Когда мы добрались до очередной развилки, Котик хрюкнул и впился когтями мне в правую ногу.
— Что делать? — эту фразу Ррагата на общем я понял безо всякого переводчика, а ответил взмахом руки.
Шлем показывал, что там, куда ведет нас зверь, должны быть бриан… но посмотрим.
Красная точка, отмечающая наш транспортер, ползла по тонкой черной нитке дороги. Синие прямоугольники, обозначавшие расположение врага, надвигались, и я напрягался все сильнее. Пот тек у меня по спине, по лицу, я щурился, вглядываясь в сумрак между деревьями.
Вдруг Котик ошибся?
Мы нырнули в один из синих прямоугольников, и к этому моменту достаточно рассвело, чтобы видеть пейзаж. Справа оказалось редколесье, высокая трава, глазастые «елочки» с черной хвоей, а справа — стена громадных, в полсотни метров каждое, деревьев.
Всюду примятая трава, следы колес, кострище, груды мусора… и ни одного бойца!
Бриан ушли отсюда, и судя по всему этой ночью, самое раннее — вчерашним вечером.
— Молодец, — я погладил Котика по голове, но он недовольно вывернулся из-под моей ладони: не мешай, работаю.
Следуя его подсказкам, мы дважды свернули, и тут Ррагату пришлось затормозить, поскольку дорога уперлась в болото. Солнце к этому времени показалось над горизонтом, туман слегка рассеялся, и можно было видеть детали: колеи уходили под мутную воду, а метров через тридцать возникали снова.
Но что нас ждало на этих тридцати метрах? Ямы? Топь? Острые коряги?
Ррагат пробормотал что-то, и я торопливо потянулся рукой к уху, включить переводчик:
— Что будем делать?! — крикнул сверху и сзади Равуда.
Водитель смотрел на меня вопросительно, бойцы в кузове наверняка волновались. Котик ничего не мог подсказать, да и если бы мог, решать в любом случае мне — взялся за гуж, не говори, что слабак, дело такое.
— Вперед, — сказал я, облизав пересохшие губы: жажда наверняка мучает всех, поскольку чистую воду в джунглях найти можно, но на это нужно время, а его не было. — Рискнем.
Ррагат кивнул, и транспортер пополз вперед медленно-медленно, на первой передаче. Плеснула вода, и почти тут же правое колесо ухнуло в яму, следом за ним ухнуло вниз и покрылось льдом мое сердце.
Черт!
Мотор рыкнул громче, и мы выбрались на ровное… шлепок, теперь заднее колесо попыталось ухнуть туда же, но под кузовом у нас спарка, так что ему это не удалось. Возбужденно зажужжали ворвавшиеся в кабину комары, и я подумал, что спрея у нас нет.
Плеснуло снова, мы ударились так, что содрогнулась вся машина, а Ррагат забурчал сквозь зубы. Мы забуксовали, транспортер взвыл, как укушенный в задницу носорог, и все же пошел вперед.
И в тот момент, когда мы выбрались на сухое, я увидел впереди, над верхушками деревьев наш линкор: серая гора со срезанной верхушкой, над которой сверкают искорки. Радостью меня окатило словно теплой водой — вот он, «Гнев Гегемонии», такой родной и безопасный!
Осталось всего ничего.
— Давай, Ррагат, чуть-чуть проехать! — воскликнул я.
Котик выбрал именно этот момент, чтобы выпрыгнуть в окно — только пушистый хвост мазнул меня по лицу. Я посмотрел зверю вслед, а когда поднял взгляд, то понял, что его испугало: прямо на нас по небу мчался стремительный крылатый силуэт с хищно растопыренными крыльями.
Это был уже наш самолет, легкий охотник класса «Смерч»… решивший уничтожить чужой автомобиль, легкую цель.
— Тормози! Из машины! — заорал я не своим голосом.
Нащупал ручку потными пальцами, толкнул дверь, земля ударила в подошвы с неожиданной силой. Дыхание с сипением вылетело из усталых легких, я ощутил спиной жар солнечных лучей и метнулся в заросли.
Отсчитал метров десять и упал прямо в ветки, не обращая внимания, что они царапают лицо, лезут в глаза.
За спиной громыхнуло, земля дрогнула, толкнула меня в лицо, реактивный вой пронесся над головой. Забарабанили по спине комья земли, что-то тяжелое приземлилось рядом, буквально в нескольких метрах.
