случилось в следующий миг, Сильвия поняла не очень. Чародей с чародейкой вдруг соединили руки, и перед ними прямо из воздуха соткался до боли знакомый ей волнистый чёрный клинок, тот самый отцов фламберг.
Не может быть. Откуда он у них?!
Кор Двейн, похоже, удивлён был не меньше.
Сильвия видела крупные капли пота, побежавшие с висков.
Чёрный фламберг внезапно прянул в грудь Кору, зашипев и раскалившись докрасна, пронзил сгустившееся перед ним облачко — последнюю попытку мага защититься…
«Ты мой! Иди ко мне!»
Сильвия сама не знала, как и откуда вырвались у неё эти слова; однако они вырвались, сплелись с жаркими, из самой глубины памяти возникшими воспоминаниями: молодые лица мамы и отца, именно отца, а не Хозяина Смертного Ливня.
Чёрный фламберг, успевший сделаться алым, дрогнул, словно в свою очередь вспомнив что-то. Незримая сила хлынула, затопляя всё вокруг, в ней тонули и маги, и Хаген, и мессир Архимаг, и она, Сильвия.
Время остановилось.
Соллей не имела возможности долго предаваться изучению своей новообретённой свободы. Её тело — ныне во власти Иммельсторн — и подчинённый Драгниру Скьёльд оказались лицом к лицу с названым братом Кором.
— Вот он, — услыхала Соллей собственный голос, совершенно мёртвый — словно и впрямь говорила вещь, а не живое существо.
— Действуем, — в тон ответил Драгнир.
А потом по телу Соллей прошла судорога короткой и резкой боли, словно что-то рвалось. Перед нею соткался чёрный фламберг, страшный, неотразимый, полный силы и ненависти.
Фламберг, предназначенный для Кора Двейна.
Кор заметил, мгновенно собрался, выставил щит; фламберг, конечно, пробьёт его, однако у неё, Соллей, есть некая толика свободы, она должна её использовать!
Она рванулась изо всех остававшихся сил, не прячась, уже понимая, что выдаст себя с потрохами. Она словно зубами вцепилась в каждую жилу, в каждое сухожилие и каждый нерв; фламберг не должен ударить! Во всяком случае, не так, как сможет.
Краем глаза она видела сжавшуюся юную девушку с седой прядью надо лбом — Кор говорил о ней, по описанию та самая Сильвия Нагваль — которая тоже ударила. В тот же миг, что и пленённая в собственном теле Соллей.
Фламберг дрогнул. Он устремился вперёд, пробивая щит Кора Двейна, но совсем не так, как мог, не так, как должен был — медленно, слишком медленно.
Остриё чёрного клинка раскалилось докрасна, но всё-таки не коснулось груди названого брата Соллей.
А затем фламберг внезапно, словно нехотя и не по собственно воле, но дёрнулся, попытавшись вывернуться из рук сжимавших его Драгнира и Иммельсторн.
Сильвия! Сильвия позвала его, и он откликнулся!..
— Держи! — страшно выкрикнул Скьёльд, вернее — Драгнир, овладевший его телом. Ладони и пальцы лже-Соллей попытались плотнее сжать рукоять чёрного меча — в то время, как она, Соллей настоящая, напротив, постаралась их расслабить.
И да, она обнаружила себя целиком и полностью.
Яростное шипение Иммельсторн звучало музыкой.
Сила рвалась на свободу из чёрного фламберга, и сам он, выйдя из повиновения, рвался к этой странной девчонке, Сильвии.
А Иммельсторн, найдя, наконец, затаившегося в захваченном и, казалось бы, подчинённом сознании врага, попыталась сжечь дотла противницу, залить потоком испепеляющей силы; Соллей дала этом жгучему потоку увлечь её, не стала сопротивляться.
Она разом и горела, и распадалась, и теряла сцепление с собственным утерянным телом. Сила волокла её прочь, и Соллей словно вплавлялась в неё, огонь заполнял её пустоту, мысль обретала форму; её уносило прочь, возвращалась свобода, но свобода вне плоти, свобода огненного призрака, сотканного из одной лишь магии.
Кор Двейн, как успела понять Соллей, имел куда меньше мгновения, чтобы хоть как-то ответить.
Однако он ответил.
Чёрно-алый фламберг рванулся к ней, к Сильвии, к своей истинной хозяйке. Кровь не водица, а она владела клинком именно по праву крови. Он рванулся к ней — на миг, и, словно одумавшись, вдруг замер.
Но Кору Двейну хватило этой секунды.
Всё возведённое ими, всё вырисованное и вычерченное вспыхнуло разом, ломаясь, сплетаясь и тотчас же распадаясь. С появлением этой парочки и фламберга магия, казалось, заполнила всё вокруг, подобно густому дождевому облаку, была везде.
Снесённое восстанавливалось. Стёртое проявлялось. Само время, казалось, оборачивалось вспять, и там, где и положено было, где обещал Кор Двейн, вспыхнул ослепительный полукруг портала.
Чья-то железная рука подхватила Сильвию за шиворот, безо всяких церемоний швырнув в полыхающее ничто. Её словно полоснуло огненными бичами, она закричала, взвыла раненым зверем, ничего вокруг не видя; тело крутило, жгло и ломало, а потом…
Потом она с размаху ударилась о жёсткое и пыльное, пропитанное гарью.
Хаген видел, как всё случилось.
Как явились двое магов и как вышел из повиновения чёрный меч.
Как изверглась сила, поражающая воображение, сила невиданной плотности и сжатости.
Как Кор Двейн одним-единственным движением — поистине великий маг! — восстановил большую часть разрушенного.
Как открыл портал.
Хаген не зря провёл столько времени в образе толстого и одышливого чародея-лекаря Динтры, большого любителя молоденьких адепток. Словно всегда знал, что глубоко-глубоко в нём самом, глубже, чем само Зерно Судьбы, крылось нечто большее, только он долго не знал, что именно.
Теперь это знание он обрёл, но какой ценой!..
Сын Древнего Бога — это что-то да значит.
Кровь — поистине не водица.
Искра Пламени Неуничтожимого, огнь первого вздоха самого Творца — не угли и не зола.
Кор Двейн смог сотворить настоящее чудо. Да, это позволил вырвавшийся на свободу океан силы, но буйство магии требовалось обуздать и направить в нужное русло. Он сумел, и портал открылся; но потратил на это Кор на исчезающую терцию больше времени, чем нужно.
Двое явившихся совладали со взбунтовавшимся чёрным мечом, его остриё вновь летело в грудь Двейну, и ничего сделать он уже не успевал.
Зато успевал Хаген.
Пусть немного, но всё-таки.
Незримая петля захлестнулась вокруг фламберга, потянула в сторону. Выиграно ещё одно маковое зёрнышко времени.
Другая петля должна была рвануть Кора Двейна к порталу.
Однако вместо этого Хагена с Райной вдруг что-то подхватило, швырнув их самих в распахнутую пропасть.
И последнее, что запомнил Хаген, была какая-то удивительно спокойная улыбка чародея по имени Кор Двейн — то ли врага, то ли друга, уже не скажешь.
Соллей была свободна. Совершенно свободна, как свободен ветер. У ветра ведь нет ничего, кроме полёта — вот и она осталась такой же, слабой, почти незримой формой, сотканной из чистой огненной силы. Нет, не пламенный элементаль, нечто иное; она существует, хоть и неведомо как.
И потому она видела, как брат Кор
