Марина Цветаева. Письма 1937-1941 - Марина Ивановна Цветаева

class="p1">«Неистовая» реакция Цветаевой на книгу Карла Зибера не должна, как уже отмечалось, вызывать удивление. Описывая детство и отрочество Рильке, Карл Зибер опирался прежде всего на архивные документы. Сделанное им в начале книги заявление о том, что он пытается опровергнуть «легенды» и «распространенные суждения» («die geltenden Anschauungen»), согласно которым творчество Рильке вырастает якобы из страхов и мучительных переживаний ранней поры, Зибер подкрепляет эпизодами и примерами, свидетельствующими, по его мнению, о «заурядности» Рене Рильке.

Выявив «крестьянские корни» поэта, описав его родителей и родственников, Карл Зибер посвятил одну из глав своей книги пребыванию мальчика Рене в военном училище (1886–1891). Этот период жизни Рильке, о котором он сам вспоминал впоследствии с ужасом и содроганием, до сих пор привлекает к себе внимание биографов. Как соединить великого поэта, обладавшего неограниченной внутренней свободой, с казарменной муштрой, которой он подвергался в училище? В какой степени испытания той поры могли повлиять на его духовное формирование?

Ответы на эти непростые вопросы могут быть разными. По мнению Карла Зибера, Рильке был обыкновенным ребенком, «как все», и ничто в ранней юности не предвещало в нем будущего поэта. Рене не был «вундеркиндом», подчеркивал автор, а те произведения, которые он писал уже в отрочестве, наивны и беспомощны. Не отрицая того, что пять лет, проведенных в военном училище, были для Рене «мученичеством», Карл Зибер пишет о «нежной душе» подростка, которая «закалилась» в те годы; при этом особая роль в духовном становлении поэта отводится его «религиозности» — якобы присущей ему с детства вере в себя и свое призвание, которая помогла ему «выстоять» и превратиться из «обычного» в «особенного», проделав трудный духовный путь от ученика военного училища в Санкт-Пёльтене и Торговой академии в Линце до одинокого отшельника в швейцарском замке Мюзот ^{280}.

Рассуждения Зибера отнюдь не беспочвенны, они основываются на конкретных материалах, и многие биографы Рильке — вплоть до настоящего времени — уважительно ссылаются на его книгу. Однако для Цветаевой, творившей своего Рильке, любая «конкретика» была чужда и вызывала в ней скорее неприятие. Можно даже предположить (это отметила и Йозефа Байер), что Цветаева не слишком внимательно ознакомилась с книгой и не пожелала в нее вдуматься. Зибер стремился изобразить Рильке исходя из фактов — взаимоотношений с родителями, соучениками по училищу, его ранних записей и стихов… Он обстоятелен, объективен и достаточно точен. Сказывается подход юриста и архивиста, привыкшего иметь дело с документами и «свидетельствами», — анализировать, сопоставлять, доказывать… Автор не облагораживает своего героя и не воспаряет в заоблачные выси: юность и отрочество Рильке рассматриваются им преимущественно в житейском и бытовом аспектах. Именно это и задевало Цветаеву, всегда склонную идеализировать того, кто был ей внутренне близок, тем более Поэта (тем более такого, как Рильке!), и воспринимать его не столько в бытовом, сколько в бытийном измерении. Прозаическое и, казалось Цветаевой, «мещанское» восприятие Рильке ее возмущало и отталкивало. Она творила «легенду, которая не лжет» (см. строки Э. Ростана в публикуемом письме), а любой документ и любая реальность были ей в значительной степени безразличны. Равнодушная к частному и обыденному, Цветаева признавала в Рильке лишь возвышенное и вечное, индивидуальное и уникальное, свободное и бунтарское, неповторимый «строй души» ^{281} — все это, конечно, начисто отсутствовало у Зибера. Его добросовестная и, безусловно, полезная книга была полной противоположностью цветаевскому мировидению.

«Поэтов путь: жжя, а не согревая. / Рвя, а не взращивая — взрыв и взлом» ^{282}. Воспринимавшая Рильке как «небожителя» (мага, пророка, ангела), Цветаева не могла смириться с тем житейски прозаическим и «приземленным» образом, какой сложился под пером Карла Зибера, и потому ответила на его книгу негодующе и «неистово».

* * *

Текст письма Цветаевой к Н. Вундерли-Фолькарт от 22 ноября 1932 г., впервые публикуемый полностью, был получен нами, в составе других цветаевских писем, от Иоахима В. Шторка (1922–2011), выдающегося знатока биографии и творчества Рильке, автора многочисленных статей и публикаций о поэте. Однако на мой вопрос, известно ли ему что-нибудь о судьбе оригиналов, Шторк осенью 1988 г. ответил отрицательно. Копиями этих же писем располагал, по-видимому, и другой крупнейший исследователь Рильке, издавший в 1955–1966 гг. Полное собрание его сочинений в шести томах, тюбингенский профессор Эрнст Цинн (1910–1990) ^{283}.

Как распорядилась Н. Вундерли-Фолькарт оригиналами писем, полученных от Цветаевой, остается невыясненным. Почему не передала их — вместе со всем рукописным наследием Рильке, оказавшимся в ее распоряжении, — в Швейцарскую национальную библиотеку? Или в веймарский Архив Рильке? Готовя к публикации немецкие письма Цветаевой, я «на всякий случай» запросил (через издательство «Insel») наследников Вундерли-Фолькарт. Ответ был предсказуем: цветаевские письма не сохранились, их судьба не известна.

Возможно, со временем найдется ключ и к этой загадке.

Таким образом, данное письмо Цветаевой (как и все прочие ее письма к Н. Вундерли-Фолькарт) печатается по ксерокопии. Желая наглядно продемонстрировать своеобразие и особенности немецкого стиля Цветаевой, мы сочли желательным, как и в наших предыдущих публикациях, отметить и указать (подстрочно) наиболее характерные образцы ее словесной игры.

Clamart (Seine) 10, Rue Lazare Carnot

21-го августа 1933 г.

                         Многоуважаемый Г<оспод>ин Редактор [960],

Мне бы хотелось сотрудничать в литературном отделе «Сегодня» (стихи и проза). Посылаю Вам свою рукопись «Дедушка Иловайский» и очень благодарна была бы за скорый ответ [961].

Меня «Сегодня» когда-то приглашало, но тогда я прозы не писала, а стихи разошлись по сборникам [962].

Если вещь подойдет, очень просила бы Вас о тщательной корректуре, ибо опечатки — больное место всех писателей.

«Конец историка Иловайского» (арест девяностотрехлетнего, сидение в Московской Чеке, освобождение и кончина в 1919 г<оду>, а так же и допрос (все в лицах и диалогах) могла бы выслать через две недели.

Уважающая Вас

                                            Марина Цветаева

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

(France) [963]

Впервые — Равдин Б., Флейшман Л., Абызов Ю. Русская печать в Риге: Из истории газеты «Сегодня» 1930-х годов. Кн. III. Конец демократии. Stanford, 1997. С. 218. Печ. по тексту первой публикации.

В настоящем издании, являющемся продолжением публикации эпистолярного наследия М.И. Цветаевой, сохранены, в основном, принципы подготовки текста, принятые в предыдущих томах (Цветаева М. Письма 1905-1923, Письма 1924–1927, Письма 1928–1932 и Письма 1933–1936).

Как и в предыдущих изданиях, в настоящем томе письма расположены в хронологической последовательности. Письма печатаются по оригиналам