— за одного!“. К тому же, находясь „в стаде“, в толпе, намного легче решиться на сомнительные авантюры. Подросткам также интересно наличие иерархии в сообществе, некой социальной лестницы, что позволяет расти в глазах членов группы и приобретать соответствующий статус с различными „ништяками“» (психолог Марина Зыкова) [435].
— «Никаких правил тут нет, но иногда происходит так. К ребенку, если он достиг возраста пятого-шестого класса, подходят. Обычно их двое, они старше. Заводят разговор. Ребенок может быть один или в компании друзей-сверстников. С детьми говорят на блатном арго — пробивают, понимающий ты или не понимающий. Но ты ж не маменькин сынок. Начинают приветливо, „за жизнь“, как со взрослыми, и в то же время напористо, и сразу вдруг окажешься в смешном положении, если не понимаешь. Это — АУЕ» (журналист «Новой газеты» Алексей Тарасов) [436].
В описании Я. В. Лантратовой система АУЕ организована централизованно, из тюрьмы, причем отказы от участия в деятельности «движения АУЕ» сопровождаются жесткими наказаниями: «В тюрьме сидит человек, у него есть смотрящие на воле, они связываются с детьми в социальных учреждениях, устанавливают свои порядки. И подростков заставляют сдавать на общак для зоны, а если ребенок не может сдать деньги или украсть и совершить преступление, он переходит в разряд опущенных, у него отдельная парта, отдельная посуда, над ним можно издеваться и его можно насиловать…» [437] Этой информации следуют разнообразные «моральные предприниматели»; в одном из научных изданий трое авторов, не приводя каких-либо доказательств, пишут, что «движение АУЕ» целенаправленно насаждается воровским сообществом, которое пользуется для этого ситуацией деидеологизации и социальной дезориентации в обществе: «Есть основания полагать, что возникновение объединения „АУЕ“ является одним из воплощений криминального проектирования, осуществляемого преступным сообществом „воров в законе“. (…) Думается, они обратили внимание на социально запущенную категорию несовершеннолетних, оказавшихся — волею долгих шоковых реформ — без позитивной идеологии, но с ясным лозунгом „make money“ — лишенными будущего. (…) Вместо высоких идеалов они получают из рук воров тюремную баланду с суррогатами социальной солидарности в виде сбора средств „в общак“ и общественной востребованности в форме включения в сообщество со строгими санкциями для ослушников» [438].
Наибольшую обеспокоенность у «моральных предпринимателей» вызывают случаи, когда «народные дьяволы» вторгаются в среду, которая изначально максимально далека от тюремно-уголовной жизни. Еще раз вспомним, что в главе V на основе анализа поисковых запросов была выявлена следующая закономерность: когда сообщения об АУЕ касались только региона, находящегося за Байкалом, они мало кого интересовали, поисковых запросов по теме было совсем немного. Ситуация изменилась, когда новостная повестка переместилась сначала на Урал, потом в Санкт-Петербург. Если раньше криминальные события происходили в далекой Восточной Сибири, то сейчас, оказалось, они совершаются совсем рядом. Более того, опасные события могут происходить не с кем-то отдаленным, а непосредственно с нами, с нашими детьми, соседями, знакомыми. Большинство населения России живет в европейской части, и поэтому перенесение опасностей из Сибири на запад страны — это перенесение ее ближе к непосредственным потребителям информации, в их города, дворы, парки, в школы, где учатся их дети.
Важен не только территориальный, но и социальный аспект. Опасность переносится в социальную среду, близкую потребителям информации. Раньше «движение АУЕ» воспринималось как реалия депрессивных поселков Забайкалья и Бурятии. Считалось, что в него втянута молодежь, не имеющая ни достаточных возможностей для позитивного развития, ни жизненных перспектив, ни образования, ни стремления его получить, обладающая низким интеллектуальным уровнем и узким жизненным кругозором. Социальная среда «ауешников» воспринималась как тесно связанная с тюремной культурой — криминализированные подростки жили неподалеку от мест заключения, плотно общались с бывшими сидельцами (знакомыми, соседями, друзьями, родственниками), были склонны к алкоголизму. Иными словами, мир АУЕ был для большинства потребителей информации бесконечно далек в социальном отношении и казался уделом неблагополучной социальной среды, существующей где-то очень далеко. В связи с этим информация о том, что АУЕ уже здесь, рядом, вызвала особую тревогу. Согласно новым сообщениям СМИ, «ауешники» — это не только находящиеся где-то бесконечно далеко уголовники, но и местная молодежь, которая живет по соседству, модно одевается, слушает популярную музыку, посещает городские массовые мероприятия (праздник красок Холи — Екатеринбург), прогуливается по паркам в центре культурной столицы. «Новые» «ауешники» — это городская молодежь, имеющая все возможности для социального роста и культурного развития, но выбирающая именно тюремно-уголовные ценности.
Озабоченность преодолением физических пространств и территориальных границ прослеживается, например, в высказывании челябинского публициста Александра Петракова: «АУЕ создан, финансируется и управляется „взрослыми дядями“ из зон и тюрем. Совсем недавно считалось, что АУЕ существует где-то очень далеко на задворках и в глубине России — в тех регионах, где наиболее высока концентрация тюрем и колоний. Но все чаще и все наглее АУЕ появляется в „благополучных“ миллионниках, в том числе в Питере и в Москве. Все чаще туда вовлекаются не только дети из неблагополучных семей и районов, но и „ботаники“ и „мажоры“, которым это „интересно“, которым внушили, что быть маленьким блатным, с малолетства жить, игнорируя закон и правила общества, — это круто, классно, кайфово. И за это, опять же, ничего не будет» [439]. Далее в публикации идет высказывание другого эксперта, подтверждающее, что да, опасность проникновения преступности в среду благополучной молодежи актуальна, поскольку «в „элитных“ школах вообще выше вероятность вспышек криминального поведения».
Афористично паническое определение угрозы выражено в названии статьи «Комсомольской правды» от 15 сентября 2017 года: «Цель АУЕ: уголовники хотят, чтобы мы жили по их законам» [440]. То есть в короткой словесной формуле заявляется, что «движение АУЕ» — целенаправленно созданная организация, имеющая задачу изменить уклад жизни законопослушных граждан, заставить их подчиняться правилам поведения уголовного мира, разрушить границу между миром тюрьмы и обычной жизнью, сделать их неразличимыми. Примеры заголовков, отражающих ту же идею: «АУЕ: как Россию превращают в зону» [441], «„Уркаганы“ взяли школы под контроль» [442].
В научной литературе описаны моральные паники, связанные не только с молодежью и подростками, но и с детьми. С одной стороны, в большинстве случаев дети выступают как жертвы преступных действий; упоминание детей как жертв значительно повышает внимание общества и «моральных предпринимателей» к тревожным новостям [443]. С другой стороны, дети и подростки и сами становятся «народными дьяволами», несущими насилие и нарушение морального порядка [444].
Рассуждая о целенаправленной деятельности криминала по вербовке детей, стоит напомнить о высказываниях экспертов, приведенных в параграфе VI.5.
