И хуже всего было то, что мы действительно здесь находились.
Пули свистели в воздухе и справа, и слева, и выше нас. Многие из них попадали в листы кровельного железа, но по большей части не пробивали их, а отлетали рикошетом, оставляя вмятины.
Теперь уже Лиза ухватилась за мою руку, но не для того, чтобы потянуть в сторону убежища или выхода, только ей одной известного. Нет, она просто нуждалась в поддержке.
Бежать было некуда. Кругом за границей крохотного пятачка мертвого пространства свистели пули.
Мы стояли пригнувшись, словно это могло уберечь от неминуемой смерти, но потом я увлек Лизу вниз, и мы опустились на холодное влажное железо.
Я прокричал, стараясь перекрыть грохот:
— Как нам выбраться отсюда?
Она повернулась ко мне. В темноте ее глаза мерцали отчаянием, но лицо оставалось спокойным.
— Здесь через каждые пятьдесят метров идут пожарные лестницы. Нужно просто добраться до одной из них.
Просто добраться. Сейчас эта идея казалась совершенно фантастической. К тому же спуск по вертикальной лестнице — дело долгое. И все это время мы будем находиться в уязвимом положении: достаточно одной короткой очереди сверху. Впрочем, следует опасаться и стрельбы снизу.
— Нам нужно будет отойти подальше от башни, — сказал я задумчиво, не столько ей, сколько себе.
— Последняя лестница на самом углу, — сказала Лиза.
Никто из нас не кричал, мы говорили тихо и вполне слышали друг друга. Я сообразил, что стрельба стихла. Значит, нападающие уже близко.
Голос Капитана подтвердил мой вывод.
— Малыш, трое сверху подходят к вам.
Все ясно. Они прекратили стрельбу, чтобы не задеть друг друга. Я почувствовал, что наши шансы, учитывая поддержку притаившегося где-то здесь Капитана, не так уж малы.
Лиза глубоко вздохнула. Я сжал ее руку. Она обернулась ко мне. Я ободряюще улыбнулся и тихо прошептал:
— Мы прорвемся. — В лице ее промелькнуло сомнение, и я добавил с уверенностью, которую сам разделял лишь отчасти: — Обещаю тебе.
Она чуть заметно улыбнулась в ответ.
В этот момент я услышал шаги. Громкие шаги бегущего человека.
Через секунду стало ясно, что он бежит прямо на нас, может, лишь чуть левее. Очень скоро он нас увидит, и тогда ему достаточно будет, даже не целясь, нажать на спуск и немного повести стволом автомата из стороны в сторону.
Медлить дальше было нельзя. Лиза с силой сжала мою руку, но я мягко освободил ее. Нащупал рукоять меча. Немного поменял положение ног, приспосабливая нижнюю стойку к наклону крыши.
Шаги загрохотали уже едва ли не у нас над головой.
Пора, понял я.
Странное ощущение, что все это уже было, охватило меня. А разве не так? Разве не было ничего подобного этим затянувшимся вечером?
Я выпрыгнул снизу, из того участка крыши, что был невидим для тех, кто находился на верхней, пологой ее части. Я не знал, могут ли они видеть в темноте, но из того, что мне сообщил Капитан, вытекало, что по крайней мере некоторые из них имели приборы ночного видения — иначе как бы кто-то заметил, что мы с Лизой покинули башню?
Как бы там ни было, исходить следовало из того, что темнота, не такая уж и плотная здесь на крыше, не является надежной защитой. Рассчитывать стоило лишь на серьезные укрытия, а если их нет, как сейчас, то единственный способ спастись — опережающая атака.
Я выпрыгнул быстро, очень быстро, и фактор неожиданности оказался полностью на моей стороне.
4
Капитан наблюдал за всем происходящим не в окуляр оптического прицела трофейного автомата, а невооруженным глазом поверх ствола собственного «АПС». Можно было, конечно, попытаться переставить телескопический прицел на «Стечкина», но, во-первых, это займет время, а во-вторых, с большой долей вероятности потребует пристрелки. Времени у Капитана не было, не говоря уже о возможности попрактиковаться в стрелковом тире. Использовать в столь острой ситуации чужое оружие он тоже не хотел, поэтому и лежал сейчас на крыше с собственным, не знающим отказов автоматическим пистолетом, распластавшись на холодном железе у самой линии перегиба кровли, практически невидимый со стороны башни благодаря невысокому кирпичному барьеру.
