последнего будут. Хотя многие, особенно московские дворяне и жильцы уже на тебя смотрят как на государя, и в полки твои перешли охотно. Про «черный люд» и не говорю — обещаниям твоим верят и нужду перетерпят.
— А ежели меня убьют или отравят?!
— И думать не смей! Но скажу прямо — за твои права биться насмерть будем. За деток твоих патриарх и все боярство встанет стеной — царя Петра никто не послушает, ибо мы знаем твердо — он никому живота не даст, всех казням предаст немилосердным. Все — кончилось его правление, убьем «подменыша», если сбежать не успеет!
— Понятно. Спасибо тебе, Иван Федорович, — Алексей приобнял Ромодановского за плечи.
— Не токмо за себя стараюсь, государь. Царица твоя Екатерина Иоанновна третий день вкушать ничего не может, тошнит ее сильно. Лекари мыслят, что государыня не праздна ходит.
— Прекрасно, — Алексей искренне обрадовался и сдавил тестя в объятиях, тот даже закряхтел, обрадованный не меньше монарха. — Теперь дело главное совершить надобно — войско Петра одолеть!
— С Божьей помощью все превозможем, великий государь. Сила у нас изрядная собрана, вдвое больше чем у супротивника. Все полки подошли, отдохнули, и в бой рвутся!
— Нет, я не Александр Македонский, буду зрителем — никогда не нужно лезть туда, где ничего толком не понимаешь. Так что буду потихоньку учиться, внимая людям знающим.
В подзорную трубу были хорошо видны происходящие на огромном пространстве события. Собственные войска Алексей видел хорошо — за линией укреплений виднелись построения стрелецких полков — тонкие «брусочки» батальонов, один другому «дышит» в затылок. За инфантерией строилась немногочисленная регулярная кавалерия — по три-четыре эскадрона также вытягивались в линию, причем по размерам она не уступала пехоте, ведь лошадь занимает все-таки намного больше места, чем человек.
Армия Шереметева занимала первую линию, здесь была большая масса войск. Левый фланг состоял из корпуса генерал-аншефа Балка, примерно девять тысяч обстрелянных и испытанных солдат, восемь полков стрельцов по тысяче солдат и офицеров, и два конных полка, вдвое меньших по численности — в каждом всего по три эскадрона вместо пяти.
В центре стояли шведы — шесть батальонов и дюжина эскадронов, всего до семи тысяч вчерашних пленных, взявших снова в руки оружие. За ними группировались резервы из двух полков украинской ланд-милиции — две с половиной тысячи солдат, отдохнувших после долгого марша. Всеми войсками командовал генерал Левенгаупт — швед был на диво спокоен, и полностью уверен в своих солдатах, словно не было катастрофического поражения под Полтавой.
Шведы шли в битву хмурыми, их настроения не улучшила даже выдача жалования. Зато выдачу порции хлебного вина встретили с одобрением. Но эти десять тысяч служивых внушали надежду, что отобьют любую атаку, даже петровских гвардейцев.
Правый фланг развернутой армии составляли полнокровные Коломенский и Измайловский полки. Каждый в две тысячи стрельцов, хорошо обученных и вооруженных, состоявшие из москвичей, что немаловажно — биться должны в полную силу, настроены решительно.
За ними выстроились все пять конных полков генерала Григория Волконского, который одновременно являлся командующим регулярной кавалерии — три тысячи бывших драгун, ставших конными стрельцами. В них можно было быть уверенными полностью — двадцать эскадронов должны были стать своего рода «корволантом», способным как ударить по противнику в любом месте, так и оказать нужный сикурс, и там, где потребно будет.
Всей собранной армией командовал фельдмаршал Шереметев, находившийся ближе к правому флангу. Там был и резерв из дюжины легких пушек, что могли быть переброшены для поддержки пехоты. А вот войск у него в резерве находилось мало — тысяча стрельцов Суздальского полка бригадира Обухова, и три эскадрона Владимирского полка — еще четыре с половиной сотни всадников.
Алексей стал всматриваться вдаль — войска царя Петра уже подходили, и теперь спокойно развертывались в боевые порядки, перед которыми шли ожесточенные конные сшибки. Драгуны в зеленых мундирах насмерть сцепились с черкасами генерала Шидловского, поддержанными татарами и башкирами. Иррегулярная конница все же не смогла противостоять против ветеранов войны со шведами, хотя казаки рубились доблестно, а мишари с башкирами пустили в ход луки.
— Казаки отходят, ваше величество, как и было условлено, — бригадир князь Гагарин, приставленный к нему военным советником, показал в левую сторону — вдалеке поднималась густая пыль. Все же скачут три тысячи всадников, в жаркую погоду да по проселкам, которые даже в будущие времена никто асфальтировать не станет. И вправо тянулась такая же полоса — «иррегуляры» улепетывали со всех копыт своих низкорослых лошадок, в подзорную трубу Алексей разглядел полосатые халаты. На эти три тысячи всадников, что были отданы под командование царевича Сибирского, он сильно не рассчитывал — их задачей последние дни было донимать и днем и ночью противника, всячески его изматывая.
— Пошла баталия, государь, охотники стреляют!
Из дальних рощиц и кустарников, особенно с левой стороны, где протянулись несколько оврагов, выплеснулись белые дымки — шесть рот егерей, легкой пехоты, сейчас именовали «охотниками», или стрелками. И пусть их не было и полной тысячи, но досаждали противнику немало. И в драку они не лезли — только стреляли, а как только их атаковали, то сразу убегали со всех ног, стараясь скрыться в густых кустарниках.
— Пушки выдвигают, государь, сейчас пальба начнется!
— Вижу!
Все правильно — артиллерия, этот «бог войны», должна расстроить боевые порядки инфантерии, выбить вражеские пушки, постараться разрушить укрепления. Затем должна была последовать атака пехоты, «царицы полей», что должна была опрокинуть вражеские полки, а потом начинала действовать кавалерия. Драгуны в это время являлись, по сути, ездящей пехотой, атаки в конном строю с рубкой палашами происходили только на расстроенного потерями противника, отступающего, и тем более бегущего в панике.
Странно, но, даже находясь на весьма приличном расстоянии от поля боя, Алексей почувствовал растущее напряжение в душе, и приступ нарастающего возбуждения. Вроде как телевизор смотришь, только ветерок обдувает на высокой вышке, и можно приказать подать кофе или квас. И абсолютно безопасно — ядра не долетят, а вокруг охраны битком набито, которая сама по себе серьезным сикурсом является.
Еще бы — «Стремянной» полк в полном составе, и три лейб-эскадрона, плюс три сотни союзных калмыков — всего до двух тысяч отборных всадников. А с ними полный батальон «надворной пехоты», собственной охраны из ветеранов, у многих из которых медали за победные сражения. Из гарнизонных полков отобрали лучших из лучших солдат, да и жалование они получали тройное, и в лояльности сомневаться не приходилось. Да еще рота лейб-стрелков, сформированная из настоящих охотников, в большинстве же им
