Джантор вздохнул. Опять примитивная и бессмысленная жестокость.
— У меня другие способы. Фиомсянские.
На всякий случай утащил пленника в самый глубокий бункер, до поверхности отсюда метров 20. Снял глушилку. Можно приступать.
Среди всех, с какими Джантор здесь сталкивался, программная защита нейробука оказалась наиболее мощной. Чтобы взломать вживленный компьютер, понадобился час. Первым делом взял под контроль управление радиоканалом, стал разбираться в других настройках операционной системы.
Как и в нейробуках фиомсян, тайных программ оказалось много. Некоторые выполняли уже знакомые функции — подавляли страх, боль, стимулировали тренировки. Но вот другие…
Ненависть и правда оказалась искусственной. Ее генерировал целый комплекс программ. Одна стимулировала легкую неприязнь и раздражение всякий раз, когда кибер видел человека без нейробука, даже просто думал о них. Другая подавляла жалость и сочувствие. Третья, намного более мерзкая, порождала злость в сочетании с удовольствием всякий раз, когда хозяин нейробука бил человека. С каждым ударом ярость разгоралась сильнее, побуждая бить снова и снова. Именно она являлась источником ужасающей жестокости.
А чужих обладателей вживленных компьютеров полагалось ненавидеть даже сильнее, чем обычных людей.
Стандартные для ФИОМСа положительные эмоции при работе в здешнем наборе нейропрограмм отсутствовали. Однако трудились киберы по 12 часов в день без выходных, главной наградой был нейрокайф. Запустить его можно лишь по активационным кодам, получаемым от высокого начальства.
Которое любили не только за право раздавать ярчайшее наслаждение. Внешний вид и любое упоминание губернатора Брайана Стилера вызывали у киберов сильные положительные эмоции. При выступлениях и речах они постепенно нарастали, порождая эйфорию, уступавшую разве что нейрокайфу. Неудивительно, что Винсент считает великим человека, доведшего Оклахому до столь убогого состояния.
Нейробук также стимулировал легкую радость при виде Клайва Стилера, сына губернатора и командующего Национальной гвардией штата, других членов семьи, начальника городской полиции, прочих занимавших высокие посты киберов. Вживленный компьютер гарантировал руководству фанатичную преданность, врагам же — безграничную ненависть.
А чтобы исключить малейшие сомнения и колебания в исполнении приказов, активно использовалась боль. Разделенная на десять уровней, она служила карой за ошибку, отказ или задержку в исполнении приказа. Причем, в отличие от нейрокайфа, которым награждали только начальники уровня генерала, подстегнуть болью мог любой вышестоящий командир. Всякое неповиновение беспощадно каралось.
Поведение киберов становилось понятным. Они вовсе не родились злыми, их такими сделали. Вынудили ненавидеть и презирать людей без нейробуков. Подавляли жалость, поощряли жестокость. И любая попытка поступать иначе, прямо или косвенно сопротивляться уродливой, несправедливой системе пресекалась дикой болью.
Этот парень вовсе не жаждал избивать людей без нейробука, даже когда получал прямой приказ. Но для самого Винсента доброта оборачивалась адской мукой.
Понятные по функционалу, по смыслу здешние программы влияния казались Джантору дикими. Сравнивая их с начинкой своего нейробука, он поражался разнице. Тот, кто делал операционную систему для фиомсян, руководствовался благими намерениями. Злость и агрессию подавлять, работу и спорт стимулировать.
В ценности многих программ Джантор уже убедился. Эмоции трудно контролировать, и тут нейробук очень полезен. Протест вызывали не сами программы, а то, что действовали они тайно.
Однако здесь вживленный компьютер не подавлял, а наоборот, поощрял негативно-деструктивные эмоции. Делал из человека безжалостного исполнителя чужой воли. Чего Стилер хочет добиться? Неужели всерьез верит, что фанатичная преданность ста тысяч киберов стоит ненависти миллионов прочих людей?
В бункер спустилась Айрин.
— Как Стефани?
— Спит. А ты как? Что-нибудь получилось?
— Да. Я взломал защиту нейробука, теперь он под моим контролем.
— Ты будешь управлять им, как роботом? — удивилась девушка.
— Не совсем. С вживленным компьютером все несколько сложнее. Напрямую двигать его руками и ногами нельзя, но я могу вызвать у него желание идти в нужном направлении. Побуждать к одним действиям, и отвращать от других.
— Прямо любым? — глаза Айрин округлились.
На секунду Джантор задумался.
— Теоретически — да. Нейробук стимулирует положительные эмоции напрямую, посылая импульсы в соответствующие зоны мозга. И аналогичным образом способен угнетать настроение. Сопротивляться такому влиянию невозможно. Если привязать эмоции к определенным действиям, и даже мыслям, можно заставить его желать того, что мне нужно.
— А если ты прикажешь ему застрелиться? Он правда себя убьет?
— В данном случае положительные эмоции бесполезны. Впрочем, есть еще и отрицательные. Если, к примеру, заставить его испытывать жуткую боль, Винсент будет рад умереть, лишь бы прекратить мучения.
— Здорово, — она сжала кулаки. — Сделай так. Пусть он страдает, как Стефани. А потом умрет.
— Нет, Айрин.
— Ну, я же не имею в виду — сейчас. Сначала он выложит все киберские секреты. Мы убьем его потом.
— Айрин, мы не будем его убивать.
Девушка изменилась в лице, отступила назад.
— А что ты собираешься с ним делать? Только не говори, что отпустишь.
— Пока не знаю. Для начала подкорректирую программы в его вживленном компьютере. Это они заставляют киберов всех ненавидеть. Побуждают избивать и убивать. Они ведь не рождаются жестокими, их такими делают нейробуки. Но я все исправлю. Удалю нейропрограммы, вызывающие злость, и он станет нормальным человеком, который относится к людям хорошо.
Айрин отступила еще на шаг, к самой двери.
— Ты серьезно?! Ты хочешь оставить его в живых? После всего, что они натворили? После всех жертв.
— Убив его, мы лишь добавим еще одну.
— Он же кибер! Это месть! Наказание! Справедливая кара!
— Нет! Он именно, что жертва. Все они. Жертвы тайных программ, установленных в нейробуки. Их заставляют ненавидеть, мучить и убивать. Им не оставили выбора. Я сделаю их нормальными, добрыми.
— Ты должен его убить. Убить всех. И если ты думаешь иначе — ты такой же, как они. Мерзкий кибер! — выкрикнула Айрин и бросилась прочь.
Последние слова отозвались в душе болью и горечью. Зачем она так говорит? Зачем обвиняет его? Оскорбляет. Призывает к столь неправильному, чудовищному поступку, как убийство.
