поступаю в корне неправильно, вставляя своим подчиненным палки в колеса. Но также знаю, что я полностью во власти своей госпожи и у меня нет иного выбора, кроме как подчиняться. Однако, помимо всего прочего, мне совершенно очевидно: то, что Илеана уже сделала – а именно: натравила одну шайку дикарей на другую, – по-своему довольно красиво. Очищение от человеческой гнили, необходимое иссечение пораженных тканей.
Все вышенаписанное лишь пролог к признанию, которое я сейчас должен сделать. В последние дни я сплю плохо и совсем не высыпаюсь. Сны, посещающие меня, наполнены таким ужасом и отчаянием, что я часто пробуждаюсь в холодном поту, дрожа всем телом.
Как следствие, я завел обыкновение выпивать на сон грядущий стаканчик бренди, щедро разбавленного лауданумом [53]. Прошлой ночью заснул быстро, крепким сном без сновидений.
Столь явное облегчение должно было меня насторожить. Среди ночи меня разбудило почти невыносимое давление на грудь. Судорожно задыхаясь, я с трудом открыл глаза и с усилием сосредоточил взгляд на том, что находилось передо мной во мраке. Это оказалась Илеана, которая сидела верхом на мне и тяжело давила на мою грудь ладонями, развернутыми наружу.
Как обычно, она была в натуральном виде. Грива черных волос волнами ниспадала на спину. Увидев, что я проснулся, Илеана наклонилась ко мне, впилась ногтями в мою кожу. Улыбнулась, показывая зубы. Медленно провела языком по губам, увлажняя их. Осознав, что я вновь подпадаю под ее чары, я невольно трижды содрогнулся.
Продолжая улыбаться, она положила бледную узкую ладонь мне между ног.
– Бедный полицейский. Жалкий маленький человечек.
Я коротко простонал и умолк.
– Ты славно поработал, мой верный слуга. Я пришла сказать, что скоро произойдет второй взрыв. Сегодня ночью, во владениях Молодчиков Гиддиса. Удерживай своих людей и не вмешивайся. За это будешь хорошо вознагражден.
Я снова испустил стон и задрожал от унижения.
– Но… это только разожжет пламя. Начнется сущий хаос.
Она подвигалась на мне.
– А из хаоса вырастет… новый порядок. Не говори ничего сейчас, ничтожный англичанин, просто кивни, что понял.
Я кивнул.
– Вот и прекрасно, – проворковала Илеана. – Ты готов повиноваться?
Я опять кивнул. Одним привычным стремительным движением она набросилась на меня, прокусила вену и принялась жадно, взахлеб пить. Я впал в экстатическое состояние, потом провалился в беспамятство. Когда очнулся, об Илеане напоминали лишь следы от укуса на мне и животный запах, оставшийся от нее на простынях. С наступлением милосердного рассвета я сделал эту запись и теперь в мучительном, но одновременно радостном возбуждении жду следующей атаки на город.
Дневник Мины Харкер
6 января. Вообще-то, состоявшееся сегодня печальное мероприятие – погребение бренных останков профессора Абрахама Ван Хелсинга на шор-гринском кладбище – должно было стать для всех нас твердой точкой, знаменующей конец этого трудного жизненного периода. Оно должно было дать нам повод поскорбеть, выразить свое горе любым угодным нам способом, а затем начать восстанавливать все, что было прежде в наших маленьких, но счастливых жизнях. Однако по причинам, которые я раскрою ниже, упомянутое мероприятие породило в нас не чувство завершенности, а скорее ощущение, что судьба неумолимо настигает нас и что теперь события развиваются со страшной скоростью. Чем все закончится, боюсь даже думать.
День начался с горького расстройства и закончился самыми ужасными предчувствиями. Занимаясь приготовлениями к похоронам профессора, я планировала скромную закрытую церемонию, предшествующую публичной поминальной службе, которая состоится в Лондоне одиннадцатого числа. Но из-за отсутствия потерянных друзей прощальная церемония оказалась до неприличного малолюдной.
Бедный Джек по-прежнему числится среди без вести пропавших (где же он, беспрестанно спрашиваю я себя, где же он, где?), а мисс Доуэль, полагаю, навсегда исчезла из наших жизней. Я надеялась, что рядом с нами будут лорд и леди Годалминг (Артур наверняка хотел бы проводить великого голландца в последний путь), но здесь меня ждало разочарование. В начале одиннадцатого утра, за два часа до похорон, когда я работала в своем кабинете, легкий стук в дверь возвестил о появлении служанки.
Она доложила, что меня желает видеть некий джентльмен, только сейчас прибывший из Сассекса.
– Лорд Годалминг? – спросила я.
Служанка нервно мотнула головой.
– Кто же?
– Он назвался мистером Эмори, мисс.
Я велела проводить посетителя ко мне, и она поспешила прочь, чтобы выполнить распоряжение.
Когда мистер Эмори с глубоко опечаленным видом вошел в комнату, одетый во все черное и с траурной повязкой на рукаве, на меня волной накатило смутное беспокойство. Благородный слуга выглядел усталым и осунувшимся, что явно объяснялось не только долгой поездкой из Сассекса в наше графство. Даже его широкие плечи сутулились, словно под тяжестью невзгод, а его фигура, при описании которой я употребила бы слова «мускулистая полнота», казалось, несколько усохла.
– Полагаю, мадам, вы удивлены, что я явился в ваш дом один, – сказал Эмори.
– Да, и не настолько приятно, как хотелось бы, – признала я. – Надо ли понимать, что вы здесь как представитель семейства?
– Да, мадам. Лорд и леди Годалминг прислали меня вместо себя.
– Понятно.
– Разумеется, они передают нижайшие извинения. Боюсь, с их стороны, а особенно со стороны моей госпожи, было бы крайне неразумно приехать сегодня. Они отправили меня с письмом, в котором объясняют причину своего отсутствия.
Он достал из кармана тонкий манильский конверт [54]. В нем находилось послание от Артура, написанное в довольно сухом и формальном тоне, какого и следует ожидать от человека его происхождения и воспитания, но при этом оставлявшее впечатление, будто за каждым спокойным, сдержанным словом в нем скрывается крик отчаяния.
Письмо я сохранила, вложив между страницами дневника.
Письмо лорда Артура Годалминга – Джонатану и Мине Харкер
6 января
Дорогие Джонатан и Мина! К настоящему времени, увидев на своем пороге мистера Эмори одного, вы уже поняли тот печальный факт, что мы с Кэрри не будем с вами на сегодняшней церемонии, за каковое нарушение долга мне очень стыдно. Вероятно, вы уже догадались и о причине нашего отсутствия. Бедная Каролина так и не оправилась после потери ребенка. На самом деле с тех пор, как вы, Мина, видели мою жену в последний раз, ее состояние лишь неуклонно ухудшалось. Боюсь, ее рассудок сорвался с якорей, и теперь несчастную уносит в темные пределы, из которых вернуть ее будет чрезвычайно трудно.
Где Джек Сьюворд? Во всей Англии нет равного ему специалиста! Будь он сейчас с нами, я бы не чувствовал столь остро, что моя жена, какой мы ее знали, постепенно исчезает из моих глаз. Она часто кричит и пронзительно взвизгивает. Она страдает кошмарами. Она плачет по пробуждении и
