Первые шаги из укрытия, которым стала для девушки тень от поезда, были плавными, медленными. Горящие деревья дышали в лицо жаром. Элья сжала лезвие в кулаке. Ещё чуть-чуть, ещё…
Она бросилась вперёд. Макора резко обернулась, вскинула руку — но Элья уже выдернула нож и рухнула на колени, разжав ладонь.
На зеркало капнула кровь.
…Так песок уходит с берега вместе с морской волной… Медленно, но неотвратимо, по крупинкам, безвозвратно…
А Элья так ни разу и не побывала на море.
Теперь её ждала другая глубина — зеркальная глубина неведомого мира, где даже не существовало её фантома, способного по этому миру перемещаться. Она не волшебница, ей не хватит сил противостоять тому, что там обитает, сохранять свою форму и сознание. Она осядет — таким же песком — на иной берег, где увязнет, застынет до тех пор, пока её не найдёт Чёрный Странник. Если найдёт…
Элья надеялась, что всего этого не будет. Надеялась, что просто встанет и уйдёт — ведь с Зеркальными Глубинами её ничто не связывает. Но то ли магия Дертоля слишком сильна, то ли колдунья тащит её за собой… Это уже неважно. В любом случае, всё правильно. Элья это понимает, и даже не делает попытки подняться на ноги или отползти. Она всё равно не справится. Она всё равно улетит…
— Дура, какая же ты дура!.. — В голосе Макоры — ярость волны, бросающейся на скалу, звон стеклянных колоколов. — Ну ничего… Не уйдёшь… А если ты думаешь, что я там оставлю тебя в покое, если ты думаешь, что дёшево отделаешься и просто сгинешь — ты заблуждаешься…
Крик злой досады. Ведьма сопротивляется. Это всё-таки не её кровь — хоть и похожая; но её тянет и зеркало, и сами Зеркальные Глубины, вкусившие её могущества, и фантом, над которым отлично поработали заклинания Дертоля.
Сопротивляется — но и Элью отпускать не желает.
— Элья, Элья!
Голос Саррета зовёт с той стороны зеркального плена. Эхо уже почти отброшенной жизни.
Стены из непрозрачных кристаллов уже сдавливают со всех сторон — и в то же время в этом мире словно стальной обруч обхватывает руки и грудь. И тащит, и тащит назад… но сила Макоры, помноженная на силу Зеркальных Глубин, велика. Тело, лёгкое, как осенний лист, ходит из стороны в сторону, повинуясь нетерпеливым рукам, которые пытаются его разбудить, воплотить заново, вернуть.
Бесполезно, Саррет. Теперь всё гораздо сложнее. Теперь не сработает. Остановись, смирись, позволь свершиться неизбежному. Ты даже не будешь долго грустить. Ты приедешь домой, обнимешь жену, впервые посмотришь на маленькую дочку. Вернёшься на работу. Ребро заживёт, воспоминания сотрутся. Только в зеркало смотрись пореже…
Руки разжимаются. Вот и всё. Из зеркальной бездны веет холодом…
— Со мной пойдёшь, — шипит Макора, — со мной…
Движение воздуха. Молчание.
И неожиданно — звон. Резкий и короткий.
Элья даже не поняла, как всё закончилось. Будто что-то мягко толкнуло в лицо. И снова жарко вокруг, и снова пахнет гарью, и из ладони сочится кровь…
— Она больше не вернётся…
Этот слабый и сиплый голос принадлежал Дертолю.
Но Элья не видела Дертоля. Она видела Саррета. Вернее, его ногу в грязном сапоге, стоявшую на разбитом зеркале.
— Элья, — негромко позвал Саррет.
Она подняла голову. Человек показался ей похожим на гору.
— Ты в порядке? Ты здесь?
Элья была не в порядке. Её мутило и знобило, несмотря на жар, источаемый горящими деревьями. Но она была здесь, определённо здесь. И это было важнее всего, и именно поэтому она кивнула.
Саррет тоже кивнул и направился к Дертолю.
А Элья встала и, слегка пошатываясь, пошла вперёд. Она разрезала плотный горячий воздух своим телом, как нос корабля разрезает толщу воды. Это было тяжело и долго — хотя пройти следовало всего несколько шагов.
Макора лежала на дороге, раскинув руки. В её груди торчал нож. Будучи созданным для пассажиров первого класса, этот нож выполнил сегодня слишком грубую работу. Он испил человеческой крови. Он принёс смерть.
