какой-то год идеальных отношений. Первый выкидыш случился через пару лет после свадьбы – но они не сдались, смогли пережить, хотя, не желая себе признаваться, Остин заметил в ней тот самый надлом, на лечение которого обычно уходят годы. Второй ребенок был незапланированным, они долго ждали и решили оставить все на решение судьбы, отчасти из-за страха, отчасти из-за ужасного чувства беспомощности при возможном повторении. Когда же она обрадовала его своей беременностью, каждый был уверен в успехе, порой даже слишком обнадеживаясь. Она словно забыла о предыдущем разе, и он, желая огородить ее от ужасных мыслей и чувств, потакал всем, чем мог, мечтая о том, как и сам забудет выкидыш, практически уничтоживший их обоих.
А когда подобное повторилось, он не только запил, а стал по настоящему злым на всю жизнь человеком, из-за чего упустил тот момент, когда его жена, одинокая и разбитая, сама потеряла волю к жизни. Когда случилась трагедия, естественным и ненавистным до боли ему образом он закрылся от всех, пытаясь не просто обуздать боль, а понять причины, понять суть того, что его ребенка забрали из его жизни, словно он не заслуживает этого, словно его наказывают… Только его жена была другой: она была пусть и сильной характером, когда это было нужно, но не умела справляться с трагедиями в одиночку – и, не получив поддержки мужа, словно выпавшего из реальности, просто сдалась. Горе и одиночество подкосили ее здоровье так сильно, что уже через месяц ее сердце не выдержало.
Тогда собрать его по частям получилось лишь его отцу вместе с сослуживцами и друзьями, среди которых были Тони и Питер. Последний вытянул его из запоя и сам наконец-то увидел со стороны, как выпивка влияет на его жизнь и почти могла стоить ему карьеры, если бы не помощь близких, в частности Остина. Тогда Питер даже обмолвился, что, помогая ему пережить смерть семьи, он сам смог обуздать свою зависимость, смог стать лучше, а значит, даже худшие события не должны быть напрасными. Остин никому не говорил, но единственным спасавшим его от полного саморазрушения было убеждение в том, что все не может быть просто так, не может. В каком-то смысле это стало его верой, его компасом в жизни. Он делал все, дабы смерть его любимой и гибель его двух сыновей еще до своего рождения не были напрасными, ведь не может быть, чтобы лучшие из лучших просто исчезали из мира, в то время пока бесчисленное количество отбросов общества продолжают жить, творить зло и оставаться безнаказанными. Так длилось долго, благодаря поддержке друзей, благодаря чувству юмора, которым он понижал в себе градус сжигающего чувства несправедливости мира. Но дальше это длиться не могло, и, что забавно, думает он сейчас, как раз перед прибытием сюда у него закралось чувство, такое непривычное и яркое, что он достиг потолка. Что задание на Векторе – это апогей, после которого все изменится, ведь, вопреки традиции длиною в годы, на этот раз он впервые взял с собой на задание фотографию его любимой. Ранее он всегда оставлял ее на базе, как при жизни, так и после ее смерти, чтобы точно знать, куда возвращаться и ради чего. Сейчас же впервые небольшое фото улыбающейся беременной жены на шестом месяце, где она держит вязаный комбинезончик, лежало в боковом кармане его скафандра.
Вспоминая и прокручивая в голове всю долгую цепь событий, Остин наконец-то понял, для чего ему было суждено пережить страшнейший ужас всей его жизни, лишивший мир прекрасных людей: не будь этого – и его не было бы здесь, спасающего жизнь от смерти, тем самым находясь у создания нового мира, где никому не будет суждено пережить то же, что и ему. Раз не в его силах было создать жизнь с единственной любимой женщиной, значит, его задача – защищать жизнь, сделать все, лишь бы рождение состоялось. Все представляя перед собой жену, он неосознанно улыбается, и ему так хочется сказать: «Я люблю тебя», после чего добавить жене, сокрушающейся от смерти детей: «Все это не зря, любимая, все это не зря!», чтобы избавить ее от мучащей боли несправедливости… Но они мертвы, и в их память, чувствуя тепло любви и счастья, ему придется убить хороших людей.
Остин плавно добрался до центра зала, огибая камеры, все время проверяя каждую из сторон, но так и не заметив ни одного сегмента, отчего успел даже решить, что они уже убежали дальше. Поэтому он совершил фатальную ошибку – расслабился. Чуть опустив оружие, он решил ускорить шаг, видя в нескольких метрах от себя последствия ярости и голода монстра, разломавшего камеры ради трапезы. И в тот момент, как он остановился перед изуродованным телом, валяющимся на полу и отдающим кратким, скорее даже импульсивным движением конечностей, везде включился свет. Дальше все прошло так быстро, как это вообще возможно в их условиях: не успел Остин отключить прибор ночного видения, желая скорее восстановить зрение, как сразу же получил прикладом по маске, потом из его рук выбили оружие, но самое главное произошло в ту же секунду, как первые два действия закончились, а именно – Света схватила его за руку, накинула на свои плечи и с трудом, но все же забросила в камеру, чей пол был на высоте ее коленей. Не успел Ос сориентироваться, как дверь закрылась, лишив его свободы.
ГЛАВА 45
Зрение потихоньку возвращается, но и без него Остин испробовал уже все свои силы и смекалку, чтобы выбраться из криокамеры, больше напоминающей ему гроб, в последнюю очередь из-за своей квадратной формы. Вся доступная сила кулаков и ног была направлена на нанесение недостаточного ущерба препятствию, лишающему его свободы. Камеры и так были не самые просторные, где-то метр на метр, так еще и костюм съел пространство, отчего Остину казалось, будто бы он в тесном гробу. Как только зрение восстановилось, открыв ему весь обзор этого обширного, крайне потрепанного места, так он сразу же принимался проверять пол и потолок, выискивая щели или провода – хоть что-то в этом механизме, способное дать ему свободу. Однако подобные камеры были специально созданы для тех… даже не людей, а существ, чья тяга к жизни настолько изобретательна, насколько это вообще возможно, из-за чего даже система подачи кислорода была чуть ли не того же уровня, что и у самого Вектора. Все это решила ему напомнить Света, чуть ли не повторив его собственные мысли:
– Тебе не выбраться, даже не пытайся! Они предназначены не только для изучения, но и для
