Он попытался раскрыть рот, не поддалась левая часть. Тогда учёный решил промычать, но и это получилось с какой-то старческой беспомощностью, когда у человека улетучиваются имеющиеся в буйной юности силы, и остаётся ему, лёжа на кровати, мычать сиделкам, чтобы, не разобрав его желаний, они стали обхаживать все его потребности и, так и не узнав о том, что ему хочется только внимания, усесться не прежнее место у телевизора, ворча о его никчёмности.
Будучи человеком, понимавшим в медицине только то, что пишут в рецептах лекарств, Вячеслав Владимирович осознавал крайнюю неопределённость своего положения. Несколько первых минут пути, считая с самого пробуждения, учёный яростно боролся за ясность сознания, всё-таки возвратившуюся к нему, вместе с более полноценной картиной происходящего. Во-первых, он успокоил себя, предлогами к чему служили: умиротворённая обстановка, жизнь в салоне, которая, кроме Вячеслава Владимировича, по ощущениям учёного даже отсутствовала, наличие квалифицированного медицинского работника и долгожданность места прибытия. Как и раньше быстро привыкший к головной боли физик не обращал внимания на изнывающее тело, даже не проявляя интереса к его состоянию, остался лежать в том же положении, в котором оставил его Интерн. Когда автомобиль наезжал на кочки, ямы и остальные неровности дороги, ноги Вячеслава Владимировича подскакивали и падали на сидение с новым приливом остроты, из-за чего мужчина, выпрямив их, положил на стекло.
Увлекавшийся автомобилями и прочим, связанным с передвижной техникой только в детстве, физик не определил марку машины, когда многие эксперты, способные только при одном взгляде на салон узнать модель и дату её выпуска, но классом она была точно не ниже среднего среди иномарок. За окном тянулись прерывистые полосы леса, хорошо обозревавшиеся с угла взгляда учёного, что свидетельствовало о непосредственной близости массива к дороге. Более ничего не менялось, Интерн молчал, в окнах проносился свет редких машин, Вячеслав Владимирович уснул.
Во время отсутствия его наблюдения ничего не произошло, только при открытии глаз лес сменили небольшие дома. Наблюдавший за состоянием бывшего госпитализированного и высмотрев его пробуждение Интерн проговорил:
– Ещё в аптеку заедим.
Выполнив сказанное, вскоре остановившись у зелёного креста, работник госпиталя вернулся с бинтом, зелёнкой и остальными вещами первой помощи, которое Вячеслав Владимирович заметил на плакатах в кабинете ОБЖ, но названия которых не знал. Отыскав благоустроенный скамьёй и мусорным ведром безлюдный переулок, Интерн неторопливо вкатил в него машину.
– Давай, подправим тебя. – вздыхая, что свойственно для опечаленных людей, он с улыбкой, Интерн вытащил Вячеслава Владимировича из машины. Ещё при выходе в аптеку учёный заметил появившуюся на Интерне куртку, до сна не замеченную им в автомобиле. Вспоминая неудачный опыт раскрытия рта, но с коченеющими пальцами, быстро охладившимися после нахождения в распаренном салоне, Вячеслав Владимирович смог проговорить просьбу о получении одежды, на что Интерн утвердил, что в обмороженном эпидермисе кровь свернётся быстрее.