Элья вглядывалась в застывшее лицо колдуньи со странным ощущением пустоты внутри себя. В полуоткрытых глазах Макоры дрожало отражение пламени, губы исказились в гримасе, которая представляла собой нечто среднее между оскалом и улыбкой.
Элье казалось, будто она помнила, как это случилось. Может, потому что глаза, впитывавшие в себя бездну Зеркальных Глубин, были открыты, хоть и видели иное, существуя одновременно по разные стороны порога. Смутное воспоминание, как Саррет выпускает её и поднимает нож, беря его за лезвие… В этот раз он всё-таки собрался и всё сделал правильно. И лезвие воткнулось прямо в цель…
Элья не знала, сколько времени она простояла рядом с телом Макоры. За её спиной происходила какая-то суета: люди высыпали из вагонов, их голоса смешивались с треском древесины. Для того, чтобы потушить этот пожар, нужны будут силы нескольких магов… Когда вокруг Эльи тоже стало слишком людно — пассажирам не терпелось обсудить мёртвую колдунью — девушка развернулась и пошла обратно. К зеркалу.
Саррет стоял неподалёку и разговаривал с каким-то человеком в форме — по всей видимости, начальником поезда или, может, машинистом. Заметив Элью, полицейский подошёл к ней:
— Господина Дертоля везут в госпиталь в Супре, мы поедем с ним.
— Хорошо.
Саррет внимательно, как-то оценивающе посмотрел на неё. Сказал:
— Пойдём в вагон. Нужно перевязать твою руку и вещи забрать.
— Угу. А ты… не поговорил с Дертолем?
— Нет. Когда я подошёл к нему, он успел только повторить, что Макора никогда не вернётся, и потерял сознание.
— Наверное, она не вернётся из-за зеркала, — сказала Элья. — Почему ты, кстати, его разбил?
— Потому что тебя продолжало туда затягивать. Уже после того, как она умерла.
Элья вспомнила ощущение песка, уносимого морской волной.
— Как… как это выглядело со стороны?
Секунда молчания, последовавшая за этим вопросом, заставила сердце девушки сжаться от страха. Элья сразу поняла: он не ответит. И оказалась права.
— Нам обязательно сейчас это обсуждать? — спокойно отозвался Саррет. — Пойдём, мы теряем время.
— Да, конечно.
Она обернулась, зачем-то ещё раз посмотрев на распростёртое на земле тело и на людей вокруг. В голове вдруг возникло ещё одно воспоминание о том, что как будто случилось — а может, нет: выпученные глаза на белом лице, горящие нереальным голубым светом, развевающиеся волосы, обнажившиеся зубы — как у хищника, готового вцепиться в свою добычу. Шипение, сродни змеиному: «Со мной пойдёшь…»
Саррет взял Элью за локоть и настойчиво потянул прочь.
Бредя к поезду, Элья думала о том, как, наверное, утром, все газеты завопят об этом происшествии. О смерти кабрийской ведьмы, о ранении главного министра, о пожаре… может, несколько строк уделят и ей.
Элья была права, хотя не знала ещё, что кроме происшествия возле Супры газеты будут говорить и о принце Панго, который внезапно выбежал среди ночи из своих покоев и начал кричать о том, что собирается посадить на трон Татарэта мёртвую женщину. И как один из верных ему шемейских дворян, к счастью, вовремя заметил признаки безумия.
Она не знала и то, что король Эрест, напротив, проснулся посреди ночи в своей постели совершенно нормальным здравомыслящим человеком. Впрочем, об этом никто не узнал — разум короля был ясным всего несколько секунд. Воля Макоры слишком долго отравляла этот могучий ум и нанесла ему непоправимый вред.
И, наконец, Элья — как и Саррет — не знала, что рано утром, ещё до того, как Аасту окутает лихорадка перемен, Клесса откроет дверь на стук и, к своему удивлению, обнаружит на пороге улыбающегося Малта Ипреса. И не сможет его не впустить.
16
В Супре был так себе госпиталь. Маленький, кривой, насквозь продуваемый. Дертоля, конечно, положили в лучшую палату, но сразу стало понятно, что здесь лечиться он не сможет. Ему был нужен врач-маг, и не абы какой, из соседнего городка, а хороший. Его необходимо было отвезти в Аасту, и Саррет договорился о том, чтобы на следующий же день прислали воздухоплав.
