Последние слова отозвались в душе болью и горечью. Зачем она так говорит? Зачем обвиняет его? Оскорбляет. Призывает к столь неправильному, чудовищному поступку, как убийство.
Программа эмоционального контроля высветила предупреждение, что злость превышает установленный уровень. Конечно он злится. А как еще реагировать на столь несправедливые обвинения. Пару минут Джантор пытался успокоиться сам, затем активировал соответствующую нейропрограмму.
Людям без вживленных компьютеров и правда очень тяжело. Неудивительно, что у них эмоции то и дело зашкаливают, толкая на иррациональные, безумные поступки. Наверное, поэтому Айрин так трудно порой его понять.
Но он то должен ее понимать. Тем более что ответ лежит на поверхности. Десятилетия страха и ненависти породили очень сильные и устойчивые ассоциативные нейросвязи как на рассудочном уровне, так и эмоциональном. И при любом упоминании киберов они запускаются автоматически. На перемену отношения к обладателям нейробуков уйдет много времени.
Плюс недавняя гибель Майкла. Да и Стефани выглядит плохо, порождая злость на тех, кто ее избил.
Как Айрин тогда сказала — в каждом из них живет ненависть. Понятная, объяснимая, и все равно неправильная. Джантор обязан это изменить. Для начала убрать объективные причины ненависти. Этот полицейский станет первым пробным шаром. Пожалуй, понадобится несколько программ для демонстрации и контроля эмоциональных состояний.
Закрыв глаза, Джантор принялся за работу.
* * *
Винсент очнулся в тускло освещенной комнатке с серыми бетонными стенами. Он лежал на старом матрасе, неподалеку на стуле сидел Джантор.
— Добрый день, — фиомсянин улыбнулся.
Улыбка казалась такой искренней и открытой, что на секунду Винсент в нее поверил. Но тут же вспомнил, как тот спокойно разглагольствовал, одновременно взламывая коды доступа к оружию.
Хрен ему, еще раз на эту удочку Винсент не попадется.
Он отправил через нейробук сигнал тревоги — безуспешно. Похоже, они глубоко под землей. Какая-то секретная база, которую полиция не нашла. Что ж, по крайней мере, он здесь. И теперь фиомсянин уже не застанет его врасплох. Руки и ноги свободны, шлема, так подведшего прошлый раз, нет. Сам Джантор по виду безоружен. Если уложить его и добраться до пистолетов, Винсент еще повоюет. И даже если погибнет — что ж, хаймены не боятся смерти. Надо лишь собрать воедино всю силу и ярость.
Последнее выходило плохо. Вся решимость, вся злость на проклятого фиомсянина словно утекала.
Джантор покачал головой.
— Если ты думаешь атаковать, то напрасно. Только себе сделаешь хуже.
На мгновение Винсент замер — враг будто читал его мысли. Тем меньше причин ждать. Он прыжком вскочил, ринулся на противника, занося кулак.
На втором шаге мускулы скрутила жуткая судорога, он рухнул прямо под ноги фиомсянину.
— Я ведь предупреждал, — Джантор поднялся, оттащил Винсента обратно на матрас. Судорога исчезла. — Поверь, я не желаю тебе зла, но не допущу, чтобы ты причинил вред другим. Я взломал модуль внешнего контроля за твоим нейробуком и кое-что подкорректировал. Ты не сможешь без моего согласия активировать радиоканал, разозлиться, кого-то ударить. Не возьмешь в руки оружие. Хочешь проверить? — он достал пистолет и бросил рядом с Винсентом.
Искушение оказалось слишком велико. Он протянул руку, ее тут же свело. Отдернул — боль исчезла.
Минуту Винсент переваривал сказанное. Фиомсянин взломал его нейробук? Мысль ужаснула. Неужели нейробук теперь не подчиняется своему владельцу? И даже действует против.
Он стал пробовать разные функции — большинство из них работали. Не запускалась только связь и управление оружием.
— Я не стремлюсь целиком взять тебя под контроль, — Джантор словно знал о его попытках. — Просто добавил модуль отслеживания эмоций в режиме реального времени, так легче тебя понимать, плюс подкорректировал управление негативно-деструктивными эмоциями, что установил Стилер. Ну и мерзость же он вам впихнул.
Упоминание губернатора вызвало лишь слабое эхо прежнего восторга. Однако Винсент не станет молча слушать оскорбления в адрес своего лидера.
— Он великий и благородный человек. Ты просто не понимаешь.
Фиомсянин вздохнул.
— Я-то как раз понимаю. Понимаю, почему ты и другие киберы считаете его великим. В ваших нейробуках стоит особая программа. Она вызывает радость, восторг, эйфорию всякий раз, когда вы видите изображение губернатора, слышите его речи. Но я отключил ее. Запусти любой ролик с ним и убедись.
Не веря, Винсент нашел в памяти последнее телеинтервью Стилера. Выступление звучало неплохо, но далеко не так ярко и убедительно, как прежде. От былого восхищения осталась лишь бледная тень.
— Тебе все еще нравятся его речи, поскольку в мозгу сформировалась устойчивая ассоциативная связь «губернатор — удовольствие», — снова заговорил Джантор. — Я могу легко убрать ее, и даже привязать противоположную эмоцию.
В следующую секунду настроение Винсента упало. Слова, еще недавно восторгавшие, теперь наводили скуку и уныние. Умные речи казались набором банальных глупостей. Да и внешне Стилер, всегда олицетворявший величие и благородство, теперь выглядел вполне заурядно. Обычный старик.
Винсент помотал головой, желая рассеять наваждение. Верить не хотелось. Это невозможно. Фиомсянин лжет. Что он сделал?
— Аналогичным образом я могу привязать положительные эмоции к любой другой личности, — спокойно продолжил Джантор. — Например, самому себе.
Винсент ощутил прилив радости. Страх, тревога, сомнение бесследно испарились, уступив место умиротворенности, воздушной легкости, каждая клеточка тела наполнилось приятным теплом. Все опасности и проблемы остались где-то далеко, а здесь не могло случиться ничего плохого, только хорошее. Он уже давно не ощущал себя столь счастливым. Хотелось засмеяться или запеть. Винсент поймал себя на том, что улыбается.
— А теперь я выйду, — Джантор встал и скрылся за дверью.
Настроение угасло. Единственная лампочка светила тускло, бетонные стены будто давили. Мрачное место, и кругом враги. Фиомсянин снова вошел, на Винсента накатил новый прилив восторга.
Это невозможно.
Джантор еще три раза уходил и возвращался, и Винсент ясно чувствовал, как угасает и вновь поднимается настроение. Во всем облике фиомсянина проступило прежде не замечаемое достоинство и благородство, а улыбка теперь казалась безусловно искренней. И голос звучит, будто восхитительная музыка. В его присутствии серая комната казалась уютной, а лампочка светила ярче. Он буквально распространял вокруг ауру счастья