Подняв голову, я обнаружил, что это обгорелое, помятое колесо транспортера.
— Твою мать… — прошептал я, и оглянулся.
Грудь стиснуло от страха — а вдруг я единственный, кто успел покинуть машину? Обидно погибнуть от дружеского огня, когда ты сбежал из плена и тебе осталось до своих всего ничего, километра три.
Сначала я увидел полыхающую воронку, смятый кузов и отброшенную в сторону кабину. Потом разглядел, что то там, то здесь поднимаются с землю оглушенные, шатающиеся бойцы, и мне стало полегче.
— Цвет настроения — синий, — донеслось из зарослей, и я задышал легче: Макс жив!
Поднялась высокая, мощная фигура, блеснули алые глаза на покрытом сажей лице: Равуда тоже.
Мы собрались у транспортера и пересчитались, после чего стало ясно, что осталось нас тридцать девять. Ррагат не оплошал, как и все, кто успел выскочить из кузова сразу же, а вот раненые — среди них не выжил никто, они не могли двигаться так быстро, как здоровые. Среди убитых оказался Иррата, почему-то замешкался, и теперь тело его наверняка догорало вместе с машиной.
— Ну что же, пошли, — сказал я. — Дж-Жхе, ты вперед… Как обнаружишь наших… Понятно, что делать.
Ферини кивнул и двинулся в заросли: он может незаметно подкрасться к кому угодно, взять часового за горло и объяснить, что мы вовсе не бриан, замаскированные под воинов Гегемонии, а беглые пленники, рвущиеся к своим. Мы заковыляли следом — сначала Равуда со своими, потом я, и в арьергарде Фагельма: толпа изможденных и грязных оборванцев, оружие у всех, а вот броня и шлемы у очень немногих.
Вскоре нам пришлось залечь, поскольку самолет, тот же или другой, прошел рядом.
А еще через километр мы очутились в окружении, и даже Дю-Жхе проморгал, не заметил.
— Стоять! Кто такие? — крикнули из зарослей, и я замер, поскольку понял все, несмотря на выключенный переводчик.
Слова были на общем языке Гегемонии.
— Третья когорта! Второй манипул! Шестая центурия! — воскликнул я. — Идем из плена!
— Не двигаться! — гаркнул тот же голос, и на открытое место выбрался центурион в полном снаряжении: шлем с опущенным забралом, бронезащита чистенькая, автомат будто только что со склада, набитые подсумки бугрятся.
У меня от этого зрелища на глаза навернулись слезы.
За ним из зарослей выбрались еще двое бойцов, и они неторопливо двинулись к нам.
— Оружие на землю, — скомандовал центурион, и я снова его понял. — Только медленно. Где ваш командир?
— Убит! — ответил я. — Я за него. Десятник Егор Андреев.
Автомат я аккуратно положил наземь, и выгадал миг, чтобы включить прибор в голове — сейчас от понимания зависит слишком много.
Центурион подошел ближе, поднял забрало, и стало ясно, что передо мной кайтерит. Недоуменно осмотрел толпу бойцов за моей спиной, алые глаза на красном лице округлились, а нос брезгливо сморщились.
— Доложите трибуну Шадиру, — попросил я. — И воды, если можно… давно не пили.
— Уже, — ответил центурион. — И видео кинул. Он вас опознал.
Бойцы его смотрели уже без враждебности, один снимал с пояса фляжку, другой махал в сторону зарослей, видимо подзывая своих.
— Уф… — у меня гора с плеч свалилась. — Как у вас тут дела?
— Да так себе, — он пожал плечами. — Ждем сегодня наступления бриан. Очень ждем. Взлететь не можем, поскольку сука-диверсант вывела из строя двигатель, и мы к планете прилипли жопой.
Меня словно ударили по голове ломом, а Пира едва не выронила фляжку, которую ей только что вручили.
Глава 21
Шадир осматривал нас, покачивая головой.
А мы, выстроенные в ряд в такой знакомой, такой родной казарме, еле держались на ногах — прорыв из подземного города, марш-бросок через джунгли, и все для того, чтобы с колес вступить в бой, отражать яростное наступление бриан на сам линкор. Сил мне хватало только на то, чтобы не падать самому, не ронять голову на грудь и не закрывать глаза.
— Вот это номер, — сказал наконец трибун. — Такого в цирке не покажут. Ладно, вольно. До утра — отдыхайте, приходите в себя… Еды вам принесут прямо сюда, я распорядился. Вымойтесь только первым делом.
