Книга является завершением публикации эпистолярного наследия Марины Цветаевой (1892–1941). (См: Цветаева М. Письма. 1905–1923; 1924–1927; 1928–1932; 1933–1936. М.: Эллис Лак, 2012, 2013, 2015, 2016). В настоящее издание включены письма 1937–1941 гг. о последних годах пребывания Цветаевой во Франции и трагической судьбе ее семьи после возвращения на родину. Письма к знакомым и друзьям, советским литературным функционерам, руководителям страны, к дочери, арестованной и приговоренной к отбыванию срока в лагере, прощальное письмо к сыну все это показывает трагизм душевного состояния М.И. Цветаевой в последний период ее жизни, рассказывают о событиях, приведших к гибели поэта.
Значительная часть писем публикуется впервые по данным из архива М.И. Цветаевой, частных коллекций и других источников. Многие письма сверены и исправлены по автографам.
Письма расположены в хронологическом порядке.
Пятитомное издание «Марина Цветаева. Письма. 1905–1941» (М.: Эллис Лак. 2012–2016) представляет собой новый этап исследования жизни и творчества крупнейшего русского поэта Марины Ивановны Цветаевой. В книги включены новые архивные разыскания, обнаруженные в российских и зарубежных книгохранилищах, частных коллекциях, в фондах, ранее не оказавшихся в поле зрения специалистов. В то же время настоящее издание подытоживает все, что наработано в области эпистолярного наследства поэта после открытия в 2000 г. архива М.И. Цветаевой (РГАЛИ), многочисленных публикаций писем поэта в книжных и периодических изданиях. В настоящих томах письма М.И. Цветаевой, практически охватывающие весь период ее жизни и творчества, представлены (по состоянию на сегодняшний день) в максимально возможном объеме. Впервые письма расположены в хронологическом порядке, что позволяет наиболее полно воссоздать биографию поэта, проследить этапы жизненного и творческого пути Цветаевой, развития ее личности, а также раскрыть творческие связи ее взаимоотношений с современниками (большинство ее адресатов — поэты, писатели, издатели, критики). Все письма печатаются по оригиналам или копиям с оригиналов, а при их недоступности — по первым полным публикациям. Все письма снабжены развернутым комментарием. Указаны источники первых публикаций писем. Пятитомник имеет большой справочный аппарат. Составитель и автор комментариев Лев Абрамович Мнухин — историк литературы, исследователь творчества М.И. Цветаевой, автор многочисленных публикаций (свыше 180) о ее творчестве и о творчестве поэтов Серебряного века, а также об истории Русской эмиграции, первый лауреат премии имени Марины Цветаевой, лауреат премии Правительства Российской Федерации в области литературы, премии имени Д. С. Лихачева за вклад в русскую культуру, премии La Renaissance française и др.
class="v">Горы — турам поприще!
Черные леса,
Долы в воды смотрятся,
Горы — в небеса.
Край всего свободнее
И щедрей всего.
Эти горы — родина
Сына моего.
Долы — ланям пастбище:
Не смутить зверья —
Хаты крышей за́стятся,
А в лесу ружья́
Сколько бы ни пройдено
Верст — ни одного.
Эти долы — родина
Сына моего.
Там растила сына я,
И текли — вода?
Дни? или гусиные
Белые стада?
…Празднует смородина
Лета рождество…
Эти хаты — родина
Сына моего.
Было то рождение
В мир — рожденьем в рай.
Бог, создав Богемию
Молвил: — «Славный край!
Все дары природные —
Все — до одного!
Пощедрее родины
Сына Моего!»
Чешское подземие:
Брак ручьев и руд!
Бог, создав Богемию
Молвил: — «Добрый труд!»
Всё было — безродного
Лишь — ни одного
Не́ было — на родине
Сына моего.
Про́кляты — кто за́няли
Тот смиренный рай,
С зайцами и с ланями,
С перьями фазаньими…
Тре́кляты — кто про́дали,
— Ввек не прощены! —
Вековую родину
Всех, — кто без страны!
