув на продовольствие,
расплывается от удовольствия.
Рот раскрыл, слюна на нем.
— Ну, — сказал, — с чего начнем?
— Запустил в конфеты горсти
и отправил в рот для скорости.
Ел он, ел и еле-еле
все прикончил карамели.
Петя, переевши сласть,
начал в пасть закуски класть
и сожрал по сей причине
все колбасы и ветчины. —
Худобы в помине нет,
весь налился, как ранет.
Все консервы Петя ловкий
скушал вместе с упаковкой.
Все глотает, не жуя:
аппетит у буржуя!
Без усилий и без боли
съел четыре пуда соли.
Так наелся, что не мог
устоять на паре ног.
Петя думает: «Ну, что же!
Дальше буду кушать лежа».
Нет еды, но он не сыт,
слопал гири и весы.
Видано ли это в мире,
чтоб ребенок лопал гири?!
Петя — жадности образчик;
гири хрустнули, как хрящик.
Пузу отдыха не дав,
вгрызся он в железный шкаф.
Шкаф сжевал и новый ищет…
Вздулся вербною свинищей.
С аппетитом сладу нет.
Взял губой велосипед —
съел колеса, ест педали…
Тут их только и видали!
[Вербную свинью как-то и комментировать неловко, все вокруг образованные, с румяными вербными херувимами не перепутают. Шкаф — имеется в виду сейф… И "Маяковского сегодня лучше не трогать. Потому что все про него понятно, потому что ничего про него не понятно" (Юрий Карабчиевский)]
Извините, если кого обидел.
14 ноября 2007
История про Большой Взрыв
История про почтовое отправление продолжается — как мы помним, милиционер отправил Петю, и две недели он находился за бортом повествования, пока Сима принимал подношения зверей и стал главой октябрятской звёздочки. Но вот он доставлен домой и начинает есть, восполняя двухнедельное воздержание, съев гири, сейф и массу продовольствия [Ср. Робин-Бобин-Барабек]
Но не сладил Петя бедный
с шиною велосипедной.
С грустью объявляю вам:
Петя лопнул пополам.
Дом в минуту с места срыв,
загремел ужасный взрыв.
Люди прыгают, дрожа.
«Это, — думают, — пожар!»
От велика до мала
все звонят в колокола.
Вся в сигналах каланча,
все насосы волочат.
Подымая тучи пыли,
носятся автомобили.
Кони десяти мастей.
Сбор пожарных всех частей.
Впереди на видном месте
вскачь несется сам брандмейстер.
[Кстати, о сборе всех частей — пожарная сигнализация тогда уже умирала. Речь идёт об оптической сигнализации на каланче, когда вывешивался определенный набор кожаных шаров, а ночью — фонарей, который затем последовательно появлялся на каланчах всего города. При пожаре номер 1 — пожар малый, выезжала одна местная часть; при номере 2 — выезжали 3 части; при номер 3 — выезжали 6 частей, а на каланчах поднимались сигналы; при номер 4 — выезжали 8 частей; и при максимальном номере 5 объявлялся сбор всех частей, то есть больше 10 частей, а сигналы усиливались: днем — красным флагом, ночью — добавочным красным фонарем. Но, сдаётся, Маяковский импортировал каланчу с сигналами из "дореволюционного времени" — воспоминатели говорят, что оптическая сигнализация в 1925 году уже не существовала].
Извините, если кого обидел.
14 ноября 2007
[Итак, контрапункт: сейчас герои соединятся. Человек старого мира и человек нового мира Сима (Показательно, что он Серафим). Маленькие октябрята, гуляющие вокруг города, как моисеевы евреи, (видимо, они были в пути всю ночь, потому что давно пришло время завтрака) и вот, наконец, поедают то, что составляло раньше Петю. Дар сваливается на них буквально с неба. Правда, чудо это особое: "Вот так чудо! чудо-юдо"!]
6
Сказка сказкою, а Сима
ходит городом и мимо.
Вместе с Симою в ряд
весь отряд октябрят.
Все живут в отряде дружно,
каждый делает что нужно, —
как товарищ, если туго,
каждый выручит друг друга.
Радуется публика —
детская республика.
Воскресенье. Сима рад,
за город ведет отряд.
В небе флаг полощется,
дети вышли в рощицу.
Дети сели на лужок,
надо завтракать ужо.
Сима, к выдумкам востер,
в пять минут разжег костер.
Только уголь заалел,
стал картошку печь в золе.
Почернел картошкин бок.
Сима вынул, крикнул: — Спёк! —
Но печален голос Оли:
— Есть картошка, нету соли.
— Плохо детям, хоть кричи,
приуныли, как грачи.
Вдруг раздался страшный гром.
Дети стихли впятером.
Луг и роща в панике.
Тут к ногам компанийки
в двух мешках упала соль —
ешь, компания, изволь!
Вслед за солью с неба градом
монпасье с доставкой на дом.
Льет и сыплет, к общей радости,
булки всякие и сладости.
Смех средь маленького люда:
— Вот так чудо! чудо-юдо!
Нет, не чудо это, дети,
