И все равно – это как ампутация. Даниэль – наш, а мы – его. Не нужно нам никаких чужаков в звене. Не хочу я, чтобы вместо кулака нам чей-нибудь хер приштопали!
- Эл! – требую я у коммуникатора.
Звеньевой тоже отвечает не сразу.
- Что еще у тебя стряслось? – голос недовольный, ржавый со сна.
- У меня-то все прекрасно, за исключением того, что я понятия не имею, где эта ваша долбаная «Гиперборея». Где встречаемся? И что с Даниэлем?
- Что с Даниэлем? – тупо повторяет Эл.
- Это я тебя спрашиваю! Почему его сняли с рейда? Что-то серьезное?
- Понятия не имею… Вечером только разговаривал. Погоди… С какого рейда?
- В «Гиперборею»! Ты где вообще? – я пытаюсь разглядеть, что там у Эла на фоне.
- Ты нажрался опять?! – вдруг орет он.
- Что?
- Опять, говорю, нажрался?! Какая еще «Гиперборея»?! Какой, в задницу, рейд?! Что ты лыбишься? Ложись, спи!
Он отрубается.
Я останавливаюсь – но толпа продолжает нести меня вперед, в горловину главного входа. Окей, покорно волокусь дальше вместе с рекой человеческого фарша – у меня нет сейчас сил сопротивляться. Я слишком занят тем, что пытаюсь понять, действительно ли я могу заснуть обратно в тот мир, где меня никуда не вызывали. Не думаю: мое чудесное подсознание, если не пичкать его снотворным под завязку, каждую ночь упрямо норовит упечь меня обратно в интернат. Хорошо еще, что сегодня меня досрочно освободил оттуда вызов на рейд. Ведь был вызов, так?
Проверяю коммуникатор. Сообщение о рейде на месте, координаты прежние. Рыбки в аквариуме начинают нервничать. Похоже, ситуация несколько сложнее, чем видится Элу. Белой горячкой тут не обойдешься.
Чуть не выдавив из меня вчерашний спартанский ужин, толпа уминается в жерло транспортного хаба. Прорвавшись внутрь, в громадное помещение под экраном-куполом (самый большой рекламный носитель в городе!) сплошной бурлящий поток голов разбивается на сотню ручейков: каждый устремляется к своему гейту. Тубы подходят к стенам круглой башни на нескольких уровнях по касательной. Прозрачные, как шприцы, поезда останавливаются, насасываются толпой, и улетают в темноту.
Какой гейт мой? Куда мне? Кто меня вызывает?
Игрой течений меня выносит в середину этого моря; я попадаю в какую-то мертвую точку, где меня перестают сердито пихать и подталкивать, оттирать локтями и тащить за собой, и предоставляют мне валандаться самому по себе, лениво трезвея.
И только тут, когда опасность расплескать голову немного отступает, до меня доходит окончательно: ни Даниэля, ни Эла никуда не вызывали. И все остальные наши тоже продолжают сопеть в своих койках.
Это мой личный рейд. Задание от господина Шрейера.
Первая операция, которой я должен командовать сам.
Шанс стать человеком. Такой, может, раз в жизни дается.
- Время! – говорю я коммуникатору.
Осталось полчаса, отвечает он мне.
- Маршрут к башне «Гиперборея», – приказываю я.
- Гейт семьдесят один, отправление поезда через четыре минуты.
Надо бежать. Черт знает, как часто они ходят. Опоздаю на четыре минуты – могу опоздать навсегда.
Озираюсь вокруг, отыскивая светящиеся цифры «71».
И тут накатывает…
Пока я смотрел внутрь себя, все было более или менее, но, стоило мне выглянуть наружу, как на меня наваливается паника.
На лбу выступает жирный пот.
Гул толпы, который до сих пор приглушенно играл фоном, вступает в полную мощь – чудовищным разлаженным оркестром из ста тысяч инструментов, каждый из которых упрямо и ревниво играет свою мелодийку.
Над моей головой – купольный экран. Красивый юноша рекомендует мне вживить коммуникатор нового поколения прямо в мозг.
- Всегда на связи! – глядя с неба, он опускает на меня свой указательный палец.
Это, наверное, аллюзия на ту старинную картину, где бог протягивает руку человеку; Рафаэль, что ли? Но мне кажется, что этот прекраснолицый архангел пытается меня припечатать, как клопа. Я втягиваю голову, тру виски.
Раздавленный, я в самом центре клокочущего полукилометрового котла; вокруг меня водят хоровод сто тысяч человек. Цифры над гейтами сдвигаются с места и едут по кругу: 71 72 73 77 80 85 89 90 9299 1001239 923364567 слипаясь, превращаясь в одно невиданное сплошное число, в имя бесконечности.
Надо соскочить с этой блядской карусели!
Надо взять себя в руки! Надо пропороть толпу!
- Три минуты до отправления поезда.
Этот поезд – последний. На него нельзя опоздать.
Я закрываю глаза и представляю, что стою по пояс в зеленой траве.
Вдох… Выдох…
А потом двигаю наугад кому-то в челюсть, другого отбрасываю в сторону, локтем вклиниваюсь между телами – они сначала напрягаются, но потом обмякают, а я, наоборот, крепну, каменею, пропахиваю поле, давлю, топчу, разрываю…
- С дороги, твари!
- Полиция!
- Пропустите его, он ненормальный…
- Что вы делаете?!
- Да я тебя сейчас…
- Это клаустрофобия! У него приступ, у моей жены клаустрофобия, я знаю…
Но куда я еду?
- Какой это маршрут? – оборачиваюсь я к соседу – тридцатилетнему бородачу в фиолетовом пиджаке. – Какой это был гейт?
Мы все выглядим, как тридцатилетние, за исключением тех, кто молодится.
- Семьдесят второй, – отвечает тот.
Вот как.
Ошибся платформой. Перепутал «Ориент-Экспресс» с поездом до Освенцима. Надо было слушать, когда судьба советовала мне отойти от вагона.
Следующая остановка может быть где угодно – за двести, за триста километров отсюда. Составы полностью автоматические, их не остановить. Пока я доеду до ближайшей станции, дождусь обратного поезда, вернусь в хаб… Операция пройдет без меня. Выслужится другой, а я останусь отбывать пожизненное в своей одиночке с видом на прогаженную детскую мечту.
Я, похоже, застрял в моменте, где мне сообщили, что я сел не на тот поезд; земля со скрежетом проворачивается дальше, а я все еще вишу на стоп-кадре – с открытым ртом пялюсь на бородатого. Он сначала пытается притвориться, будто так и надо, но потом не выдерживает.
- Что-то хотели?
- Очень красивый пиджак, – рассеянно говорю ему я. – Не говоря уже о бороде.
Он приподнимает бровь.
Пока я доберусь до этой башни, операция точно уже закончится; если их там всего двое, звену вряд ли понадобится больше десяти минут. Мало того, что я все пропущу, мне потом еще и придется оправдываться. Решат, что я сдрейфил: никто же не поверит, что я не выполнил задание, потому что перепутал гейты. Для такого надо быть полным идиотом.
- А у тебя рубашка отличная. И нос милый. Такая римская горбинка… – задумчиво произносит бородач. – Супер.
