Темная фигура чуть шевельнулась и опять застыла.
Капитан уже шел к ней, вытянув руку и гневно указывая на неизвестного пальцем.
— Да, да, ты! Я к тебе обращаюсь.
До стены здания было метров пять. Половину этого расстояния Капитан уже преодолел, когда стоящий на стреме боевик начал проявлять признаки беспокойства.
Он отлепился от стены, посмотрел направо, налево, словно где-то здесь мог находиться благожелательный консультант, готовый посоветовать, как ему быть в такой ситуации.
— Я тебя знаю! — обличающее заявил Капитан.
Несмотря на темноту, уже стало ясно, что узнать его Капитан никак не может в принципе: лицо и голову неизвестного закрывала плотная черная шапочка-маска с прорезями для глаз.
Отверстия для рта не было, поэтому голос неизвестного, когда он его подал, прозвучал глуховато.
— А ну стой! Стой, кому говорю!
Поскольку Капитан не проявлял намерения остановиться, неизвестный распахнул на груди свою просторную темную куртку и высунул оттуда дуло автомата.
Оно уставилось Капитану в грудь — твердо, без всяких признаков нерешительности. В самом деле, подумалось ему, эти люди поднялись на крышу не для увеселительной прогулки. Они намеревались совершить убийство. Поэтому один лишний труп, пусть и не имеющий прямого отношения к делу, едва ли будет иметь для них принципиальное значение.
А еще он отметил, скользнув по приоткрывшемуся автомату на груди боевика профессионально цепким взглядом: машинка не отечественного производства. Смахивает на «Хеклер-Кох», применяемый некоторыми зарубежными спецподразделениями.
Оружие было подготовлено для действий в темное время суток: к ложу под стволом был прикреплен фонарь, а сверху на автомате крепился телескопический оптический прицел, возможно со светоусилительной схемой.
— Ты куришь! — с пьяной торжественностью обличил автоматчика Капитан. — Я знаю! Я видел!
— Не курю! — машинально возразил автоматчик и, спохватившись, воскликнул: — Стой! Стрелять буду!
Но было уже поздно. Капитан подобрался на дистанцию атаки и, не медля ни мгновения, приступил к действиям.
Он вытянул левую руку с раскрытой ладонью вперед и в сторону.
— Закурить… — будто споткнувшись, упал на правое колено, уходя с линии выстрела — … не найдется?
Взгляд автоматчика метнулся к ладони, туда же рефлекторно дернулся и автоматный ствол.
Может, он и был хорошо подготовленным (кем, интересно, подготовленным?) бойцом, но к работе в условиях города, когда на поведение случайного прохожего, который может оказаться противником, нужно реагировать быстро, а самое главное, адекватно, он явно был не готов.
Капитан мгновенно кувыркнулся через плечо — способ перемещения в данной ситуации самый быстрый и, главное, неожиданный. В конце кувырка его левая нога, выпрямляясь, с огромной скоростью врезалась в живот противника.
Того отбросило назад и впечатало в стену. Он не успел еще упасть, а Капитан уже вышел в нижнюю стойку и провел прямой удар кулаком в пах.
Начав все-таки падать, автоматчик стал заваливаться вперед, на Капитана. Резко выпрямляясь, переходя в верхнюю атакующую стойку, оперативник нанес круговой удар локтем, угодивший точно в нижнюю челюсть боевика.
Когда он в глубоком нокауте сполз по стене и распростерся у ног Капитана, тот быстро, но тщательно обыскал его.
Кроме портативной рации, трех запасных магазинов к автомату, ножа и двух гранат РГД-5 у автоматчика ничего не оказалось — ни личных вещей, могущих хоть что-нибудь рассказать о нем, ни документов.
Прицел автомата, к сожалению, не относится к классу приборов ночного видения, но его окуляр был большого диаметра, с подсвеченной микроскопической лампочкой разметкой изнутри. В любом случае это было лучше, чем невооруженный человеческий глаз: прицел захватывал в несколько раз больше света, чем крохотное отверстие зрачка, а значит, он обеспечивал неплохой оптический эффект усиления естественного фона освещенности.
Капитан забросил автомат за спину, а рацию, магазины, гранаты и нож рассовал по карманам.
