Марина Цветаева. Письма 1937-1941 - Марина Ивановна Цветаева

за отношение? «Фольклор». Я — бьюсь, ищу, выбираю и совершенно одна, а нужно — не одной мне? Как так работать — вслепую, не зная ни сколько строк, ни подойдет ли то, что я выбрала, без всякого сочувствия — как собака?

Не нравится [770].

_____

<Зачеркнуто: А может быть — не судьба (последним рильковским стихам — остаться?>

Печ. впервые по черновому автографу (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 33, л. 26–26 об.). Публ., подгот. текста и коммент. Е.И. Лубянниковой.

5-го февраля 1941 г.

               Дорогая Аля!

У нас есть для тебя черное зимнее пальто на двойной шерстяной вате, серые валенки с калошами, моржовые полуботинки — непромокаемые, всё это — совершенно новое, пиши скорей, что́ еще нужно — срочно. О твоем отъезде [771] я узнала 27-го января, и все́ эти дни выясняла твой точный адрес, надеюсь, что этот — достаточно точный. — 1-го Муру исполнилось 16 лет. Весь прошлый год он болел (воспаление легких, бесчисленные гриппы), и уже с прошлой весны стал худым как стебель. Он очень слаб, от всего устает.

В начале прошлой зимы мы переехали в другой за́-город [772], снимали комнату, а кормились в Писат<ельском> доме отдыха. Мур ходил в местную школу. Летом жили в Москве [773], осенью с помощью Литфонда нашли комнату на 2 года [774]. Наш адр<ес>: Покровский бульв<ар>, д<ом> 14/5, кв<артира> 62. Я непрерывно переводила и перевожу — всех: грузин, немцев, поля́ков (Мицкевича), сейчас — белорусских евреев [775]. На жизнь — нарабатываю. Моя книга стихов включена в план Гослитиздата на 1941 г. [776] Мур учится в 8-ом кл<ассе>, очень старателен, но точные науки даются с трудом, и он почти не гуляет. В школе его (тьфу, тьфу!) любят — все́, во всех школах, п<отому> ч<то> эта — уже четвертая [777]. Всё книги, рукописи и вещи получила [778], комната очень заставлена. Теперь жду вести от тебя, я, когда носила деньги, всегда писала адр<ес> и телеф<он>, надеясь на свидание. Надеюсь, что серый воротник греет, узнала ли синюю юбку? А красная фуфайка — п<отому> ч<то> оказалась теплее всех [779]. Муля [780] нам неизменно-предан и во всем помогает, это золотое сердце. Собирается к тебе, сам все привезет. Пиши насчет летнего. Вообще, ты́ пиши — о себе, а мы будем писать — о себе. Вопросов, экономя место, не ставлю, но ответов жду: климат, условия, здоровье. Будь здорова, целую тебя, если бы не Мур (хворый) я бы сейчас собралась, но твердо надеюсь, что как-н<и>б<удь> осуществлю это позже. Обнимаю тебя.

                                             Мама.

Впервые — Письма к дочери. С. 26–27; СС-7. С. 740–741. Печ. по НИСП. С. 404–405.

Письма Цветаевой к дочери весны 1941 г., полученные Ариадной в первом лагере, перед отправкой в лагерь особого режима, куда ее перевели в начале войны, были переданы спутнице по первому этапу Тамаре Владимировне Сланской (1906–1994). Последняя пронесла эту пачку листочков через собственные испытания и вынужденные перемещения и после освобождения вернула их А.С. Эфрон (Письма к дочери. С. 66). Все письма отправлены в Коми АССР (Княж-Погост, Севжелдорлаг).

<6 марта 1941 г.>

Мой родной<> Вам снится сон, еще раз снится — сон. Не пытайтесь — понять. Знайте: вся свобода и вся неволя — сна. (Не видеть его — Вы не вольны, уже не вольны). Пускаясь в это страшное море… Вы не могли не встретить в нем — меня.

Вы вечером легли в постель и — помимо Вас — случилось. Вы — плывете. Не бойтесь — море. «Смиренный парус рыбарей…» [781] Море бережет <сверху: сбережет — по хрусталику <нрзб.> Быть — главное: по взлобью<>

…Моя лань («пугаюсь») не бойтесь добрых и сильных рук. (Зачем лани — руки! Это просто — Ваши страхи. Посреди Реки <сверху: Кругоземельного> Океана [782] — есть место, оно — точка, где всё — стихает, самое сохранное место на всей планете… — Я. — У Вас была мать — я ею буду. (Моложе, нежнее). Я Вам буду всем, что Вам — нужно. Ибо (4 часа утра) мне нужна от Вас только моя нужность — Вам (моя возможность — любить Вас <в> мою меру) [783].

Дитя! Уже любимое — до боли любимое<> (По боли мы узнаем, что дитя — наше)

Вам нужно <зачеркнуто: тоже> «<нрзб.>» — он будет (не я им буду, потому что меня — не <нрзб.>, он — будет) и Вам нужно море — для всех Ваших <сверху: горных> рек — (ибо первая и последняя страсть всех рек — течь: Кругоземельный Океан) — он будет, он — есть.

— «<нрзб.>? в доме?» Всё уже — есть. Включая и берег.

Не бойтесь: семейные осложнения, телефонные звонки. Захват. Всё будет — и было.

У меня — сын. У Вас… — может быть тоже сын? [784] (Мужчины — и не знали <сверху: знают>, женщины только это и знают) У Вас Ваша жизнь, которую я чту. Ничто не вернется. Будет —

Будет — пожар.

Молчите. Глоток — раскаленного угля — тайны. <Зачеркнуто: Раз та́к — ты — во мне и я в тебе.> Глоток — меня в себе.

_____

Я никогда Вас не окликну. Всё — в Ваших руках.

_____

Иногда я баюкала своих сыновей — в своем собственном лоне. Чтобы лучше — спали. Ибо все, что я хотела для другого и от другого — сон.

_____

Я может быть потому никогда не любила моря — даже Океана! даже — Тихого! — потому что отродясь знала (потом — узнала): — Кругоземельный Океан — Океа́н река — древних, обнимающий земли, <зачеркнуто: совмещающий> а не — болтающийся между: Феодосией и Константинополем<>

Печ. впервые по черновому автографу (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 33, л. 39 об. — 40). Условно расшифрованные слова и буквы отражены полужирным шрифтом (публ. и коммент. Е.И. Лубянниковой).

За этим текстом в тетради следует запись от 2 апреля 1941 г.: «(Всё уже давно кончено). // Этого письма он не получил — п<отому> ч<то> я его не написала» (Там же. Л. 40).

Москва, Покровский бульв<ар>, д<ом> 14/5, кв<артира> 62

10-го марта 1941 г., понед<ельник>

               Дорогая Аля!

Наконец-то письмо от тебя (Муле), с точным адр<есом>. Из двух твоих