class="p1">Проблема в ином заключается — чугун на рельсы. Его нужно не просто много, а чудовищное количество. И взять его пока негде, а потому нужно у Демидовых закупать, нечего на экспорт «старый соболь» гнать, самим пригодится в самом скором времени. Конка вместо волоков, где грузы с одного струга или дощаника на повозках везут, значительно увеличит тоннаж перевозок. К тому же не зависит от такого поганого явления как дождь, и тем более ливень — рельсам даже град не страшен. Всесезонная и всепогодная перевозка — чего же лучше желать.
— Чугун нужен, рельсы лить, а взять его просто негде. Ладно, будем считать, что идея вполне реальная, нужно только найти того, кто воплотит ее в жизнь, докажет полезность эмпирическим путем.
Алексей поднялся в вагончик, который чуть коснулся под его весом. И осмотрел внутреннее убранство — до десятка креслиц с каждой стороны и узкий проход между ними. Место вожатого отделено стенкой и тоже под крышей — есть защита от дождя. Стекла только не вставлены — но так это дорогое удовольствие, не для «потехи», хотя можно и попробовать. Уселся в кресло, откинулся на мягкую спинку и задумался.
«Репнина отправил обратно в Ригу — нечего генерал-губернатору Лифляндскому здесь околачиваться — там он на своем месте, и уже проявил себя с наилучшей стороны. Голицын на Петербург пошел под началом Шереметева — Борис Петрович спуску ему не даст, да и сам Михайло Михайлович, как и его старший брат в Киеве, сейчас старательно мне служить будут. Большая часть царской армии на моей стороне, раненых солдат подлечат, а павшим уже ничем не поможешь.
Страшная штука гражданская война, и весьма дорогостоящая — половина спонсорской помощи уже на нее потрачена. Но зато виктория одержана, хотя как с Петербургом выйдет, пока неясно. Победим, конечно, вот только какой ценой сия виктория выйдет?!
Петр в Новгороде, пытался город привести к обороне, вот только ничего у него не вышло, направился с гвардией в свой „Парадиз“. Туда стягиваются полки из Финляндии, подошли галеры, в Кронштадте линейный флот на якорях стоит. Корабли с фрегатами можно со счета сбрасывать — в Неву им хода нет, там в устье сплошные песчаные банки, мели.
С осадой Петропавловской крепости придется повозиться — но долгой осады она не выдержит. Главное, на правый берег перебраться, а то всякие боты и галеры с яхтами помешать могут. Придется брать Кексгольм с Выборгом, если „папенька“ решит драться до конца, и не прислушается к доводам Меншикова. Вот смеха будет, если своего верного наперсника казнить прикажет — жаль будет „светлейшего“, хоть он и первостатейный ворюга.
Ладно, послезавтра я отправляюсь в поход на Петербург — шведы уже туда вышли маршем. Не в Ригу же их гнать — слишком опрометчиво пускать туда семитысячное воинство. Ничего, так послу Герцу и объясню, а то он истомился весь, ожидая аудиенции. Вот только мне нельзя было показывать в ней заинтересованность — пусть на нервах немного посидит».
Алексей посмотрел в окошко — «дражайшей половины» еще не было — женские сборы на короткую прогулку по времени, что у мужчины на долгий поход. А потому вернулся к своим мыслям.
«Тридцати тысяч хватит за глаза, плюс пять тысяч „иррегуляров“ — и не больше, а то казаки с туземцами как саранча пройдут. А там и так без подвоза продовольствия голод начался, а с Ингрии много не возьмешь — плохо растет рожь на тамошних болотах. Ничего, рыбы много, не умрут с голода, а вот население уже задумалось. А работники ждут нас как избавителей от каторги — а там „сволочей“ разных десятки тысяч. „Сволокли“ их на работы под принуждением, голодом морят — тут уж самые терпеливые за топоры хватятся, будет солдатам Петра наглядная агитация».
— А вот и я, ты меня, поди, заждался, — Катя раскраснелась, он протянул ей руку и помог подняться в вагончик, усадил в ее креслице, что было большое и роскошное. А вот для него не предусмотрели, а потому уселся за спиной супруги и принялся рассказывать ей всякие глупости, как, и положено влюбленному. Но Алексей был уже не тот — страшная картина произошедшего на его глазах сражения оставила рубец в его душе…
— Основательно побиты войска Петра Алексеевича в самом Преображенском, где он свою «потешную» гвардию создавал. Все вернулось на круги своя, не прижились немецкие осины на русской землице.
Князь Яков Федорович Долгоруков скривил губы, и пренебрежительно взмахнул рукою. Старик был одним из самых преданных сторонников царя, первым приехал к Троице, когда тот сцепился с сестрой Софьей в борьбе за власть. А ведь при царевне он был доверенным ее лицом, не раз ездил с посольствами в иноземные страны, за что был обласкан и вознагражден. Но выбрал все же сторону юного Петра, считая, что тот имеет больше прав на трон. За это был поставлен ближним стольником и получил право в грамотах писаться с «вичем» в окончании.
В 1700 году во время злосчастной битвы под Нарвой попал в шведский плен, откуда ухитрился сбежать через одиннадцать лет, захватив с другими пленниками шхуну. Был опять обласкан царем, который назначил его сенатором и генерал-кригскомиссаром. Провел ряд расследований по хищению, не побоялся довести до конца дело против всесильного Меншикова и генерал-адмирала Апраксина. Однако Петр простил высокопоставленных им самим казнокрадов, а те обиделись на старика, который отличался редкостной честностью и неподкупностью.
По всему Петербургу разошлась сказанная им однажды фраза — «Царю правда лучший слуга. Служить — так не картавить; картавить — так не служить», И этому девизу он следовал всегда, высказывая царю то, что видел неправильным. Петр Алексеевич несколько раз в гневе от сказанных ему нелицеприятных слов, порывался собственноручно убить князя, и один раз схватился за кортик. Старик схватил его за руку и произнес — «Постой, государь! Честь твоя дороже мне моей жизни. Если тебе моя голова нужна, то не действуй руками, а вели палачу отсечь мне голову на площади; тогда еще подумают, что я казнен за какое-нибудь важное преступление; судить же меня с тобою будет только один Бог».
На такие слова требовалось немалое мужество, ибо в ярости царь мог собственноручно убить того, кто вызвал у него раздражение. Или предать казни, или найти другой способ. Так восемь лет тому назад Петр заметил, что родной брат Якова не пьет на пиру, приказал тому выпить большой кубок водки, куда входило больше двух штофов, две дюжины чарок водки.
