их сын, который теперь говорит, что он не француз, а камерунец.
Моник не хотела быть просто женой, а во французских провинциях этого было трудно избежать, если вы вышли замуж за представителя одной из состоятельных провинциальных семей, где женщина могла быть интеллектуалкой, но тем не менее вся ее жизнь должна была вращаться вокруг мужа. Свекровь, несмотря на все свое красноречие, не умела даже выписать чек. В маленьком городе, где все зажиточные семьи находились под зорким надзором друг друга, где люди не уставали подсчитывать, кто кому равен, новая жена со стороны вызывала те же чувства, что и молодая бабочка, которую заманили в гости, чтобы проткнуть булавкой и выставить напоказ для восхищения соседей. Моник пыталась отвлечься в Париже, домой она всегда возвращалась в слезах. Обязанности, возложенные на жену важного адвоката, не привлекали ее, она предпочитала общество художников-маргиналов. Она отказывалась развлекать коллег мужа и сопровождать его на традиционные приемы. «Я предоставила ему возможность самому управлять своей жизнью». Работа была ее «тайным садом», гарантирующим ей независимость от него. Он принял это.
Воспитание двоих сыновей было для нее проблемой. Муж мог позаботиться о себе сам. «Я всегда хотела спасти детей, поставив их выше нашей жизни как пары». Он выполнял свою часть работы по дому, готовил для детей и оставался дома, когда она работала допоздна. «Наши жизни не пересекались». Можно было нанять помощницу по дому. Но теперь она чувствует себя виноватой или, точнее, смущается, задаваясь вопросом, не пренебрегала ли она своими детьми. У всех ее подруг одна и та же проблема, и это основная тема их разговоров: когда дети были маленькими, они делали то, что им говорят, теперь, когда они становятся самостоятельными, они вызывают у родителей тревогу. «Подростки от нас отворачиваются». После собственных дерзких бунтов они обнаруживают, что ушли немногим дальше своих матерей, которые пожертвовали собой ради детей.
Моник сожалеет, что старший сын, который сейчас учится в университете, для нее чужой; в каждом разговоре с ним присутствует напряжение. Согласно опросам, каждый пятый французский подросток жалуется, что не может обсудить свои проблемы с родителями. «Он не говорит мне, о чем думает, я бы предпочла ссориться с ним, чем молчать». Он отказывается есть в одно время с остальными членами семьи, относится к дому как к гостинице, встает в полдень, возвращается обедать в четыре часа дня, никогда не говорит, куда уходит. Однажды мальчик съехал, но вернулся, потому что в его квартире не было ванны: создается впечатление, что он живет дома только для того, чтобы пользоваться удобствами. Они никогда не знают, где он, точно так же, как в детстве он, должно быть, не знал, где его мать.
Почему мать не может смириться с самостоятельностью сына, ведь она всегда так дорожила своей? «Потому что у него нет мотивации. Если бы у него было какое-то увлечение, мы бы это одобрили». Но это не так. Она признаёт, что у него во многом схожие с ней взгляды. Он говорит, что хочет посвятить свою жизнь помощи бедным, жить в самой бедной стране мира, Буркина-Фасо, и обеспечивать ее населению еду, образование, медицину. У богатых стран слишком много проблем, нет надежды на их решение; поэтому лучше посвятить себя гуманитарной миссии.
– Поскольку мои родители не посвятили себя мне, я посвящу себя другим.
– Значит, твои ссоры с родителями – это твоя месть?
– Да. Когда у меня появятся дети, они будут для меня на первом месте.
Возможно, пренебрежение по отношению к нему принесло свою пользу: оно сделало его человеком, который думает о других.
– Если бы твои родители воспитывали тебя должным образом, ты стал бы эгоистом?
– Да.
У него нет амбиций в общепринятом понимании, говорит он. Он не переживает из-за плохих оценок. Дело не в том, что родители его не понимают, а в том, что они не могут принять его таким, какой он есть, им не нравится думать о нем как о неудачнике, о его сознательном решении не быть таким же отличником, как они. По его словам, напряжение дома очень высокое.
