— Скорее всего, пулей. Когда в меня стреляли.
Порез был острый и тонкий, не похожий на тот, что на плече. Возможно ли, что его оставила пуля от полицейского «ПМ»? Впрочем, это мог сделать и острый осколок камня, когда мы подверглись обстрелу снайпера.
Откуда же этот неприятный осадок у меня на душе? Неужели я верил, что порез мог оставить метательный нож, брошенный рукой Капитана?
Я отогнал эти мысли и эти неприятные эмоции, нахлынувшие ниоткуда. Я давно уже знал, что частая смена настроения во время операции — это норма, во всяком случае, для меня. Тебя засасывает в огромную черную воронку — новую жизнь, пропускает через кипящий водоворот событий, в которых ты должен своевременно ориентироваться, если хочешь уцелеть, а в самом конце, когда уже кажется, что эта жизнь навечно твоя, тебя, не спрашивая, выбрасывает из нее в безжизненную, стерилизованную атмосферу организации, где тебя охватывает, словно потустороннее безвременье, совсем другое существование — наполненное нескончаемыми тренингами и занятиями, но совсем лишенное вкуса настоящей жизни.
Мне хорошо было известно, что моим чувствам, моей психике предстоят серьезные испытания, поэтому ничего удивительного не было в этих волнах эмоций, идущих одна за другой.
Я присмотрелся к порезу. Вначале он, должно быть, затянулся, но теперь из него сочилась кровь. Края покраснели — плохой признак.
— Надо смазать, — решительно сказал я. — Подними одежду.
Она осторожно, сморщившись от боли, приподняла блузку. Кое-где ткань уже прилипла к подсохшей крови. Коротко вздохнув, она сильно дернула вверх нижний край блузки, разом освободив порез. Из двух-трех мест длинной резаной раны выступила свежая кровь.
У меня задрожали руки — так сильно, что я с трудом отвинтил крышку с баночки. Пришлось сильно сконцентрироваться, чтобы заставить пальцы более-менее слушаться.
Осторожными движениями я наносил мазь, накладывал тампон и бинт, аккуратно закреплял пластырем. Лиза, наверное, не отдавала себе отчета, что блузка поднята слишком высоко, и ее грудь почти полностью обнажена — небольшая, крепкая, идеально округлая, мраморно белая даже в тусклом желтоватом луче фонарика, с розовым пятном соска.
Я старался не глядеть на нее, но она все равно стояла перед глазами.
Закончив работу, я хрипло прошептал:
— Все, готово. Еще немного, и болеть перестанет.
Она опустила, наконец, полу блузки и сказала совершенно ровным голосом:
— Спасибо.
Я поднялся. Лиза ничего не заметила. Впрочем, что она могла заметить? Огонь вожделения в моих глазах? Это, наверное, слишком сильное выражение. К тому же — я только сейчас это понял — она была красивой женщиной. Без всяких натяжек, просто красивой и все. А такие, как она, привыкли к повышенному вниманию противоположного пола. Для нее это естественное положение вещей.
Почему-то все это показалось мне обидным. Я словно смешался с целой толпой мужчин, глазевших на нее, наверное, с самого нежного возраста, когда она только начала обретать женственные формы.
Вздохнув, я решил, что пора задвигать подальше все эти эмоции. Еще немного, и я окончательно размякну. Может, это просто реакция на благополучно пережитую смертельную опасность? Просто разморило меня здесь, в тишине и надежном покое.
— Малыш, — услышал я у себя в голове голос Капитана.
Голос абсолютно спокойный, даже сонный. Такой, каким наш командир всегда изъясняется в минуты опасности.
Я застыл на месте. Мои обиды и комплексы, разбуженные ложной безопасностью, немедленно исчезли, убравшись обратно в свои глубокие норы. Я проводил их с чувством легкой грусти. Я уже понял, что время для них еще не настало.
Отвернувшись, я тихо кашлянул, подтверждая прием.
— На южной крыше появились трое неизвестных с оружием в руках.
Не успел я переварить эту простую до примитивности мысль — то, что наше убежище превращается в ловушку, — как голос Стаса, хоть и не такой бесстрастный, как у Капитана, мрачно добавил:
— На северной крыше еще четверо. Направляются в вашу сторону.
