Многие из уже упоминавшихся источников, особенно Bergmann, «Moses and the Evolution of Freud’s Jewish Identity» и Robert, From Oedipus to Moses, большое внимание уделяют работе Фрейда «Человек Моисей и монотеистическая религия». Я дополнил их книгой Rieff, Freud: The Mind of the Moralist, ch. 6, «The Authority of the Past», и двумя работами одного автора, Edwin R. Wallace IV, Freud and Anthropology и «The Psychodynamic Determinants of Moses and Monotheism», Psychiatry, XL (1977), 79–87. См. также аккуратную дискуссию в W. W. Meissner, Psychoanalysis and Religious Experience (1984) ch. 5, «Freud and the Religion of Moses», а также F. M. Cross, «Yahweh and the God of the Patriarchs», Harvard Theological Review, LV (1962), 225–259. Некоторые интересные предположения, почему Фрейд не упомянул раннюю статью Абрахама об Аменхотепе IV, имевшую прямое отношение к экскурсу Фрейда в историю Древнего Египта, высказаны в статье Leonard Shengold, «A Parapraxis of Freud’s in Relation to Karl Abraham», American Imago, XXIX (1972), 123–159.
Несколько рассказов очевидцев позволяют почувствовать атмосферу последних полутора лет жизни Фрейда. Воспоминания Вульфов о чаепитии с Фрейдом в доме номер 20 по Мэрсфилд-Гарденс очень любопытны и немного противоречивы по тону: см. Leonard Woolf, Downhill All the Way (1967), 95–96, 163–169; и The Diary of Virginia Woolf, ed. Anne Olivier Bell, при участии Andrew McNeillie, vol. V, 1936–1941 (1984), 202, 248–252. Свое прощание с Фрейдом Ганс Закс описал в книге Freud: Master and Friend, ch. 9, «The Parting», а о прощании Джонса можно прочесть в Jones III, ch. 6, «London, The End».
Знаменитое письмо Фрейда анонимной американской матери см. в информативной статье Henry Abelove, «Freud, Male Homosexuality and the Americans», Dissent (Winter 1986), 59–69.
Кроме обычных некрологов, на смерть Макса Шура вышла статья в American Psychoanalytic Association Newsletter, III (December 1969), 2, слишком краткая.
Мой взгляд на последние дни Фрейда изложен в последнем примечании к главе 12.
Постскриптум. В процессе работы я наткнулся на интригующий, но, как мне показалось, довольно подозрительный рассказ об эпизоде, который якобы имел место в доме по Берггассе, 19, после аншлюса. Барбара Ханна в своих восторженных «биографических мемуарах» Jung: His Life and Work (уже упоминавшихся) сообщает (с. 254–255), что вскоре после вторжения нацистов в Австрию в середине марта 1938 года Франц Риклин-младший, сын Франца Риклина, в прошлом сторонника Фрейда, «был выбран несколькими чрезвычайно богатыми швейцарскими евреями, чтобы немедленно поехать в Австрию с большой суммой денег и сделать все возможное, чтобы убедить видных евреев покинуть страну до того, как нацисты начнут их преследовать». Младший Риклин – в то время ему еще не исполнилось тридцати, и он только начал карьеру врача – считал, что его выбрали для этой деликатной миссии из-за самообладания и «типично тевтонской внешности». В целом он «чрезвычайно успешно выполнил поручение», но не в отношении Фрейдов. Отец Риклина настаивал, чтобы сын уговорил Фрейда незамедлительно покинуть Австрию и «воспользоваться самыми выгодными условиями, которые он мог предложить». Но когда молодой Риклин пришел к Фрейду и «объяснил ему ситуацию», то Фрейд разочаровал его, строго сказав: «Я отказываюсь быть в долгу у своих врагов». Риклин снова объяснил положение вещей, заявив, что ни его отец, ни Юнг не испытывают враждебности к Фрейду. Однако Фрейд лишь подтвердил свою позицию. Тем не менее, утверждает Ханна, Фрейды сердечно приняли посланника и даже пригласили остаться на ужин.
Такова версия Ханны. Автор не подтверждает документами эту удивительную историю, но, судя по тому, что она была близко знакома с молодым Риклином и часто встречала его у Юнга дома, ее источником информации, скорее всего, был Риклин. Тем не менее в ее рассказе есть неправдоподобные детали: «чрезвычайно богатые швейцарские евреи» должны были знать, что преследование евреев в Австрии началось, как только нацисты вошли в страну. Но еще более странным выглядит утверждение, что швейцарские евреи выбрали в качестве своего эмиссара сына одного из самых известных врагов Фрейда. Правдоподобным выглядит только твердый и бескомпромиссный отказ Фрейда. Поэтому я отложил эту историю в сторону.
Затем, в прошлом году, когда текст биографии Фрейда уже пошел в печать, доктор Роберт С. Маккалли (в настоящее время профессор психологии, а в 1960-х годах студент медицинского колледжа Корнеллского университета в Нью-Йорке и слушатель местного отделения Института Юнга) частично подтвердил и существенно поправил рассказ Ханны. Когда Риклин-младший читал лекции в Нью-Йорке, Маккалли встречался с ним и слышал подробности истории поездки в Вену. Насколько он помнит рассказ Риклина, сумму 10 тысяч долларов выделили не швейцарские евреи, а Юнг и Риклин из собственных средств, и они хотели, чтобы деньги были вручены только Фрейду. Когда Риклин прибыл в дом по Берггассе, 19, дверь приоткрыла Анна Фрейд, но не впустила гостя в квартиру, сообщив, что отец его не примет. Затем к двери подошел сам Фрейд и сказал фразу, которую приводит в своей книге Ханна: «Я отказываюсь быть в долгу у своих врагов». Враждебность Фрейдов была настолько сильной, рассказывал Риклин Маккалли, что он ушел и вернулся в Цюрих, так и не вытащив деньги из специального пояса. (См. Robert S. McCully, «Remarks on the Last Contact Between Freud and Jung», письмо к издателю, Quadrant: Journal of the C. G. Jung Foundation [New York], XX [1987], 73–74.)
