лет. И прожить бы их хотелось в более комфортных условиях. – пытаясь ладонями отстранить не уважавших его личное пространство мужчин, что у него не получалось, погрузился в объяснение Иванчук.
– Твоя козья морда выбешивает меня!
– Иванчук, мы уже поняли, что это… для тебя важно. – осторожно посмотрев на проступившую на лбу Сидорова пульсирующую венку, объяснял Амбаров. – Что ты от нас то хочешь?
– Охраны, – нерешительно промямлил окружённый, – покровительства. А я шестёркой буду.
Сидоров захрипел прерывистым, громовым смехом.
– Ты кем раньше то был, Иванчук?
– П-программистом.
– А сел с чем?
– Сотрясение.
– Да как же ты с такой маленькой, сотрясённой головушкой додумался до таких предложений? Вот, Славка! Подойди, подойди! – омерзительно улыбаясь взревел Сидоров.
Только Вячеслав Владимирович высмотрел табличку о закрытии прачечной до конца недели, разочаровался, как стоявший в нескольких от него метрах субъект с ярко выраженным левосторонним сколиозом, перекосившим расположение плеч, окликнул учёного. Вздрогнув, но уверяя себя в безопасности, мужчина подошёл, встав слегка поодаль до подозвавшего.
– Вячеслав, о как запомнил! Ты с чем лежишь?
– С невменяемостью и социопатией.
– Так боишься нас значит. – подмигнул Сидоров
– Нет.
– Вот молодец, значит уже вылечиваешься. Да подойди ты!
Приобняв Вячеслава Владимировича, Сидоров подтащил его к кругу, поставив между собой и Амбаровым; бывшие участники диалога безмолвно наблюдали за непредвиденной сценой: Иванчук взволнованно и боязливо, Амбаров встревоженно, но оба боялись непредсказуемости контуженного Сидорова.
– Я опаздываю, мне надо. – вырвавшись из тяжёлых лап, растерянно пролепетал Вячеслав Владимирович.
– Нет, стой!
Настигнув учёного, Сидоров сжал его с нечеловеческой силой и поставил в круг, наклонив своё красное толи от смеха, толи от злости лицо к метавшимся глазам Вячеслава Владимировича, заполнив бесформенностью тела своего, как показалось физику, половину коридора, а Амбаров отвёл Иванчука на лавочку, точно для них стоявшую в нескольких метрах от бывшего их местонахождения.
– Что вы делаете? Как смеете? Отпустите! – визжа, затараторил испуганный учёный.
– Отпущу, отпущу…
– Вот посмотри, что должна делать шестёрка. – отвлёкшись от выговора своего оппонента, подслушал за спиной Вячеслав Владимирович.
–… дак подслушивать, что ты и делал, тоже не хорошо.
– Никого я не подслушивал! Я в прачечную шёл.
– Которая уже как второй день закрыта. Подслушиваем и врём.
– Отойди!
С непривычной для Вячеслава Владимировича силой, он вдавил руки в жиро-мышечную субстанцию груди Сидорова. Но не столько от силы удара, столько от места, куда он пришёлся, мужчина схватился за рёбра бессильно глотая воздух. Амбаров, мгновенно сорвавшись со скамьи, схватил предпринявшего попытку к бегству Вячеслава Владимировича и, хотя росту он был не выше учёного, ударив тому по коленям, вернул мужчину к отдышавшемуся Сидорову. Держа за подмышки вырывавшегося Вячеслава Владимировича, напарник выставил тело мужчины перед принявшими боксерскую стойку кулаками Сидорова. Немедля последовала хаотичная россыпь ударов. Зверино вскрикнув после первого и изнывая выдержав ещё пару, учёный истерически выбросил вперёд ноги, уверенно пойманные рядом с собственным животом Сидоровым, были рывком брошены о пол. Надеясь на волю случая, Вячеслав Владимирович истошно завопил:
– Помогите!
