она наконец приловчилась и с воплем:
— В конце концов, это наш король! — вырвала у меня треклятый чепец.
Глава 40. Честь монаршая и девичья
Я замерла, все также вдавливая его своей тяжестью в пыльный диванчик. Полежала, тяжело дыша. И наконец поднялась, старательно упираясь в замершего подо мной парня ладонями и локтями. Когда мой локоть заехал ему в грудь, а пальцы вдавились в живот чуть не до самого позвоночника, он только сдавленно охнул.
Я сдула со лба выбившуюся во время погони прядь и едко процедила:
— Ну что вы, дорогая графиня, какой же это король! Его величество — первый сьер королевства, он никак не может разгуливать по дворцу в женском платье…
Лежащий на диване парень вздрогнул.
— …обманом проникать в спальню к благородным сьёреттам…
Он снова дернулся, так, что с ноги свалилась туфля.
— …и подглядывать, как они переодеваются! — прорычала я, и кинулась, пытаясь отобрать такой удобный для битья чепец у Камиллы.
Та отпрянула в сторону и на всякий случай спрятала чепец за спину.
— И ничего я не подглядывал! — сквозь закрывающие лицо ладони, пробубнил его величество Андреас. — Я только посмотреть хотел!
У Камиллы стало такое лицо, что мне показалось сейчас она сама применит чепец по назначению. Нет, не в смысле, что наденет на голову.
— Да не на ваши сись… прелести! — спохватился король.
Я принялась оглядывать гостиную — чепец мне был уже не нужен. Хотелось вазочку, пусть даже и Срединной империи… А лучше статуэтку… бронзовую!
— На вас, на вас я хотел посмотреть! — король, кажется, правильно понял кровожадную гримасу на моем лице. — Вы приехали, чтобы выйти за меня замуж, а я же вас совсем не знаю! Мне хотелось посмотреть какие вы… ну, на самом деле! Чтобы вы не поняли, что это я! И что вообще я — мужчина!
— А вы и не мужчина, мой король! — швыряя чепец наземь, припечатала Камилла. — И не благородный сьер! Потому что это… подло! Так… не поступают!
— Его величество просто начал отбор эдаким непринужденным… конкурсом. — протянула я. — Так сказать, наблюдением за девицами в естественной среде обитания — над горшком и ведром с водой. Теперь я понимаю, почему вы меня так охотно до уборной проводили! Бесстыдник!
— Не подглядывал я за вами, сколько можно повторять! Я только смотрел, как вы себя ведете! И разговоры слушал!
— Эти разговоры молодые девушки ведут между собой, и для ушей юношей они вовсе не предназначены. — снова обретая самообладание, холодно объявила Камилла. Она выпрямилась, с негодованием глядя на лежащего на диване короля сверху вниз. — Вы можете меня хоть изгнать, хоть казнить, но я вынуждена повторить снова, это — подло, ваше величество! Мы — ваши гости, а вы не пощадили ни чести нашей, ни стыдливости…
— Явиться сюда и предлагать себя мне в невесты вы не больно-то стеснялись! — король резко сел, а потом и вовсе вскочил, оказавшись выше Камиллы, и теперь уже он навис над графиней.
Она запрокинула голову, ответив ему ледяным взглядом. И отчеканила:
— Позволю себе напомнить, что все мы явились согласно отправленным нашим семья распоряжениям! И готовы немедленно покинуть дворец по первому же вашему слову!
— Вот-вот! Оставите одну сьёретту герцогессу — все равно ведь на ней женитесь. — вмешалась я. — Нас-то зачем тревожить вашим… королевским вниманием?
— Наверное, потому что я не только не мужчина и не благородный сьер, как вы изволили выразиться, сьёретта Дезирон. Но на самом деле даже не король! — из него вдруг словно стержень выдернули.
Король Андреас снова плюхнулся на диван и понурился, свесив крупные кисти рук между прикрытых юбкой коленей. Поза была одновременно бесстыдная… и безнадежная.
— Если уж любая провинциальная графиня знает, на ком я «все равно женюсь». — проворчал он, окончательно превращаясь в нахохлившегося обиженного мальчишку.
— Напрашиваетесь на жалость, ваше величество? — сквозь зубы процедила я.
Он замер. Поднял голову, посмотрел на меня все с тем же детским обиженным недоумением… и вдруг враз преобразился, став… королем. Его величеством от носков растоптанных туфель до кончиков коротко стриженных волос. Посмотрел на меня с истинным королевским высокомерием: смеси из безусловного, неоспоримого превосходства и легкой снисходительности к подданным. Леденящая улыбка тронула губы и неприятным… да что там, смертоносным тоном король поинтересовался:
— Разве наше величество чем-то так сильно оскорбил вашу родовую честь, сьёретта графиня, что вы позволяете себе…
— Кроме того, что переоделись в женское платье и влезли в девичью спальню? — бесцеремонно перебила я.
Королевское высокомерие слетело моментально, будто маска, которую он пытался примерить, да завязочки оборвались.
— Да поймите же вы! — он заметался по гостиной, путаясь в подоле и оставляя кружевом рукавов следы в пыли на старых столиках. — Я совершенно не в том смысле за вами подглядывал! Не для того, чтобы… оскорбить вашу эту… девичью стыдливость! — выдавил он, потупившись, и уши его заполыхали.
— Шесть девичьих стыдливостей. — педантично напомнила я. — Это если не считать сьёретту Пелинор — ей теперь все равно.
— Вот! Об этом я и говорю! Мне сперва никто даже сказать не удосужился, что ее убили! И что вас допрашивали! — он остановился, запустив пальцы в волосы и с силой подергал себя за короткие пряди. — Короля даже не ставят в известность, что в его дворце, на его отборе — на моем отборе! — убийство!
— Поэтому вы шпионите в собственном дворце. — подытожила я.
— А что мне остается делать? Как покорная кукла кивать, когда сьеры из Королевского Совета дергают за веревочки? Говорить, что велено, подписывать, что сказано, жениться, на ком указано? Я хотел хотя бы понять… с кем из вас можно иметь дело… вы же все останетесь при дворе… — и с явной мстительностью добавил. — Когда вас сторонники регента по рукам разберут.
Я скривилась: не слишком-то приятно чувствовать себя породистой кобылой, которой уже присмотрели и конюшню, и хозяина. Даже хуже — за кобыл, по крайности, платят и содержат, а нам самим предстоит содержать будущих мужей.
— Кто хоть… разберет? Кому отдадут? — вдруг тихо спросила Камилла.
Король посмотрел на нее с сочувствием:
— Верите ли, сьёретта Дезирон, если бы я знал, всенепременно вам бы сказал. Но я, к сожалению, в неведении даже о собственной… брачной участи. — он скупо усмехнулся. — Может, дочь регента… С другой стороны, на родственницах четырех великих герцогов жениться не принято, да и самой сьёретте Анаис я не слишком нравлюсь. — он криво усмехнулся, словно эта нелюбовь его одновременно и оскорбляла, и искренне радовала. — Так что могут поискать какую-нибудь из молодых графинь, из тех, кто полностью под
