мужчину на свидание на субботние танцы, «он прервал ее на полуслове и ушел». Женщины имели привилегию решать, с кем согласятся пойти и насколько популярными будут притворяться. В Мичиганском университете студентки оценивали мужчин по специальной шкале ценности в качестве кандидата для свиданий: «А – отличный, В – нормальный, С – в толпе не заметишь, D – полудурок, Е – привидение».
Однако после Второй мировой войны у них снова сдали нервы. Шестнадцать миллионов молодых солдат были отправлены за границу, четверть миллиона были убиты, сто тысяч женились на англичанках, француженках и других иностранках. Началась паника из-за того, что мужчин уже не хватало, и, что еще хуже, ветераны требовали зрелых, утонченных женщин, каких они встречали в Европе, им не нужны были глупые девчонки. Таким образом, модель свиданий претерпела изменения. Теперь восхищались «охотницами», «угонщицами», «похитительницами мужчин». Поступление в колледж стало способом подцепить мужа, «получить степень миссис», и, если к октябрю женщина не нашла партнера, она считалась неудачницей. Самый распространенный брачный возраст для женщин упал до наиболее низкого уровня за всю историю – девятнадцати лет. Встречаться молодые люди начинали еще в школьном возрасте. В 1959 году 57 процентов американских подростков «имели постоянные отношения». Изначальная цель свиданий – обогащение опыта – была забыта, люди искали надежности, и цена оказалась высока.
«Назад к женственности» – такой совет давали женские журналы в 1950-х годах (и с тех пор возвращались к нему в разные периоды). «Каждый может соответствовать нынешней моде, если у него хватит смелости подогнать себя под эту моду», – заверял своих читательниц журнал Ladies’ Home Journal. В журнале Woman’s Home Companion опубликовали анкету, позволявшую оценить свою женственность. Первый вопрос был: «Пользуетесь ли вы лаком для ногтей?». А второй: «Есть ли у вас карьерные амбиции?». С двенадцати лет девочки носили мягкие бюстгальтеры, чтобы подражать женственным актрисам с огромной грудью. Целью было упростить жизнь, дать возможность каждому полу играть строго определенную роль. В опросе журнала Senior Scholastic подавляющее большинство женщин заявили, что предпочитают мужчин, знающих правила этикета, тех, у кого приятный характер. Будучи женственными и покорными, эти женщины должны были сделать мужчин более мужественными, помогая им «почувствовать себя мужчинами». Это казалось необходимым, когда женщины конкурировали с мужчинами на работе, а старомодный кодекс джентльмена казался способом избежать конкуренции в личной жизни. Разумеется, мужчины, которым нужно было повысить свою мужественность, вскоре оказывались неадекватными, и женщины решили, что выбрали неверный путь.
Таким образом, несмотря на то что женщинам удалось изменить характер ухаживаний, сами ухажеры были по-прежнему неуклюжи и с ними было трудно. Американцы беспокоились по поводу своей сексуальной идентичности задолго до сексуальной революции 1960-х годов. Университет Южной Калифорнии предлагал студентам курсы по «шести основным различиям между мужчинами и женщинами» еще в 1950-х. Женщины, которые сегодня жалуются, что мужчинам не хватает смелости и смекалки, прочитали слишком много исторических книг о доблестных рыцарях в сияющих доспехах и недостаточно – о притворстве и лжи, они забыли, насколько хрупка уверенность в себе. Кроме того, менять людей – все равно что делать ремонт: как только одна комната отделана, остальные на ее фоне кажутся еще уродливее.
Глава 8. Как уважение стало желаннее, чем власть
Мечтать, спать и забывать. Кто из государственных деятелей когда-либо претендовал на звание специалиста в этих видах деятельности? Только мэр Страсбурга Кэтрин Траутманн. Ей нет и сорока, а она избрана главой парламентской столицы Европы. Говорит ли это о том, что музыка политики никогда больше не зазвучит по-старому?
