случилось впервые. – Элизабет нахмурилась и допила вино в бокале. Последняя капля каталась по стеклу, словно слеза. – Знаешь, все это странно. Сначала тебя уводит из Вэйланда некая Несса и принимает в свой шабаш. Затем ты рожаешь дочь – Стихею. Кто именно надоумил тебя заблокировать ее воспоминания?
– Несса, – охрипшим от волнения голосом ответила Ребекка. – Она сказала, что бремя Стихеи слишком тяжкое и моей дочери не стоит его нести. Однако из-за этого Мари всю жизнь мучают мигрени. Видимо, воспоминания пытаются прорваться.
– Во-о-от, – протянула Элизабет. – Я хоть и пьяная, но еще могу размышлять трезво. Ты рожаешь Стихею и, по наущению Нессы, блокируешь ее память. Тем самым превращаешь Стихею в пустой сосуд, как ты говорила. Когда Мари исполняется восемнадцать, кто-то анонимно закладывает тебя обществу. Если бы не твой сон, благодаря которому ты обезопасила себя обрядом, и не моя сердобольность, из-за которой я не смогла отправить тебя на повторную казнь, ты была бы уже мертва. Потому что ты больше не нужна Нессе. Ей нужна Стихея.
Что ты такое говоришь?! – Ребекка вскочила и от неожиданности выплеснула вино на пол. Они молча посмотрели, как на зеленом ковре расплылась багровая клякса. – Несса – глава ковена. Она заменила мне мать!
– Потому что знала, что ты родишь Стихею. И, пожалуйста, не кричи. – Элизабет поморщилась и откинулась на спинку кресла. – А теперь Мари тебя не узнаёт.
– Не надо, не продолжай.
Элизабет уставилась на полную луну:
– Еще никогда раньше я не чувствовала такой беспомощности…
Мари очнулась от криков. И не сразу поняла, где находится. Она лежала на снегу в одной толстовке, которую обычно использовала вместо ночной рубашки, и тонких лосинах. Ее била дрожь. Пальцы впивались в мерзлую землю. Зимой лес казался суровым и одичалым.
С трудом собрала остатки сил и встала. Голые ступни не чувствовали холода, хотя он должен был впиваться в кожу иглами. Мари направилась в сторону внутреннего двора замка. Ноги не слушались, будто она передвигалась на палках. Но она должна была дойти. Хотя бы потому, что за каменной стеной разгорелся настоящий огонь. И крик – тонкий девичий крик пробрался в самое нутро, вымораживая сердце.
Узкая тропинка привела ее во двор, и Мари замерла. Одновременно с ней затих и надрывный, полный невыносимой муки крик. На помосте, который раньше служил лишь декорациями, сгорала девушка. Ее руки были вздернуты вверх и привязаны к столбу, а голова с рыжими локонами, прилипшими ко лбу, безвольно упала на грудь. Вокруг сгрудились студенты и преподаватели. Кто-то в отчаянии пытался погасить огонь, но ни огнетушители, ни ведра с водой не справлялись с магическим пламенем. Остальные завороженно смотрели, застыв, словно статуи. Все понимали – слишком поздно. Девушку уже не спасти.
Мари застыла вместе со всеми, и казалось, это ее кожу лижет огонь, это она умирает там, на помосте. От боли, что проникла в легкие через воздух с гарью, перед глазами поплыли разноцветные круги. Но Мари продолжала смотреть, как сгорает ее подруга. Айви, Айви, Айви… Мари бы узнала ее лицо и за тысячи миль.
Голоса закружились, вихрем подхватывая сознание и унося его ввысь.
Ведьма горит, ведьма горит?
Нет, ошибка, там дева визжит!
Сладко, блаженно, это пьянит,
Дьявол, внемли мести молитв.
Ну, наконец-то пылает костер,
И на него направлен наш взор!
От страха дрожать больше не надо,
До смерти забьем человечье стадо.
Жалость гони – она только портит,
Пока человек в огне лицо корчит.
Будь бессердечной, Стихея, мсти!
Ангелом смерти стань во плоти.
Вэйланд ведь наш, не человека,
Хватит им править целых три века.
Час уже пробил, пора танцевать,
Угли рассыпаем – Луну встречать…
Огонь стал расплываться перед глазами, воздух исчез. Мари больше не могла дышать. Чьи-то теплые руки подхватили ее. Знакомый сладкий парфюм слегка перебил запах горелой плоти, который вдруг стал нестерпим. Последнее, что увидела Мари, – это белый диск луны, издевательски горящий одиноким оком.
Тш-ш-ш…
Кто-то знакомый укачивал ее на руках и низким голосом напевал колыбельную, а когда Мари дергалась, повторял: «Тш-ш-ш…». Но долго удерживать ее он не смог.
Мари распахнула глаза и увидела над собой мрачное лицо Эллиота. Сама она была закутана в плед, и кажется, они сидели на кровати в их новом убежище.
Мари вспомнила, что произошло, и к горлу подкатила тошнота. Пустой желудок сжался.
– Отпусти, – шепотом приказала она.
Эллиот не стал сопротивляться и позволил ей сесть рядом. В маленькой комнате, где едва помещались односпальная кровать и шкаф, было темно. Однако яркий свет полной луны пробивался сквозь тонкие занавески, и этого освещения хватало, чтобы разглядеть Эллиота. Но Мари не хотелось на него смотреть. Она впилась взглядом в стену, а перед глазами алели языки пламени.
Нужно спросить. Нужно хотя бы попытаться сделать вид, что надежда еще есть.
– Нет, она не выжила. – Эллиот не стал мучить.
Его слова, на удивление, даже не коснулись Мари. Словно она изолировала себя от ужасов внешнего мира. Внутри пустота, вокруг пустота. И холодная решимость.
– Уйди, – произнесла она.
– Нет.
– Я должна это сделать!
Мари наконец посмотрела на Эллиота. В темноте он напоминал живого мертвеца. Кажется, гибель Айви ударила по нему сильнее, чем по Мари.
– Я не могу тебя оставить! Я уже упустил тот момент, как ты исчезла из дома. А потом оказалась в лесу! Ты хоть что-нибудь помнишь? – добавил он уже тише.
– Нет, не помню! – крикнула Мари. – Я ничего не помню, и поэтому обязана вспомнить! Я должна была вспомнить еще вчера, и тогда Айви была бы жива!
– А если ты потеряешь рассудок? – взвился Эллиот.
Дверь распахнулась, прерывая их крики. В проеме показалась Дейзи и загородила собой яркий свет из коридора.
– Я не вынесу, если этой ночью будет еще два трупа, – пробурчала она. Из них она выглядела лучше всех, хотя ночное бдение и на ней не сказалось лучшим образом. – Вы орете так, что сюда скоро заявятся чуваки из Общества.
– Она хочет вскрыть шкатулку! – возмутился Эллиот.
– Так пусть сделает это.
Спокойный ответ Дейзи поверг его в шок, и он умолк.
– Это ее жизнь, Эллиот. Ее суть. Она была рождена Стихеей. И если какая-то «левая» ведьма заявляет, что Мари сойдет с ума из-за воспоминаний, это еще не значит,