Посадив пострадавшего на скамью, молодой человек рядом разложил аптечные приобретения. Прощупав ноги, по нервным всасываниям воздух сквозь зубы и отзывам Вячеслава Владимировича, подвернув штанины, Интерн придавил отобранные участки эластичным бинтом. Далее хотел приступить к корпусу, но прервался на заливание царапин и надрывов на руках зелёнкой, и вправил небольшой вывих плеча, полученный державшим Вячеслава Владимировича
Амбаровым. И снова не подпускаемый учёным к торсу, взглянуть на который боялся сам Вячеслав Владимирович – отвратительность смеси красок, представляемых им, пугала его – Интерн возвысился к лицу, залепляя некоторые его участки пластырями и неопределёнными пострадавшим клейкими предметами. После предупреждения Вячеслава Владимировича об единственном
неосмотренном месте с самыми значительными повреждениями, Интерн расстегнул рубашку. С взгляда завсегдатого травматологии или приёмного отделения, состояние брюшной полости учёного немного отходило от нормы, и как бы сказал дежурный: «Ничего, жить будешь». На изначально белоснежном пухленьком животике Вячеслава Владимировича сияло несколько фиолетово-синих облочкообразных синяков, остальная часть состояла из кровяных подтёков и одного жёлто-зелёного пятнышка пару недельной давности, полученного после неуклюжего поворота и удара о стальное изголовье кровати в следственном изоляторе. Посмотрев из-под приоткрытых глаз, считая, что так увиденное, наполовину размытое ресницами, будет казаться менее внушительным, Вячеслав Владимирович ужаснулся, изумляясь факту своей жизни, подумал о будущем восстановлении и лечении, взволновался (всё случилось одновременно) и с расстроенным отвращением продолжил наблюдать за Интерном, стараясь не впускать своё тело в поле зрения. Вымазав полторы банки зелёнки и измотав три эластичных бинта, Интерн выбросил расходный материал и грузно упал возле Вячеслава Владимировича, утратившего способность к движениям.
– Это на первое время. Если не сможете обратиться к врачу, пусть Лерка ещё раз перевяжет. Но в больничку в ближайшие недели обязательно. – отрецептировал
врач.
Неполным кивком Вячеслава Владимировича удостоверившись в понимании вопроса, через минуту соскочив со скамьи, Интерн принялся поднимать учёного, после чего успешно посадил его за водительским сидением.
– Где вы там встречаетесь? Так, записка, записка…– осмотрев карманы учёного, водитель достал измятую, с пятном крови бумажку.
Разглядывая её на улице, но не рассмотрев адреса, Интерн, озираясь, не нашёл фонарь и, вспомнив о раздетости Вячеслава Владимировича, закрыл его дверь и, сев спереди, включил встроенную в потолок лампу.
– И где же ты преподавал? – сверкая зубами поинтересовался Интерн, развернувшись к оббинтованому.
– В -ском университете. – медленно выговорил Вячеслав Владимирович, даже не спросив: «Разве это не было написано в моей карте?», хотя проговорил в мыслях.
Встроившись в выдавленные очертания спины, Интерн выехал из переулка.
– Надеюсь ты больше спать не собираешься. – посмотрев на пассажира в стекло заднего вида попросил молодой человек. – А то и поговорить тоже хочется. Или ты выговориться хочешь?
– Это навсегда? – спросил с отстающей левой частью лица Вячеслав Владимирович. – Проблемы с органами…
– Обращаешься не по адресу. В больничку. Там и скажут. Я сделал всё для первой помощи, остальное к ним. Ну если взять примерную силу удара, структуру твоего тела…– задумчиво протянул Интерн. – Ничего с тобой не будет. Месяцочек
полежишь и заживёт.
– Но как я пойду в больницу? Ты же сам сказал, что сообщишь о моём побеге. Моё фото по телевизору покажут.
– Тогда в платную идите. Там… не расскажут.
Передав минут пять молчанию, Вячеслав Владимирович вспомнил:
– А чем ты обязан Лере?
– Одной, но значительной услугой.
– Не скажешь? – более утвердительно, но всё же с интонацией вопросительной произнёс мужчина.
– Нет. – глухо отозвался Интерн.
На том их выговор и окончился. За окном, в которое были направленны безразличные зрачки Вячеслава Владимировича, остаток поездки взрастали дома: от малоэтажных пригородных, ростом в несколько этажей на окраине до высоток, поле которых отличить район можно было только по небрежным, раскрошившимся или ярким, современно минималистичным, фасадам. С разгорающимся и так же резко затухавшим волнением,