После чего, предотвращая последующие вопли, Сидоров отвесил мужчине раскидистую пощёчину, приложившуюся ко всей левой поверхности ровного лица Вячеслава Владимировича, захватившую и часть виска. Оглушённый учёный в нахлынувшей эйфории чувств, пересиливших его сознание, потерял контроль над телом и мыслями.
Сквозь звон в ушах, первое, что почувствовал Вячеслав Владимирович, придя в сознание – неразборчивые крики, произносимые как будто в бочку. Сидя на полу, учёный наблюдал за тем, как к нему подбежал взволнованный и одновременно радостный, чему именно он улыбался мужчина не понимал, Интерн, приподнявший его, перебросивший его руку через шею, схвативший её своей, перемещая центр тяжести вперёд, а другой подхватив правый бок учёного, поволок Вячеслава Владимировича к выходу. Картинка в глазах расплывалась, с краёв заволоклась светлым туманом. Учёный оборачивался за спину, а в его памяти выскакивали слова, он не помнил того, кто их произносил: «Вот посмотри, что должна делать шестёрка.», и он видел в ярких кругах света нечто бесформенное, откуда вырывались белые и фиолетовые люди, и, как ему показалось, смотревшее округлёнными до недействительных размеров глазами на него лицо ЛевГена.
Ослепляющие лампы коридора угасали с каждым раздвижением дверей, на долю секунды замедляясь перед которыми Вячеслав Владимирович вслушивался в невнятные, и как ему казалось, произносимый не русским языком, шёпот Интерна. Когда последнее стекло пропустило остатки света, глаза учёного застелила тьма осеннего вечера, по взмокшей окровавленной рубашке скользнул ветер, неприятно и даже с болью прижимая ткань к открытым ссадинам.
– Вячеслав Владимирович. А, Вячеслав Владимирович? Посмотри на меня! – заставляя мужчину повернуть голову, пропел Интерн. – А как всё быстро образовалось! Полчаса назад мы говорили о твоём освобождении и вот ты без нескольких метров, как на свободе…
Интерн восклицал что-то ещё, но Вячеслав Владимирович не слышал. Полуобморочное состояние его с каждым шагом, а именно в момент соприкосновения земли и стоп, в начальный своей стадии врезалось в позвоночник сильнейшей стрелой боли, и под конец шага, не в силах ей сопротивляться, мужчина вцеплялся руками в Интерна, хотя и не осознавал этого. В повисшем на своём спасителе состоянии, передёргиваясь, учёный был дотащен до автомобиля. Взвалив тело Вячеслава Владимировича, перебросив руки на крышу машины, а спину разместив в углу между дверью и боковым зеркалом, Интерн открыл заднюю дверь за пассажирским сидением и задвинул физика на весь второй ряд кресел, так что голова и верхняя часть корпуса наехали на противоположную дверь до полу лежачего положения, так чтобы слегка согнутые ноги разместились с телом на одной плоскости. Сам же оббежал машину и, остановившись перед тем, как открыть дверь, посмотрев на главный вход в госпиталь, за которым никого видно не было, изящно сел и завёл двигатель. Воздух в салоне был тёплый, если, конечно, сравнивать с обычной его температурой после продолжительного простаивания при отрицательных температурах. Не дожидаясь прогрева двигателя, Интерн выехал с парковки, не разгоняясь выше дозволенной скорости, доехал до главного пропускного пункта – шлагбаум был поднят – и, проехав после него ещё несколько метров, плавно увеличил обороты.
– Я вижу, тебе уже лучше! – радостно заметил Интерн, наблюдая за осматривающимся Вячеславом Владимировичем. – Не знаю, какой силой тебе удалось там выжить. Может… А ты веришь в… Бога? Или атеист? – антонимично
спросил водитель, понизив голос, будто подтверждая для себя то ли он высказал. – Нет, сейчас не время.
Вячеслав Владимирович ни то, что не хотел, он не мог ответить, хотя и хотелось.
Он сам не знал, верит или нет, давно не решался обсудить с собой вопрос и удачный вызов Интерна с помогающим обсуждению темы окружающем пространстве, встряхнул сознание Вячеслава Владимировича.