Ее приключение началось с диссертации о сновидениях и забвении с особым упором на гностиков. Это была секта, пик развития которой пришелся примерно на то же время, когда жил Иисус Христос. Ее основной постулат заключался в том, что каждый человек чужой в этом мире, даже Бог чужой, потому что Его творение несовершенно, и Он тоже не чувствует себя здесь комфортно. Однако это была секта оптимистов, убежденных, что спасение обретут все, или, по крайней мере, все те, кто разгадал символизм, которым окутан мир, и открыл для себя ритуалы, необходимые для победы над злом. Христианство соперничало с гностицизмом, а затем заимствовало у него идеи. Позже в числе великих умов, черпавших из него вдохновение, оказались Уильям Блейк, Гёте и Юнг. Кэтрин Траутманн считает, что гностики могли бы многое сказать современным людям, чувствующим себя так же неуютно в этом несправедливом мире. Они были маргиналами, и она тоже маргинал (то есть чувствует, что она не человек системы, утверждающей, что все так, как и должно быть). Гностиков отличала «определенная отстраненность», которую она тоже стремится культивировать. Они пытались заглянуть за пределы видимого, найти скрытый смысл в том, что казалось бессмысленным, провести «экзегезу [11] души». И она тоже говорит, что ее больше всего интересует не очевидное, а то, что забыто. Они считали, что кажущиеся противоположности не обязательно таковы, и пытались преодолеть различия между мужчиной и женщиной. Это интригует Кэтрин: первый ее порыв в политике состоял в том, чтобы изменить отношение людей друг к другу в феминистском ключе.
Однако для достижения своих целей она осознанно сделала другой выбор. Вместо того чтобы вступить в феминистское движение, она присоединилась к социалистам. Чтобы сделать мир лучше, сказала она себе, нужно не стоять на обочине, а двигаться в главном потоке. Она решила стать «маргиналом, интегрированным в общество», меняющим его изнутри. Маргиналом она и остается, но теперь это означает, что она может быть свободной внутри общества, не позволяя маргинальности превратиться в эгоизм или гордыню. И все же маргиналы не забывают о своих мечтах.
В детстве она всегда говорила себе, что не должна забывать того, что узнала. Но в подростковом возрасте она прочитала Фрейда и поняла, что забывание не всегда случайно. Ее заинтриговала иррациональная сторона человеческой натуры. С одной стороны, она была полна решимости стать тем человеком, каким хотела быть, и составила подробный список своих целей. С другой стороны, она не могла убедить себя, что когда-нибудь разгадает таинственные процессы, заставляющие человека действовать так, а не иначе. Ее диссертация о гностиках не объясняет ее нынешнюю политику. Это было упражнение в академических исследованиях, а также попытка найти то, что она искала. Она стала необычным политиком, потому что все еще находится в процессе «распутывания», пытаясь разобраться в себе и других.
Ее избрали мэром в тридцать восемь лет, и дочь заметила ей: «Ты давно хотела стать мэром, но никогда не говорила мне об этом». Она ответила: «Я не знала, что хочу именно этого». А одна из подруг сказала: «Не надо притворяться, что ты стала мэром случайно. Разве ты не видишь, что все время стремилась к этому?» Нет, сказала Кэтрин Траутманн, «я этого не осознавала». Нелегко понять, к чему человек стремится. Она спрашивает себя: какова моя цель теперь, когда я стала мэром? Простого ответа нет.
Ее семья приходит на ум сразу же, еще до того, как она успевает сформулировать какой-то громкий политический принцип. Одна из первых целей в ее жизни – успешное партнерство с мужем. Политики обычно не начинают разговор с рассказов о своей личной жизни, хотя это единственное, что интересно и им, и всем их избирателям, за исключением тех, кто предпочитает одиночество. Когда она вышла замуж (в девятнадцать лет), она заключила с мужем соглашение, что они никогда не будут ограничивать свободу друг друга. По ее словам, она «любит политику». Это страсть, такая же, как к мужчине. «Обе мои дочери очень позитивно это восприняли, потому что я говорю им, что политика очень важна для меня». Это означает, что она видит их меньше, чем ей хотелось бы. «Я не суперженщина». Муж, родители и друзья окружают детей любовью и заботой. Это происходит не само по себе. Она знает, как трудно работающей матери найти
