просто предположим, что ферма на осадном положении, и будем действовать соответственно. Хорошо?
– Ты просишь не выходить из дома ради твоего душевного спокойствия?
Вики сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Она не имела права просить его об этом по такой причине.
– Да.
– Хорошо. Я буду тихо сидеть на кухне и работать над планом следующей книги.
– Спасибо. И держи вервольфов в доме. Даже если тебе придется заколачивать двери гвоздями. – Она просунула указательный и большой пальцы под край очков и потерла переносицу. – Сколько раз я должна им сказать, чтобы держались от полей подальше?
– Враг, которого они не могут видеть или обонять, для них не очень реален.
Вики фыркнула.
– Ну а смерть реальна. Увидимся завтра вечером.
– Рассчитывай на это. Вики! Тебе, наверное, предстоит трудный разговор?
Она снова взглянула на Селуччи, который пытался подавить зевок.
– Этот человек хорошо умеет быть несносным, но обычно его удается привести в сознание, если стукнуть достаточно сильно.
Повесив трубку, она на несколько секунд прижалась головой к прохладному пластиковому верху телефонного аппарата. Вики не помнила, когда ей в последний раз так сильно хотелось спать.
– Пойдем. – Селуччи взял ее за руку и вывел на парковку, где жара ударила их, как влажная стена. – Я знаю дешевый, чистый мотель рядом с аэропортом, где всем наплевать, во сколько ты появляешься, пока платишь наличными.
– Как, черт возьми, ты нашел такое место? – Зевок чуть не расколол ее голову надвое, боль ударила в ушибленный висок подкованными ботинками. – Не важно. Я не хочу знать.
Она скользнула в машину и откинула голову на спинку сиденья.
– Я знаю, тебе до смерти не терпится учинить допрос. Почему бы мне просто не начать с самого начала и не рассказать все самой?
Если бы Вики получала по пятицентовику каждый раз, когда говорила это свидетелю, она стала бы богатой женщиной.
Закрыв глаза, она начала рассказ со своей встречи с Розой и Питером в квартире Генри, а закончила тем, как подстрелили Дональда. В это время Селуччи уже подъехал к мотелю. Единственное, о чем она умолчала, – о том, что собой представляет Генри. Его историю она не имела права рассказывать.
К ее удивлению, Селуччи сказал лишь:
– Подожди в машине. А я пойду возьму комнату.
Поскольку Вики не собиралась шевелиться чаще необходимого, она не обратила внимания на его тон и стала ждать. К счастью, когда Селуччи вернулся с ключами, оказалось, что снятая комната на первом этаже. В данный момент Вики сомневалась в своей способности подняться по лестнице.
– Почему так тихо? – спросила она наконец, осторожно опустившись на одну из двуспальных кроватей. – Я ожидала по крайней мере еще одну итальянскую истерику.
– Я думаю. – Селуччи сел на другую кровать, отстегнул кобуру и аккуратно положил на прикроватный столик. – Процесс, с которым, как я знаю, ты не знакома.
Вот только он понятия не имел, что думать. Вики о многом не рассказала, и усталость отдалила события ночи, отчего Селуччи казалось – все это произошло не с ним. Он не мог поверить, что действительно вытащил пистолет на чьей-то кухне. Было легче поверить в вервольфов.
– Вервольфы, – пробормотал он. – Что дальше?
– Ляжем спать? – с надеждой в голосе невнятно предложила Вики.
– Это имеет какое-то отношение к тому, что произошло прошлой весной?
– Что имеет отношение, сон?
Что-то тут не складывалось, но она никак не могла собраться с мыслями.
– Не бери в голову.
Селуччи снял с нее очки, положил рядом со своим пистолетом, потом быстро раздел Вики. Она не сопротивлялась. Она терпеть не могла спать в одежде, и у нее не хватало сил раздеться самой.
– Спокойной ночи, Вики.
– Спокойной ночи, Майк. Не волнуйся, – с трудом выговорила она. – Утром все встанет на свои места.
Он наклонился и натянул простыню ей на плечи.
– Почему-то я в этом сомневаюсь, – тихо сказал он, хотя подозревал, что Вики уже не слышит.
Генри стоял и смотрел в ночь, пытаясь понять свои чувства.