Доктор Маккалли (с которым я советовался) очень хорошо помнит рассказ Риклина, и его версия выглядит гораздо правдоподобнее, чем версия Ханны, – и интереснее. Это представляет Юнга в другом свете. Судя по его письму, доктор Маккалли может только догадываться, «как мисс Ханна пришла к своему описанию этого события», но уверен, что «Франц Риклин-младший (ныне покойный) не видел ее рукописи, и с ним не консультировались» (с. 73). Как я уже отмечал, у меня нет сомнений, что источником Ханны – несмотря на все возможные искажения в ее рассказе – был сам Риклин, а (как я тоже отмечал) краткий и решительный ответ Фрейда очень правдоподобен. Но в отсутствие независимых документов – как бы то ни было, у меня лишь два рассказа о рассказе – я решил не отзывать последнюю главу книги из печати, чтобы вставить эту интересную историю в свой текст. Тем не менее она заслуживает упоминания. Возможно, после того, как будет открыт доступ к архивам Юнга, она превратится в исторический факт.
Работа над этой книгой заняла очень много времени, гораздо больше, чем два с половиной коротких года очень интенсивной работы, которые потребовались, чтобы ее написать. Мой интерес к Фрейду зародился еще в магистратуре в конце 1940-х годов, и я сделал этот интерес главным в своей работе как историка в середине 1970-х годах, когда меня приняли кандидатом в Психоаналитический институт Новой Англии. Статус кандидата дал мне непревзойденные возможности почувствовать себя своим в мире психоанализа. Это был неоценимый опыт для написания данной биографии, однако я опирался на профессиональную дистанцированность историка, чтобы избежать искушения идеализации, которую Фрейд считал неизбежной судьбой биографа.
Размышляя об удивительной разнице между временем написания и годами инкубации, я вспомнил о знаменитой ремарке Уистлера во время дела о клевете, которое он возбудил против Раскина за слова, что он брызнул краской из горшка в лицо публике. Адвокат Раскина выставил одну из туманных ночных сцен работы Уистлера и спросил, сколько времени потребовалось художнику, чтобы написать это. Ответ Уистлера остался в истории: «Вся жизнь». В моем случае «вся жизнь» – это гипербола, особенно в приложении к биографии Фрейда. Однако во время работы бывали моменты, когда мне казалось, что я никогда не занимался ничем другим. К счастью, я пользовался неизменной и продолжающейся поддержкой архивистов, библиотекарей, друзей и коллег. Незнакомые люди разыскивали меня после лекции или добровольно присылали материал после того, как узнавали о моем проекте, проявляли интерес и предлагали помощь.
Великий стимулятор диалога – в истинном значении этого слишком часто используемого слова, – на который я в значительной степени опирался и который упоминал в других книгах, снова проявил себя во всей полноте: официальная лекция, результатом которой становятся вопросы, комментарии, иногда решительные возражения, а несколько раз неопубликованные письма. С 1985 года я выступал в разных аудиториях, рассказывая о том, как продвигается работа над биографией, о важных вещах в жизни Фрейда, о связи психоанализа с историей и биографией, о том, как в настоящее время воспринимается Фрейд. Я получил огромное удовольствие от этих лекций – и огромную пользу. В 1985 году в Университете Кларка я рассказывал о вкусах Фрейда в литературе, в Историческом обществе Индианы и Американской психологической ассоциации – о взаимоотношениях между психоанализом и историей, теме, которую я с разных сторон осветил также в Университете Райса в Хьюстоне и на большой публичной лекции в Гронингене в Нидерландах. В 1986 году я продолжил серию этих презентаций на более или менее официальных форумах в Йеле: на собраниях организации Гилель и Ассоциации выпускников, перед выпускниками моего факультета и студентами, изучающими архитектуру, а также прочел полноценную лекцию перед обществом друзей медицинской литературы. В том же году я выступал в Университете штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук, в Университете Огайо в Атенсе, штат Огайо, в Бостонском психоаналитическом обществе, в Калифорнийском университете в Сан-Диего (веселое и трогательное мероприятие в честь выдающейся карьеры Х. Стюарта Хагиса), на ленче в Исторической ассоциации Юга во время форума в Шарлотте, в Северной Каролине, и – особенно приятное и полезное мероприятие – в Колледже Еврейского союза в Цинциннати, где целую неделю читал лекции о Фрейде, безбожном еврее. В 1987 году я выступал в Чикагском институте психоанализа, на семинаре по психоанализу и общественным наукам в Чикагском университете, на чтениях в память Джорджа Розена в Бомонтском клубе на медицинском факультете моего университета и, наконец, перед своими коллегами в Гуманитарном центре Йеля. Как я уже отметил, все эти выступления были чрезвычайно мотивирующими и полезными – по крайней мере, для меня. Я очень многим обязан людям, которые собирались в этих аудиториях, и также чувствую себя в долгу перед многими другими и могу лишь надеяться, что никого не пропустил, выражая здесь свою благодарность.