Вопрос в том, принесло ли решение Моник ограничить семейную жизнь ради себя самой плоды, которые оправдали бы такой шаг. Скорее всего, она не могла поступить иначе. Ею многие восхищаются как образцом того, чего может достичь современная женщина-профессионал, и она, безусловно, своим примером ободряет многих. Ее сын тоже впечатляет, и она ошибается, полагая, что навредила ему. Но она не считает, что нашла идеальный путь к полноценной жизни для женщины.
Несмотря на свою высокую квалификацию, даже в якобы современной рекламной фирме ей пришлось начинать с должности ассистента и строить карьеру в «женской профессии». На первый взгляд, этой карьере позавидовало бы большинство женщин: помощь в качестве специалиста по связям с общественностью в открытии телеканала, организация кино- и музыкальных фестивалей, управление оркестром под руководством харизматичного дирижера. Сколько замечательных артистов она повстречала за двадцать лет, разговаривала с ними ночи напролет, возвращалась к себе в кабинет под утро, путешествовала и приглашала исполнителей со всего мира, собирала средства у благотворителей и властей, – это воодушевляющая, увлекательная, изнурительная работа, требующая бесконечного такта.
Однако теперь, когда ей чуть за сорок, она начинает задавать себе вопросы. Должна ли она так до конца жизни и быть вторым номером? Дело не в том, что она хочет власти или большего признания; мужчины, с которыми она работает, гораздо больше нуждаются в постоянной поддержке, чем она, это их основная слабость. Комплименты, которые она получает, вызывают у нее подозрения; она предпочитает делать их сама, очаровывать людей, наблюдать, как работает этот процесс очарования, – и это не просто сексуальная игра. У политиков не очаруешь – не проживешь, точно так и ее дирижер очаровывает свой оркестр. Женщины, по ее мнению, могут обладать огромной властью, даже не выходя из тени. Но мужчина никогда не удовлетворится тем, что его в чем-то ограничивают, в отличие от нее. Она считает, что в силу робости не желает занимать высшие должности. Публичные выступления по-прежнему пугают Моник. Ее беспокойная жизнь, несмотря на все радости, которые она приносит, многого ее лишает, не оставляя времени на чтение, неторопливые путешествия и прежде всего на собственное творчество. Всю свою жизнь она помогала артистам творить; не пора ли самой что-то создать, тем более что она чувствует, как эта работа отнимает у нее силы. Ведь годы проходят. Она чувствует себя более зрелой, выносливой, стабильной. Реализовала ли она все свои таланты? Впервые придя на телевидение, она надеялась, что станет кинорежиссером, и теперь ей нравится снимать документальные фильмы, делать что-то новое, бесконечно искать новые формы. «Мне нужно время на себя». Но оркестр постоянно готовит новые программы, дает в школах, на фабриках, в тюрьмах концерты, сопровождаемые чудесными, эмоциональными беседами. И Моник чувствует: то, что она делает, оправданно; «это может изменить мир».
Почему молодой человек, посвятивший свою жизнь служению бедным, вызывает сожаление как у своих родителей, так и у себя самого? Две исторические личности, упомянутые в предыдущей главе, которые выбрали жизнь в бедности, сегодня были бы отправлены к терапевту как проблемные дети. Святой Франциск Ассизский, по всеобщему признанию, один из самых замечательных людей на свете, разочаровал своего богатого отца. Сначала он подростком возглавил шайку испорченных, ведущих беспорядочную жизнь юношей, а затем раздал свои богатства бедным, встав на сторону «слабых духом», «называя животных братьями [и убирая] с дороги червячков, чтобы их не раздавили». Хотя ему всегда было некомфортно в жестоком мире, он оставался обаятельным и живым человеком, и все же его отец предпочел бы, чтобы он стал таким же хитрым торговцем тканями, как он сам. Жена Альберта Швейцера вспоминала его мать как «очень жесткую, очень суровую» женщину. По словам самого Швейцера, мама часто плакала из-за того, что сын сильно отставал в школе: «Я никогда по-настоящему не знал безусловных радостей детства… Я ни в коем случае не был веселым ребенком», –