Вот теперь это точно была ловушка. Готовая захлопнуться с минуты на минуту.
2
Капитан поднял руку, голосуя. Неприметные «Жигули», которым адресовался этот жест, свернули в сторону, разбрызгивая лужи, и остановились у обочины.
Склонившись над приоткрывшимся окном, Капитан тихо спросил:
— Что думаешь, Стась?
Тот молча мотнул головой, указывая на соседнее сиденье. Капитан обошел машину и неловко втиснулся в салон.
Мышцы, казалось, одеревенели от холода. Еще никогда он не ощущал так сильно груз прожитых лет.
«Жигули» тронулись с места и покатили по пустынной улице, на которую выходил центральный фасад всего комплекса зданий.
Сцена остановки попутки была разыграна им автоматически, в расчете на гипотетического случайного наблюдателя. Хотя к этому времени они уже убедились, что с этой стороны квартала никаких наблюдателей нет.
— Что тут думать, — медленно сказал Стас. — Последствия налицо. Значит, их засекли на крыше.
— Снизу это сделать невозможно, — сказал Капитан.
— Невозможно, — согласился Стас. — Даже с самым совершенным ПНВ.
— Тогда откуда?
Гипотетический наблюдатель, незримое присутствие которого Капитан все это время ощущал, становился вполне конкретным физическим лицом. А раз так, то и размещаться он должен был во вполне конкретном месте.
— Ты помнишь, Кэп, в телефонном перехвате была фраза о том, что женщину уже видели в этом районе?
— Считаешь, после первого раза они установили здесь пост наблюдения?
— Это наиболее вероятна версия. Судя по тому, что мы сейчас имеем.
— Где?
— Только не там. — Стас кивнул налево, на противоположную сторону улицы. Домов на той стороне не было. Там начинался склон, засаженный деревьями. Он тянулся вниз метров на сто, опускаясь под углом в тридцать градусов. За ним, укрытая деревьями, шумела одна из главных магистралей города.
— Это понятно, — задумчиво сказал Капитан. — Наблюдать оттуда несподручно, а чтобы разглядеть крышу, надо забраться вот на ту трубу.
Стас мельком взглянул туда, куда указывал Капитан. Там, в отдалении, смутно вырисовывалась в темном небе высокая заводская труба с красными огоньками на вершине. У ее основания громоздились корпуса. Судя по очень редким огням, предприятие не работало уже довольно давно.
— Значит, их засекли из одного из соседних домов, — сделал вывод Капитан.
Их машина поравнялась с арочным проездом, ведущим в хозяйственный двор. «Уазик» уже убрали. Тела спящих и убитых — тоже. У арки, возле легкового автомобиля стояли два полицейских и курили, не обращая внимания на дождь. Во дворе, судя по всему, все еще велась работа — обычные рутинные мероприятия, всегда проводимые на месте преступления.
— Они не знают, что сейчас творится на крыше, — негромко сказал Стас.
Капитан задумчиво улыбнулся, хищной, острой как бритва улыбкой.
— Эти, может, и не знают. Но есть кто-то, кто все знает и всем управляет.
Их машина ехала размеренно, с постоянной скоростью, не быстро и не медленно, — ничем не примечательное авто, просто проезжающее мимо.
Они уже поравнялись с центральной частью здания — той самой, что венчалась башенкой на крыше.
Малыш с женщиной, судя по перехвату, все еще были там. Впрочем, прошло еще совсем немного времени с того момента, когда оперативники, каждый на своем посту, зафиксировали появление на крыше группы захвата. Или, учитывая обстоятельства, группы ликвидации.
— Я думаю, это должно быть где-то там, откуда пришла эта дамочка, — прервал Стас напряженное молчание.
— А почему не в соседних комплексах?
Соседние кварталы по этой улице представляли собой такие же многокорпусные здания. Правда, башенки на них были чуть поменьше.
— Слишком большое расстояние, — торопливо ответил Стас. — К тому же за проспектом с них наблюдать несподручно. А женщину ведь засекли на проспекте.