Край мой, край мой, проданный,
Весь, живьем, с зверьем,
С чудо-огородами,
С горными породами,
С целыми народами,
В поле, без жилья,
Стонущими:
— Родина!
Родина моя!
Чехия! Богемия!
Не лежи как пласт!
Бог давал обеими —
И опять подаст.
В клятве — руку подняли
Все твои сыны —
Умереть за родину
Всех — кто без страны!
17-го ноября 1938 г.
3.
Есть на карте — место.
Взглянешь — кровь в лицо!
Бьется в му́ке крестной
Каждое сельцо.
Поделил — секирой
Пограничный шест.
Есть на теле мира
Язва: всё проест!
От крыльца — до статных
Гор — до орльих гнезд —
В тысячи квадратных
Невозвратных вёрст
Язва. Лег на отдых —
Чех: живым зарыт.
Есть в груди народов
Язва: наш убит!
Только край тот на́зван
Чешский — дождь из глаз!
Жир, аферу празднуй!
Славно удалась.
Жир, Иуду чествуй!
Мы ж, в ком сердце — есть:
Есть на карте — место
Пусто: наша честь.
Париж, 22 ноября 1938 г.
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 167–175; СС-6. С. 467–471. Печ. по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 301–312.
32, B<oulevar>d Pasteur
Hôtel Innova, ch<ambre> 36, Paris 15-me
26-го ноября 1938 г.
Дорогая Ариадна,
Так — не надо [369] и так — всё равно не удастся: это не Ваше (не наше) назначение в жизни. Посмотрите на свое лицо — и прочтите. Мы с вами обречены на мужество. Вертитесь как хотите, что́-то в Вас не захочет: захочет — по-сво́ему. Когда мне говорят о моем «великом мужестве» — отрешенности — бесстрашии — я внутренне — а иногда и внешне — смеюсь: ведь я на всё это — обречена: хочу — не хочу, и лучше — хотеть: согласиться. Quält Dich in tiefster Brust — Das harte Wort — Du musst — So macht Dich eins nur still — Das stolze Wort: ich will {168} (Детство — Freiburg im Beisgau {169} [370] — мною выбранный Spruch {170}). Это и есть «воля к самому себе», вернее — вся пресловутая «воля к самому себе» есть только согласие на самого себя: которого ты не выбирал — и может быть и не выбрал бы. Я всю жизнь завидовала: когда-то — простым «jeunes filles» — с женихами, слезами, придаными и т. д., потом — простым jeunes femmes {171} — с простыми романами или даже без всяких — я всю жизнь завидовала — всем кто не я, сейчас (смешно, но это та́к) — особенно Эльвире Попеско [371] (моей любимой актрисе — из всех: не стыжусь сказать, что бегаю за ней по всем кинематографам — окраин и не окраин) и — мы с ней одного возраста — сравните, пожалуйста: что́ — общего? Ничего, кроме моей зависти — и понимания. Больше скажу — в любви — чего я над собой не делала — чтобы меня любили — как любу́ю — то есть: бессмысленно и безумно — и — было ли хоть раз?? Нет. Ни часу. J’avais beau oublier qui j’étais (ce que j’étais!) l’autre ne l’oubliait-jamais {172}.
Другой пример: я год не писала стихов: ни строки: совершенно спокойно, то есть: строки приходили — и уходили: находили — и уходили: я не записывала и стихов не было. (Вы же пишете и знаете, что незаписанных стихов — нет, не только не записанных, но не написанных: что это — работа, да еще — какая!) И вот — чешские события, и я месяц и даже полтора — уклоняюсь: затыкаю те уши, не хочу: опять писать и мучиться (ибо это — мучение!) хочу с утра стирать и штопать: не быть! как не была — весь год — и —
так как никто их не написал и не напишет — пришлось писать — мне. Чехия этого захотела, а не я: она меня выбрала: не я — ее. И написав почувствовала, что гора — с плеч, все ее отнятые горы — с моих плеч! — Не все: остается еще гора с первым в мире радием [372] — но у меня нет учебника, и никто не знает, как эту мою гору — зовут: одни говорят «Monts Métalliques» (Железные?), другие — отроги Riesengebirge (Крканош), для