Ревность? Ему подобные учились справляться с ревностью с ранней юности, иначе они не могли бы протянуть долго. «Ты моя!» – это звучит очень драматично, особенно когда играет зловещая музыка и развевается плащ, но в реальной жизни все по-другому. Значит, проблема должна быть в Селуччи.
– Мужчина бросает свою жизнь как вызов, – пробормотал Генри.
Он нисколько не удивился тому, что Стюарт напал на детектива – доминантные самцы легко начинали драку. Постоянное присутствие Генри на ферме, вероятно, только усугубило эту склонность. Хотя Генри в семье вервольфов имел особый статус, все равно Стюарт оставался на взводе, пока вампир был рядом: инстинкты требовали, чтобы один из мужчин подчинился. На альфа-самце лежала ответственность по защите своей стаи, и то, что пришлось обращаться за помощью к чужакам, еще больше выбило Стюарта из колеи. При таком его душевном состоянии и после того, как повел себя Селуччи, драка была неизбежной. С другой стороны, вмешательство Шторма стало полной неожиданностью для всех участников стычки, включая самого Шторма. Наверное, близость Тучи заставила ее близнеца вести себя так иррационально.
Что вернуло мысли Генри к Вики. Он ухмыльнулся. Если бы Селуччи был вервольфом, он бы помочился вокруг нее, заявляя всему миру: «Это мое!» А потом Вики встала бы и вышла из помеченного круга.
– Я к нему не ревную, – сказал он ночи, сознавая, что это почти ложь.
– Можем ли мы любить?
Процесс начался, хотя окончательные изменения еще не произошли.
Кристина повернулась к нему, ее темные глаза были прикрыты веером черных ресниц.
– Ты сомневаешься в этом? – спросила она и бросилась в его объятия.
За прошедшие столетия Генри Фицрой влюблялся полдюжины раз, и каждая его любовь сияла, как маяк, в долгой тьме его жизни.
Неужели это происходит снова?
Он не был уверен. Он только знал, что ему хочется сказать Майку Селуччи: «День твой, но ночь моя».
Селуччи столь же маловероятно согласится на такое разделение, как и Вики.
– Нельзя возмущаться тем, что они делают в дневные часы. – Кристина положила его голову себе на грудь и легонько погладила по волосам. – Ибо, если ты поддашься возмущению, оно будет гноиться в твоем сердце, исказит твою природу, и ты станешь одним из тех созданий тьмы, которых люди вправе бояться. Страх – вот что нас убивает.
Возможно, когда вервольфам больше не будет грозить опасность, Генри спросит у Вики: «Ты отдашь мне свои ночи?»
Возможно.
Селуччи хотелось прикоснуться к ней, обнять ее… Нет… Ему хотелось схватить ее, швырнуть наземь и восстановить на нее свои права. Сила этого желания напугала его, заставила замереть.
Сконфуженный, он сел на краю кровати, наблюдая, как Вики спит, слушая мягкий звук ее дыхания – контрапункт с вертолетным ревом дешевого кондиционера.
У них никогда не было особенных отношений. У каждого из них бывали и другие любовники. У нее бывали другие любовники.
Майк Селуччи усилием воли расслабил руки, лежащие на голых бедрах, и глубоко вдохнул холодный воздух. Между ним и Вики ничего не изменилось с тех пор, как на сцене появился Генри Фицрой.
Он невольно вспомнил первые восемь месяцев после того, как Вики уволилась из полиции. У них в очередной раз случилась ожесточенная ссора, а после этого они вообще не встречались, и дни медленно перетекали в недели, а мир становился все более и более невыносимым. Пока Вики не ушла, Селуччи не понимал, насколько важной частью его жизни она была. И Майк скучал не по сексу с ней. Он скучал по разговорам и спорам – хотя большинство их бесед превращались именно в споры – и просто по тому, что рядом есть та, которая понимает шутки. Он потерял лучшую подругу и только-только научился жить с этой потерей, как судьба свела их снова.
Никто не должен проходить через такое дважды.
Но Фицрой ее не уводил. Так ведь?
– Послушай, если ты думаешь, что после вчерашней ночи я покорно вернусь в Торонто, подумай еще раз. Я отвезу тебя обратно на ферму. Садись в машину.
Вики вздохнула и сдалась. Знакомый тон Селуччи говорил: «Здесь происходит нечто большее, чем кажется на первый взгляд, и я собираюсь докопаться до сути, нравится
