в ненужные руки.
— Но как я-то могу помочь?! — по-прежнему недоумевал я.
Колыхнулось в памяти эхо недавнего разговора на фабрике:
«Откуда у меня ваши способности? Если сами говорите, что просто так ничего не бывает».
«Советую при возможности поинтересоваться своей родословной. Иногда там находишь много любопытных деталей…»
— А ты, если верить архивным документам, — Гусев похлопал ладонью по россыпи отданных Лёней бумаг, — один из потомков известной балерины. В этом есть перст судьбы, учитывая мутную деятельность Потусторонних и то, как внезапно ослабленный подземными толчками город выбрал тебя доверенным лицом для своих тайн.
— И что я, по-вашему, должен сделать? — спросил я.
— Продолжить дело бывшей балетной примы. — Гусев смущенно кашлянул, поняв, что сказал нелепицу. — Ну, я имею в виду ее настоящее дело. Найти разгадку. Иначе так до всеобщей катастрофы недалеко. Но для начала с ней надо бы увидеться… С Кшесинской.
Несколько секунд я молча смотрел на него. А потом не выдержал. Сдавленно хихикнул. Изнутри просто-таки распирало от нервной дрожи.
— Я? — Гусев спокойно смотрел на меня, почти не мигая. — Увидеться с призраком любовницы последнего царя? Вы для этого, простите, приволокли бабулю сюда? — Я вдруг сообразил, что перебарщиваю. И вздохнул, старательно пытаясь прийти в себя. — Возьмите Надю, — не особо рассчитывая на успех, предложил я. Раздражение и непонимание внезапно сменилось состоянием, которое Надежда обыкновенно весело характеризовала фразой: «Пренебречь, вальсируем!» — Она-то уж точно будет рада поучаствовать в вашем… квесте.
Надя заискивающе улыбнулась, подняв брови домиком.
— Боюсь, так не получится, — покачал головой Гусев. — Надежда Наумовна поможет вам позже. Но это не ее путь.
Директор кивнул на осколок зеркала, который забытой безделушкой валялся на столе. Я послушно взял его в руки. Заглянул в прохладную, туманную глубину…
И увидел себя.
«Долго и счастливо», — всплыло в памяти.
Над головой моего зеркального двойника висела туманной петлей перевернутая восьмерка. Бесконечность.
— Так это правда артефакт? Этакое мерило человеческой любви?
Гусев кивнул.
— Но второй человек… — неуверенно возразил я.
— Он найдется. Если будешь слушать себя. Главное, что нашелся ты.
Я помолчал, размышляя, стоит ли озвучивать крутящийся на языке вопрос вслух, но все-таки решился:
— Ребята из лаборатории сказали, что вы оставили дела Хранителя и теперь только следите за музеем, — попробовал я последний ход. Быть может, все-таки удастся избежать новых «приключений». — Почему не вернетесь?
Гусев понимающе кивнул:
— Да, мы последнее время не в ладах. У «Грифоньего дома» свои взгляды на происходящее и на древние пророчества. Я их не придерживаюсь. Думаю, пройдет еще немного времени, и ты поймешь.
Ярик нетерпеливо заерзал:
— Значит, все, что ищут Потусторонние, — это какой-то там Ключ?
Гусев покачал головой с видом игрока, припрятавшего козырный туз в рукаве:
— Доподлинно известно только то, что ключей было несколько. И это логично. Время-пространство в связке — штука сложная. Правда, никто не знает, от чего они. И даже как они выглядят. Но вместе дают огромную силу.
— Вот вам и ключ от личины Духа. Вот вам и невозможное оживление неодушевленного. И украденные манекены. — Ярик однозначно соображал быстрее меня. — Все сходится.
— Но теперь я должен найти остальные, правильно понимаю? — уточнил я.
— Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что, — негромко отозвался Ярик.
— Не один. У тебя есть отличные друзья из Института. Они помогут.
— Друзья, — усмехнулся я.
— Ты сомневаешься? — хмыкнул Ярослав.
«Друзья не высаживают тебя из машины посреди дороги и не уезжают как ни в чем не бывало», — хотел сказать я, но вовремя прикусил язык, спохватившись, что сам этого захотел. И вместо этого произнес:
— Больше в себе, чем в окружающих.
Ситуация, мягко говоря, рисовалась патовая.
— А зря. Если Потусторонние могут управлять Временем, — какая ирония, пф… что оно же их на Изнанку и выкинуло, — усмехнулся Гусев, — то Хранители подчиняют себе материальное Пространство. И еще многое, что умеют обычные сенсоры.
— Типа как расширенная подписка? — усмехнулась Надя.