Вокруг по-прежнему царила тишина глубокого вечера.
Подпрыгнув, Капитан ухватился за нижнюю перекладину пожарной лестницы, подтянулся, поднялся на нее полностью и бесшумно, но быстро, как только мог, полез вверх.
2
Я вспомнил о своем мече, нащупал его на ящике и, сунув во все еще влажный брезентовый чехол, повесил на левое плечо. Затягивать лямку я не стал: кто его знает, может, еще придется воспользоваться этой деревяшкой.
Лиза пошла к окну, медленно, неуверенно, но я перехватил ее, заставив остановиться.
— Туда нельзя. Они увидят и начнут стрелять. Пока будем спускаться по стене, они убьют нас.
Внезапно я понял, что наступает тот критический отрезок времени, что принято называть моментом истины. Лиза, которую я видел до сих пор, мало чем отличалась от обычной женщины — ну, может быть, за исключением двух-трех моментов. Возможно, она была готова к встрече с бандитами. Возможно, даже несмотря на их биты, она могла бы справиться с ними и без моей помощи (и что бы тогда осталось во дворе — разрубленные трупы?). Но когда в нее стали стрелять и даже ранили, она была явно ошеломлена, находилась в состоянии, близком к шоковому. Она вела себя, как обычный гражданский человек, пусть сильный физически и духовно, но явно не подготовленный к ситуации огневого контакта — к ситуации, когда тебя открыто, не таясь, пытаются убить.
Так кем же она была на самом деле?
Это могло приоткрыться в ближайшие мгновения. Как она будет действовать — истерично, панически, как среднестатистическая молодая женщина, попавшая помимо воли в крутой переплет, или холодно, собранно и решительно, как профессионал, сознательно участвующий в тайной войне спецслужб?
Профессионал, помимо всего прочего, обязательно позаботится о запасном выходе из своего убежища.
Она застыла на секунду-другую. В полумраке ее лицо казалось спокойным и суровым. Таким же спокойным, но исполненным внутренней силы, оказался и ее голос:
— Мы можем спуститься с другой стороны. Там, правда, не за что держаться, но у меня есть веревка…
— Кто-то нас видел, — сказал я. — Скорее всего, когда мы шли по крыше.
— Кто мог нас видеть? Здесь же темно и никого нет.
Возражение было наивным. Может, она считала необходимым поддерживать в моих глазах образ гражданской простушки?
Я, однако, вовсе не склонен был сейчас играть в эту игру. Время поджимало. С каждой секундой погоня подбиралась все ближе.
— Ты что, ни разу в кино не ходила? Телевизор не смотрела? Не знаешь, что такое приборы ночного видения? Где-то поблизости был наблюдатель, вооруженный такой штукой. Наверное, он наблюдает до сих пор.
— Но откуда ему здесь взяться?
Кажется, она действительно пребывала в недоумении.
Я тихо засмеялся, одновременно стараясь подавить вспышку нетерпеливого раздражения. Нам, конечно, надо как можно скорее сматываться отсюда, но это вовсе не значит, что я должен демаскировать свою легенду или разрушать едва-едва установившийся контакт.
Она молча смотрела на меня в упор, и я поспешно прервал свой смех.
— Извини. Это у меня нервное.
— Не бойся, — сказала она. — Мы выберемся.
— Я просто хочу сказать… Не знаю, откуда взялся наблюдатель, и кто он такой. Но он точно есть. Доказательства ты видела сама.
Лиза решительно кивнула.
— Хорошо. Наверное, ты прав.
— Но выбираться надо, — сказал я. — И как можно скорее.
— Тогда…
Она быстро метнулась мимо меня в дальний угол, туда, где тени сгущались в полную темноту.
Услышав приглушенный стук, я неуверенно двинулся к ней.
— Тебе помочь?
— Иди сюда.
Споткнувшись о кирпич, я сообразил, что здесь как раз возвышалась куча строительного мусора, оставшаяся если не со времен сдачи дома — в те годы, наверное, такой халтуры строители себе не позволяли, — то по крайней мере со времен последнего капитального ремонта, который проводился здесь, судя по ветхости фасадов, не меньше четверти века назад.