нифига себе, да тут целый магаз шмота!
Девушка чихнула и вынырнула из тёмного нутра с целым ворохом лежалого тряпья. Иван залез в сервант и перебирал чашки, мятые квитанции, рассыпанные пуговицы, ещё какую-то мелкую дрянь.
– А это чё? – крутил он в руках небольшую круглую коробочку. Маша уже нацепила одно из платьев и подошла посмотреть.
– Да это пудра! – воскликнула она и выхватила коробочку из рук мужа. Тот оглядел её с ног до головы и присвистнул:
– Ого, ты секси! Или, как там говорили, «вы, мадам, очаровательны?» Зырь, тут и бусы есть!
Маша повернулась к мужу спиной и подняла волосы:
– Нацепи мне!
Иван неумело и долго возился с застёжкой, его миссис выразительно вздыхала и постукивала ногой по полу. Когда её мистер наконец управился, она густо напудрилась слежалой в комок пудрой и повернулась к мужу. У того чуть сердце не остановилось: так пугающе похожи были девушка и кукла у неё в руках!
– Бля…
– Слушай, а пофоткай меня! – Маша сделала огромные глаза, и белое личико её наморщилось. Она громко чихнула и рассмеялась: – А то это платье так воняет, я в нём уже заколебалась!
– Ну, давай, – неуверенно промямлил муж. Ему уже нещадно зудело спуститься вниз и спрятаться под одеялом. Но жене об этом знать нельзя ни в коем случае! Маша уже примеряла красивые позы, и он нацелил на неё глазок мобильной камеры, как вдруг миссис вскрикнула и швырнула куклу куда-то ему за спину! Иван похолодел и быстро обернулся.
– Фу, Машка, твою мать! Это ж просто зеркало!
– Да вижу я, уф, чёрт, у меня чуть сердце не лопнуло!
– Просто зеркало! —повторил Иван, успокаиваясь, и подошёл поближе. Обыкновенное трюмо, подозрительно похожее на то, что стояло у них дома, сколько он себя помнил.
– Мама в таком всякую свою бабскую дрянь хранила, – пробормотал Иван и машинально открыл выдвижной ящичек под зеркалом. Ему так и казалось, что там окажется копеечная залежалая помада, синие тени двадцатилетней давности, нитки со сломаной иголкой, тупые ножницы, бинт в пожелтевшей обёртке со штампом советской фабрики, кассета «Шансон года-92», кусок резинки из детсадовских колготок и какой там негодный хлам ещё копила мама? Но какое облегчение! Ничего подобного в ящике не оказалось. Одна только книга. Толстая такая, в жёсткой на ощупь кожаной обложке. Иван повертел её в руках. Крупная вязь, выпуклые буквы с почти истёртой позолотой: «Mammam te diligit».
– Чё это? – заглянула ему через плечо Маша.
– Хз, латынь какая-то!
– Дай посмотрю!
Жена забрала у Ивана книгу и уселась в кресло-качалку, как будто только её и ждавшее прямо посередине чердака. Девушка зашуршала страницами и принялась читать тоном заправской сказочницы:
– Бла-бла-бла-бла-бла, прекрасный принц и говорит ей: «Быр-быр-шир-мыр, моя принцесса!»
– Чего? – расхохотался Иван.
– А я чего, тут так и написано! —посмотрела на него огромными невинными глазами жёнушка. – На вот, сам читай, тут латынь! Ты же врач, не я!
– Ага, ок! – проворчал Иван и забрал у жены книгу. Она вытянула руку с мобильным и подсветила ему страницы. Слегка жёлтые от времени, плотные и шершавые листы были убористо исписаны от руки чёрными чернилами. Тут и там текст перебивали непонятные знаки и тёмные красные кляксы, похожие на засохшую кровь. Иван поскрёб ногтем одну из клякс, прочистил горло и принялся читать с театральным пафосом:
– Vae vobis, qui verba pronuntiat, in vita enim mali pessimus evigilare faciatis!
Тут он поднял глаза на жену, усмехнулся, мол, ну и как тебе? Затем его глаза скользнули куда-то ей за спину. Иван замер, побледнел. Руки его задрожали. Маша уставилась на мужа огромными глазами и одними губами произнесла: «Что там?..»
Её муж выронил книгу и пролепетал:
– Мама…
– А чё это вы читаете в темноте-то, тут же свет есть! – раздался громогласный жизнерадостный возглас. Маша завизжала и, запутавшись в подоле платья, упала на колени. Кресло перевернулось и накрыло её. Из этого укрытия она наблюдала, как толстые ноги в трениках и шерстяных носках тяжело протопали мимо неё. Щёлкнул рычажок, вспыхнул свет.
– А чё ты жене-то не помогаешь, сынок? – ехидно прощебетала мёртвая Машина свекровь. – Опять всё мама да мама, а?
– Ма… – прохрипел Ваня. – Ты же… ты же это…
– Чего это? – проворчала Антонина Николаевна. – Ну ты прям как твой отец! Жена, как жук какой-то беспомощный, прости господи, а тебе ничё, тебе нормально! Нет бы помочь, а? Бесстыдник!
И она деятельно опрокинула кресло обратно на место. Маша скорчилась и закрыла голову руками.
– Ой, Машенька, бедная моя девочка! Так я и думала, от этих Стравинских толку никакого, ну что это за мужик, стоит рот раззявил, тьфу на тебя! – дурашливо-сердитым тоном отчитывала сына покойница, хватая безвольную сноху за руки. Та от страха не могла даже противиться и покорно поднялась на ноги.
– Да какая же ты красавица-то! – оглядела её всю свекровь. Маша изо всех сил стараясь смотреть мимо неё, прокусила губу. Привкус солёного железа во рту заземлял, возвращая реальность. Тем невыносимее было понимать – нет, это не кошмарный сон. Вот она, её mother in law, настоящая, во плоти! Скривилась, надулась, чего это она?! А, всего лишь я чихает! Но этого всё равно не может быть… она же… боже…
– Уф, а пылища какая у вас тут! – недовольно проворчала пришелица с того света и напоказ провела пальцем по столу. – Я так поняла, вы совсем не убираетесь?
– Мама, это чердак! – подала наконец голос Маша.
– А ты мёртвая! – подхватил Ваня. – И тебя вообще здесь быть не должно! – истерично добавил он, а его мать только ехидно головой покачала.
– Да, я тоже так думала!
– Ма, я тебе как врач говорю, ты умерла, мы тебя сожгли! – на высокой ноте выкрикнул Иван.
– И между прочим, это я тебя в мед устроила, если ты вдруг забыл! парировала мёртвая женщина. – Уж сколько мне пришлось декана Василь Игнатьича обхаживать, я даже на том свете на забуду! Кстати, а что отмечаем?
Мама схватила забытый бокал с вином и отхлебнула, не дожидаясь ответа. Глаза её округлились, и она перешла на торжественный тон:
– Дай угадаю! Вы наконец беременны!
– Бля, мама… – заныл Иван.
– Мама, бля, – в тон ему проныла Маша.
– Только не говорите, что назовёте Петя! Нет, лучше Вася! Василий Иванович, хосспади, это просто трындец, классика! – мама не удержалась и прыснула в бокал. Вино выплеснулось ей на похоронное строгое платье.
– От же твою мать! – прорычала она, и руки Ивана инстинктивно дёрнулись прикрыть голову. Он едва сдержался, напоминая себе, что он взрослый, женатый человек. Похоронивший
