— Горчичники?
Ясно, горчичников у нее нет. Похоже, Наталья Никифоровна даже не знает, зачем они нужны. А я-то думал, что они появились в XIX веке.
— А просто горчица?
— Банка в буфете, на той полке, где приправы, — ответила Наталья.
Открыл банку, понюхал — ух ты, ядрено! Жаль, холодца нет. Ухватив банку и ложку, пошел к больной.
— Пятки давай, — потребовал я.
— Пятки? — не поняла хозяйка. — Зачем?
— Вопросы не задавай. Сначала левую высовывай, потом правую.
Наталья высунула из-под одеяла левую пятку. А я, в традициях народной медицины, принялся мазать ее горчицей.
— Ваня, Иван Александрович, что ты делаешь? Щекотно же! — хихикнула Наталья.
— Помалкивай, — сурово ответил я, натягивая поверх пятки, смазанной горчицей, свой носок. Если что — абсолютно чистый, еще не ношеный.
— Вторую лапу давай! — потребовал я.
— У меня не лапы, а ноги, — возмутилась Наталья.
— А мне без разницы. Что есть, то и давай.
Смазав вторую пятку, тоже натянул на нее носок. Подумав, взял еще свои шерстяные носки, и натянул поверх тонких.
— Ваня, а зачем пятки горчицей мазать?
— Не бойся, есть не стану. Лежи и потей.
Вот ведь, глупая женщина, не понимает, что ей добра желают.
Пока занимался лечением, едва не пропустил закипание самовара. Но все-таки, вовремя успел его «выключить». Можно заварить чай — лучше копорский, потому после черного долго не засну. Да и больной надо спать. Сон — тоже лекарство.
Но хозяйке захотелось не чая, а совсем другого. Теперь мне пришлось ее уговаривать — дескать, бадейку с крышкой из сеней притащу, куда тебе идти? Но, как в случае со мной, Наталья отмахнулась — дескать, неудобно, накинула домашнюю кацавейку и вышла.
Сделав дела, пулей влетела обратно, по дороге скинула кацавейку, юркнула в постель, укрылась одеялом.
— В-ваня, з-за-мерз-зла, ук-крой еще чем-нибудь, — попросила Наталья, стуча зубами.
Чем бы ее укрыть? А, соболья шуба как раз подойдет.
— Н-не вздумай! — заверещала Наталья Никифоровна, увидев, как я собираюсь распорядиться ее богатством. — Там пальто висит, его возьми.
Укрыв, проверил пятки — не сбились ли носки с горчицей? Убедившись, что все в порядке, ушел наливать чай. Бухнул в чашку малины, снова отправился поить хозяйку.
— Ох, хорошо, — выдохнула Наталья Никифоровна. — Даже жарко стало.
Конечно жарко. Тут и малина, и горчица. Вон, уже и сорочка мокрая. Надо менять.
— Наташа, где у тебя нижние сорочки? — поинтересовался я.
— Вань, а ведь я все отправила, — вздохнула хозяйка.
Ага, точно, мог бы и сам догадаться. Кто же мог знать, что приболеет? Досадно, но не смертельно.
— Кажется, прачка сегодня должна была чистое белье принести. Я тебе свою нижнюю рубаху дам.
— Ваня… — нервно засмеялась хозяйка. — А ведь я, кажется, и твое белье тоже в Нелазское отправила. Прачка чистое принесла — и постельное, и нательное, узел в прихожей поставила, а за я грязным велела завтра прийти. Так я, впопыхах, узел с твоим бельем в сани стащила.
Что называется — и смех, и грех. Забегалась хозяюшка. Но тоже — не смертельно. В каком-то из моих чемоданов имеется запасной комплект белья. И не один. Правда, матушка сказала, что все новое и, лучше вначале постирать, чтобы стало помягче, но в критической ситуации сойдет.
Перевернул сундуки, чемоданы, но отыскал. Матушка в первый раз два запасных комплекта засунула, и сейчас позаботилась. Нам на двоих хватит. Еще обнаружил два комплекта постельного белья. А еще наткнулся на настоящий клад. Фуражка с меховыми наушниками! Волшебная вещь. Наушники меховые, можно носить на морозе, а при появлении начальства убирать внутрь. Ай да матушка! Но как фуражка оказалась в этом чемодане? Ладно, пока неважно.
— Во! — радостно потряс я подштанниками и рубахой. — Сейчас будем из тебя Жанну д’Арк делать.
— Почему Жанну д’Арк? — удивилась Наталья.
— Потому что она в мужской одежде ходила. А коли одежда мужская, значит, белье мужское носила.
Не уверен — имелись ли во французской одежде эпохи Столетней войны подштанники, но кальсоны Наталья надевать отказалась категорически. Потребовала, чтобы я отвернулся, пока снимала сорочку. Но вот сразу натянуть мою рубашку не смогла, пришлось помогать.
В моей нательной рубахе, Наталья Никифоровна выглядела… В общем, оч-чень классно! Эх, ну что же ее угораздило заболеть⁈ Может, как выздоровеет, уговорить ее поносить мою рубашку? Наверняка откажется, но вдруг?
— Не смотри! — строго сказала хозяйка, натягивая одеяло.
Да я на нее и не смотрел. Вот, скажет тоже…
Посидел, подождал. Вроде, заснула? Ага, спит. Нос, правда, дышит тяжеловато, но при насморке это нормально. Значит, теперь можно и мне поспать. Будь кровать пошире — пристроился бы к хозяйке, плюнув на вирусы. Если поймал — так уже поймал. Но лучше пусть спит. Сорвусь ведь, не посмотрю, что я жених теперь, да и Наталья больная… Поэтому, прихватив шинель, отправился спать на то ложе из стульев.
Утром проснулся без звонка. Испугался — не позабыл ли часы завести? Нет, идут, времени шесть утра, а будильник у меня выставлен на семь. И чего я проснулся?
Но коли проснулся, придется вставать.
Первым делом отправился посмотреть — как там Наталья? А ведь не спит.
— Спала бы себе, да спала, — покачал я головой.
— Нос не дышит, потом на горшок захотелось, — улыбнулась хозяйка. — Ты мне попить не принесешь?
Как это я не принесу? Принесу. В самоваре вода чуть теплая, нормально. Надо, кстати, воду из самовара во что-то отлить. Я вчера зачем-то целый поставил.
— Я сейчас встану, печку протоплю, — пообещала Наталья, между глотками.
— Печь я и сам истоплю, — хмыкнул я. — В восемь часов кухмистерская откроется, сбегаю,