— То есть…
Потихоньку два плюс два складывались в моей голове: странный вопрос Лёни, правда ли пространство в мастерской кукол менялось само собой, а не только когда я с ним взаимодействовал… Фокус Гусева с растворяющейся зеркальной гладью… Семейное древо и факт, что Хранителями становятся, как правило, целые отдельные семьи. Из поколения в поколение…
— Ты Хранитель, Вася, — отозвалась Надя вкрадчивым шепотом, пародируя интонацию персонажа из известного фильма про мальчика-волшебника.
Ярик отреагировал странно: удивленно вытаращился на меня, а затем азартно хлопнул себя по колену и расхохотался.
— Твою ж… — выдохнул он совершенно ошеломленно. — Лёня! Вот стервец. Набрехал, что пошутил, а сам…
— По нему не скажешь, что он большой любитель юмора, — растерянно пробормотал я, машинально потирая горло. Жуткие кадры убийства снова встали перед глазами, да так явственно, что в воздухе на миг почудился сладковатый, спертый запах крови.
— Осталась одна проблема. — Гусев красноречиво опустил взгляд под стол.
Ярослав шаркнул гипсом, машинально пряча ногу под стул.
— Надежда Наумовна, принесите-ка ножницы. Сейчас разберемся.
Надя потянулась к ящику со столовыми приборами.
С детства не переносивший вида крови и любых увечий, я поспешно отвернулся. Послышалось лязганье и неприятный скрежет затвердевшего полимера. Гусев присвистнул.
— Мы пробовали. Через целителя, — пояснил Ярик, как бы заранее извиняясь. — Ноль результата. Все бесполезно.
— А мы не через целительство зайдем. С другой стороны. Через Пространство. Плоть — это ж тоже пространство.
Звучало, честно говоря, сомнительно.
Я почувствовал, как Ярик напрягся. И все-таки обернулся.
— Не волнуйся. Я, можно сказать, в прошлом врач. — Гусев сложил ладони лодочкой, занес над ногой Ярослава, но тот неожиданно остановил его.
— Глеб Борисович, у вас же больше опыта? — несмело начал Ярик.
— Ну, допустим.
— Потусторонние весьма неохотно идут на сделки. Ни с людьми, ни тем более с сотрудниками Института. А Духи — почти совсем несговорчивые. Что мог потребовать Мастер кукол в обмен на помощь Потусторонним?
— Жизнь, — покачал головой Гусев. — Все, что мертво или изначально не-живо, хочет жизни. Не нужно быть умудренным опытом, чтобы это понять. Потусторонние призвали Мастера кукол, а теперь, вероятно, с помощью детей Дух хочет призвать в наш мир кого-то из сородичей. Кого-то… покрупнее. Дети. Чистые души. Чистая энергия. Сильное жертвоприношение. Большие возможности для возрождения. Пусть и в теле куклы, но все же.
Звучало так прямолинейно, так правдоподобно, даже на уровне цинизма, без лишних отводов смысла в подтекст, что по спине пробежала волна мурашек. Я поморщился.
И тот разговор в общежитии…
«Думают, раз загнали Духов под землю, то все. А они — хоп! — и в личинку».
«Она открывается с помощью ключей?»
«Типа того. Только нужно спрятать живую душу».
«Ты, Темников, конечно, гений-все-дела, но я не понимаю, как можно ключом запереть то, что даже на руке не взвесить!»
— И если ключ особенный, то возможно что угодно, — проговорил я вполголоса. Сам себе. — Потусторонним — свободу Перепутья и объединение его с нашим миром, а Духам — возможность жить в верхнем мире, среди нас…
— Но сам Мастер кукол, — встревожился Ярик. — Явился ж он как-то. И Паш… то есть мой брат. Он не ребенок.
Глеб Борисович вздохнул:
— Не хочу тебя расстраивать, парень, но все сходится к тому, что твой брат стал той самой разменной монетой. Его жизнь в обмен на возрождение Духа.
Ярик не замер даже — застыл, закостенел. Почернел лицом.
Молчание загустело в воздухе вязкой тишиной.
— Даже если все окажется так, — подумав, медленно проговорил Ярослав. — Еще есть Марго. И ее сестра. И дети. Нам надо их найти.
Гусев только плечом пошевелил, точно отмахнулся:
— Может, найдете. Только прошу, Город не сгубите. Еще вопросы?
Ярик нахмурился:
— Лекция окончена? Делайте, что нужно. — И гораздо мягче: — Пожалуйста.
Гусев коротко улыбнулся половиной лица — будто судорога пробежала. Он потер ладони и неподвижно задержал их в воздухе, заслоняя тенью ногу Ярика.
Ничего особенного не произошло. Ни искр, ни мерцания цветного света, ни других условно волшебных вещей. Просто в какой-то миг Глеб Борисович убрал руки, и вместо синего опухшего сустава стала видна здоровая розовая кожа и округлая выпуклость кости.
— И все? — несколько разочарованно, с детской