Двоих боевиков, несмотря на полумрак, он видел полностью и достаточно отчетливо, третьего — лишь частично, поскольку его закрывала железная будка. Этот факт и не давал ему пустить оружие в ход: шансы поразить одновременно все три цели были невелики, а это грозило втянуть его в длительную перестрелку — перспектива, которую он во что бы то ни стало должен избежать.
Жизни Малыша и женщины, и без того находящиеся в опасности, не должны подвергаться такому риску.
Если бы он мог забраться чуть выше по скату… Но это пока невозможно. Даже отсюда, со своего места, Капитан видел верхушку башни на следующем, по диагонали через проспект, комплексе зданий. Стоит подняться на метр, и он попадет в поле зрения невидимого наблюдателя, чье присутствие на данный момент уже можно считать доказанным.
А если принять во внимание, что наблюдатель, по совместительству, может оказаться и снайпером, то ситуация становилась еще более серьезной и непредсказуемой.
По всему выходило, что сейчас пока он стрелять не мог.
Позже, чуть позже — как только появится хотя бы малейший шанс на успех.
А пока ему ничего не оставалось, кроме как ждать этого шанса.
5
Перед боевиком я появился совершенно для него внезапно и, судя по направлению дула его автомата, совсем не там, где он ожидал меня увидеть.
Он даже и не заметил меня сразу, и это дало, наверное, целую секунду, за которую мне удалось заметно сократить расстояние между нами.
Его автомат полыхнул сполохами пламени. В моей голове от напряжения предельной мобилизации стоял такой гул, что самих выстрелов я не расслышал. Впрочем, пока они были мне и не опасны. Просто боевик, увидев несущегося к нему человека, поторопился нажать на спуск, еще не наведя, а только начав наводить оружие на внезапно появившуюся цель.
За первым автоматчиком я увидел второго, но думать о нем было еще рано. К тому же он меня все еще не замечал. Он только услышал, а чуть позже и увидел, как его напарник начал стрелять, и смотрел пока только на него.
И все же он был достаточно близко, чтобы в эту долю мгновения, пока я несся на стреляющего автоматчика, я успел разглядеть, что голова его обтянута ремнями, а к глазам приставлено что-то вроде бинокля. Боевик не держал его руками, бинокль висел сам по себе, на креплении из ремней.
Я все-таки оказался прав. По крайней мере один из ближней тройки автоматчиков был вооружен прибором ночного видения.
Атака совершилась автоматически. Мое тело провело ее само, собрав из боевых рефлексов, вбитых в двигательную память.
Я почти распластался в воздухе в мучительном усилии достать противника. И в этот момент моя рука рванула меч из чехла и, не останавливаясь, тем же самым движением нанесла боковой удар — снаружи внутрь, верхней четвертью лезвия, в боковую часть шеи чуть ниже уха.
Мой сэнсей мною бы гордился: это было прямо-таки мастерское применение техники из арсенала иайдо — искусства мгновенного выхватывания меча.
А поскольку боковая часть шеи — одно из самых уязвимых мест человеческого тела, то ничего удивительного не было в том, что автоматчик «отрубился» мгновенно, не успев, наверное, ничего осознать.
Я надеялся, что он просто осядет на кровлю, не сходя с места, и тогда, возможно, я смогу воспользоваться его оружием, но этого, к сожалению, не случилось. Должно быть, его подсознание, успев воспринять мой стремительный бросок, послало мышцам сигнал экстренной тревоги. Несмотря на чистый нокаут, его тело напряглось. Его отшатнуло от меня, после чего оно неловко, спиной, грохнулось на крышу, соскользнуло по мокрому железу за изгиб кровли и, сразу оказавшись на крутом откосе, покатилось вниз.
