К сожалению, ефрейтор не соврал, аэродром действительно был военным, но не имел того, что мне надо, легкого самолета вроде «Шторьха». «Мессер» угонять себе дороже. На стоянке я обнаружил шестерку их худых силуэтов, и все, больше никаких самолетов не было. Даже в ангар заглянул, благо ворота были открыты и внутри велись работы. Пусто.
Спустившись, я собрался и покатил дальше, был еще один шанс, последний. Гражданский аэродром. Правда, что там сейчас, я не знал, хотя ефрейтор утверждал, что авиарейсы по Польше все еще совершаются, частная транспортная компания из Берлина работает. Да и другие самолеты там были, мол, стоянка там удобнее. Да и к городу ближе.
До наступления темноты я до другого аэродрома добраться не успел, приходилось то и дело прятаться от неожиданно появившихся многочисленных патрулей, один раз в овраге пришлось пролежать аж полчаса. Видимо, уничтоженный патруль был-таки обнаружен или из окон кто-то рассмотрел, как его уничтожили, и стуканул кому не следует, то есть в комендатуру.
В двух местах я выявил появившихся наблюдателей. М-да, что-то больно серьезно забегали, что у них тут, с сорокового никого не убивали из солдат? Вообще непуганые? Ничего, попугаем.
Когда стемнело, я пешком, толкая велосипед, направился дальше, так как уже успел сориентироваться на местности и знал, куда идти. До аэродрома я добрался, причем незаметно не только для его охраны, но и для себя самого. Когда трава вдруг закончилась и пошел бетон, я понял, что нахожусь на взлетной полосе. Как прошел охрану и ограду, если последняя вообще была, сам не понимаю.
Пришлось сразу замереть и, пригибаясь, уходить в сторону. Немного отойдя от полосы, я замаскировал в траве велосипед и свои вещи, Смелого пришлось оставить тут, бросил на землю кепку. Она имеет мой запах, не уйдет. В чем мне повезло, так это в том, что ночь была безлунна, облака еще вечером наползли на небосклон, но такие легкие, не дождевые, наверное, именно поэтому часовой меня и не засек.
В общем, оставив спрятанные вещи, главное, потом самому найти, я, пригибаясь и изредка прижимаясь к земле и вслушиваясь в ночь, направился в сторону технических и административных зданий. Они находились со стороны города. Стоянку самолетов я прошел спокойно, хотя там и был часовой. Но меня он не заметил, я его стороной обошел, меня интересовали технические помещения, там по определению должен был находиться механик, что дежурил этой ночью, а он знал каждую машину на аэродроме, включая технические характеристики, и заправлены ли они.
Подобравшись к зданиям, стал осматривать ближайшее. Похоже, это был ангар, мне он не нужен, второе тоже оказалось ангаром, а вот следующее явно было административным. Обнаружив, что внутри горит свет, я подошел к нему и заглянул в окно. Строение было одноэтажным, типичная «дежурка» для отдыхающей смены, они и пили чай. Диспетчерская, видимо, находилась в соседнем здании с вышкой, там тоже горел свет, наверняка дежурный сидел, а в этой комнате было трое, все в форме техников. Поди пойми, кто из них механик, а кто просто обслуживающий персонал, то есть управляет аэродромной техникой.
Обойдя здание, я нашел вход, спокойно прошел внутрь и, подойдя к нужной двери, распахнул ее, навел ствол пистолета на троицу, которая изумленно уставилась на меня.
— Доброй ночи, хлопцы, — пожелал я им. — Не дергайтесь и останетесь живы. Может быть.
Поставив на столик стаканы, все трое медленно подняли руки.
— Поляки?
— Да, — кивнут тот, что постарше.
— Ты механик, — с утверждением в голосе сказал я.
— Старший смены, — кивнул он. — К утру пассажирский рейс ожидается из Дрездена через Варшаву.
— О как, значит, не соврал ефрейтор, вы тут действительно живете, как обычно.
— Немцы живут, как им привычно, — поправил меня механик.
— Ха, это точно, — согласился я с ним и, закрыв дверь, прошел в комнату и присел на один из стульев, до троицы было расстояние в три метра, успею среагировать, если что. — Как вас зовут, пан?..
— Ожешко. Казимир Ожешко.
— Хорошо, пан Ожешко, меня интересуют самолеты, что находятся у вас на аэродроме, особенно заправленные и готовые к вылету.
— Так у нас их всего три. Один «юнкерс» транспортный, он что-то доставил по заказу частного предприятия в городе, потом пассажирский «юнкерс» прибыл сегодня днем, утром вылетает обратно, ну и санитарный самолет, приписанный к немецкому госпиталю. Он, конечно, военным принадлежит, но стоит тут, до нас ближе, чем до военного аэродрома.
— Не «Шторьх» ли там, случайно? — заинтересовался я.
— Он самый. Вы, я вижу, разбираетесь в самолетах?
— Скорее в угонах, — задумчиво протянул я, после чего спросил: — Что с ним?
— Он всегда находится в заправленном состоянии и готов к вылету. Находится во втором ангаре.
— Ясно. Значит, так. Вы идете со мной, а вас двоих я попрошу остаться, убивать не буду, но руки-ноги свяжу, благо нарезанных строп заготовил заранее.
Когда я собрался вязать второго, тот вдруг бросился на меня. Оглушать его не стал, просто пристрелил, уйдя в сторону, это стало уроком для двух оставшихся. Оглушив рукояткой пистолета связанного, чтобы он подольше оставался без сознания, я спросил у механика:
— Где летчики свои комбинезоны хранят?
— В соседней комнате, — хрипло ответил механик, глядя, как расплывается лужа под телом убитого.
— Идем.
Прихватив в соседней комнате летный костюм моего размера и парашют, я при механике быстро оделся, надел на голову шлемофон и, закинув через плечо парашют, стволом указал на выход.
— Вперед и без глупостей. Темнота вам не поможет, я на звук хорошо стреляю.
Мы вышли из здания, обошли его и направились к ангару.
— Что случилось? — спросил по-немецки ближайший часовой.
— Звонили из госпиталя, к нам везут тяжелораненого немецкого офицера, велели срочно готовить самолет, — так же ответил на немецком языке механик. Он его знал, оказывается, да еще причину с ходу нашел. Молодец, убивать я его теперь точно не буду.
— Поторопитесь, — велел часовой и вернулся к службе, то есть бдеть.
Мы открыли небольшую дверцу и прошли внутрь ангара, где механик, щелкнув тумблером, включил свет. Посередине действительно стоял мой хороший знакомец «Шторьх», только явно новенький, с более мощным мотором, улучшенной компоновкой для размещения одних носилок и с увеличенным грузовым люком. Аппарат, находившийся в ангаре, мне даже больше понравился, что был у меня до этого. Грузоподъемность килограмм на сто больше была.
— Неплохо, — пробормотал я, разглядывая самолет. Тот стоял носом к створкам ангара, готовый в момент сорваться с места. Осмотревшись, я спросил: — Дополнительный съемный бак есть?
