— Где она?
— Она уходит!
— Убейте суку!
Последний голос она узнала. Он принадлежал ее бывшему мужу.
«Если бы не даун, я никогда бы не вышел на новую модификацию».
Кажется, ему повезло с семьей: прекрасный материал для лабораторных опытов.
Жаль только — отработанный. Подлежащий утилизации.
Ее маневр оказался удачным. Охранникам пришлось рассыпаться цепью, чтобы не упустить ее.
Время от времени они стреляли, и это убеждало Лизу, что кошмар, в котором она оказалась — это смертельно опасный кошмар, и для того, чтобы выжить в нем, нужно быть очень осторожной и очень хитрой.
Сначала она слишком углубилась в этот нелепый, выглядящий продолжением кошмара псевдоиндустриальный лабиринт, но потом, сообразив, что так она потеряет последние шансы увидеть Дени, вернулась ближе к центральному проходу, отделяющему бывшие производственные площади от вольера для людей, выступающих в роли подопытных животных.
Все же полностью укрываться от взглядов и пуль за руинами заводского оборудования было невозможно. Время от времени кто-нибудь из охранников видел ее на относительно свободном участке пространства и кричал: «Вот она!»
После чего на место, где она только что находилась, обрушивался шквал пуль, и Лизе, несмотря на слабость и головокружение, приходилось быстро бежать, спасая свою жизнь.
Дени она увидела почти в самом конце ряда: его клетка была четвертой с краю, а три последние оказались пусты.
Он лежал, как и все остальные пленники, привязанный толстыми ремнями к жесткому деревянному ложу.
Лиза остановилась.
Целый поток пуль, провизжав в воздухе прямо перед ней, заставил ее отпрянуть назад.
— Стреляйте! Убейте суку!
Голос мужа приблизился. Выстрелы охранников бухали где-то совсем рядом.
Она тихо позвала:
— Дени.
Ей показалось, он еле заметно пошевельнулся.
— Дени!
По проходу прокатился презрительный смешок.
— Дени!!
Издевательский голос мужа прокричал в ответ:
— Дура! Твой даун оказался бракованным! Он не выдержал испытания! Он сдохнет самое позднее через три недели. Он перерождается! Никто ему уже не поможет.
Ее истошный вопль перекрыл все звуки — и голос мужа, и даже буханье выстрелов.
— Дени-и-и!!!
Она не помнила, как оказалась у решетки. Рывок — и в руках у нее осталась железная скоба, — подобие дверной ручки, приваренной к прутьям.
Ее сын поднял голову и поглядел на нее.
— Дени… — Она плохо видела из-за слез, и ей приходилось часто моргать. — Что он с тобой сделал?!
Лицо ребенка покрывали многочисленные наросты самых разных размеров. Многие из них нарывали, образуя открытые кровоточащие язвы.
Насколько она могла видеть, такие же наросты усеивали все его тело.
С видимым трудом мальчик разлепил опухшие, обезображенные губы.
— Мама.
— Дени, сынок.
Она ухватилась за прутья двери, рванула их на себя.
— Мама!
Послышался скрежет железа. Дверь выгнулась наружу, но устояла.
— Мама!
Кто-то завизжал полным ужаса голосом:
— Пристрелите ее! Убейте суку!
Она рванула сильнее, но что-то ударило ее в бок, развернуло на месте, повалило на бетонный пол.
Лежа, уже понимая, что умирает, она увидела, как перед ее лицом в бетон ударила пуля и, обдав ее цементной крошкой, рикошетом пронеслась сквозь прутья решетки — в камеру Дени.
Охранники обошли ее, как загнанного зверя, и теперь подходили цепью, непрерывно стреляя, из глубины лабиринта.
Она поняла, что лежа перед камерой сына, подставляет его под пули. Это заставило ее собрать остатки сил, упереться руками в пол и перекатиться назад.
— Да убейте же ее наконец!
С громким топотом охранники набегали из узких проходов между станками. Пальба продолжалась, и пули все еще залетали сквозь решетку в камеру Дени.
Ее разум уже смирился с тем, что она мертва, но голос Дени подсказал ей совсем другое:
— Мама, беги!
Она не стала больше перекатываться, поскольку это было слишком долго и слишком больно. Хотя казалось, что это невозможно, хотя слабость и боль от пулевых ранений сделали ее немощным бестелесным призраком, она поднялась и побежала.
Фигура охранника выросла перед ней. Лиза была слишком слаба, чтобы обогнуть его. Она просто сделала шаг вперед.
Взвизгнув, охранник после столкновения отлетел в сторону. Второй шарахнулся сам.
Из двери впереди повалила толпа вооруженных людей.
Она бросилась направо, мимо станков, к дальнему окну, такому грязному, что едва пропускало свет.
С ее восприятием времени и пространства что-то случилось.
Окно было далеко — и вот оно уже рядом. И вот уже стекло разлетается на тусклые закопченные осколки.
И вот уже пули перестают свистеть вокруг. И заводской корпус, из которого, сама не зная как, она вырвалась, остается позади.
А впереди — свобода и боль, и слезы по Дени, и понимание того, что она не может уйти насовсем, не может скрыться, пока ее ребенок находится у них.
И ей остается бродить вокруг, как дикой степной волчице, детеныша которой забрали злые охотники. Бродить, пока не придет понимание, что без него никакой жизни у нее не будет.
А значит, надо идти к нему, к ее любимому Дени.
Идти, зная, что это будет в последний раз.
Идти и умирать.
Глава 40. Зона повышенной опасности
1
— Что это за собаки, Капитан?
Голос генерала, доносящийся из акустической системы, был таким же скрипучим, как всегда. Даже едва заметные искажения из-за многочисленных кодировок, перекодировок, сжатий и восстановлений совершенно не изменяли его обычного звучания, знакомого каждому оперативнику организации.
Капитан обдумал вопрос. Ответ не удовлетворил и его самого.
— Обычные собаки. Ничего в них не было примечательного.
Стас добавил:
— Я стрелял сверху и рассмотрел их чуть получше. Это действительно внешне обычные собаки. Разных пород, в том числе и метисы. Размеры от средних до крупных. Но в рамках нормы. Ничего в них нет от монстров или каких-нибудь биороботов.
— За исключением поведения, — уточнил генерал.
— Да, двигались они слишком быстро. Думаю, одному человеку, даже с автоматическим оружием, было бы трудно их сдержать.
— Хорошо бы их обследовать нашим экспертам, — задумчиво проскрипел генерал.
Капитан медленно кивнул, хотя их собеседник и не мог видеть этого жеста. В принципе, они могли бы организовать связь через Интернет, в режиме видеоконференции, но это в несколько раз увеличило бы интенсивность установленного со штаб-квартирой организации информационного канала и, соответственно, вызвало бы проблемы с его маскировкой.
— Это было бы неплохо, — согласился он. — Но, думаю, сейчас это не самая важная задача. Собаки, пусть даже чрезвычайно опасные — это всего лишь собаки. А нам в первую очередь нужно выяснить — что происходит с людьми.
— Я думаю, в общих чертах мы это уже знаем, — откликнулся генерал.
2
Лиза вздрогнула и, словно очнувшись от сна, огляделась вокруг.
— Мне пора, — сказала она.
— Нам пора, — поправил я.
Она уже одевалась, быстро, но аккуратно. Я последовал ее примеру.
— Ты знаешь, куда я иду, — сказала она и добавила, желая, наверное, расставить все точки над «i»: — на смерть.
Я рассмеялся. Это вышло непроизвольно, меньше всего я хотел сейчас дать ей хотя бы малейший повод для обиды.
Лиза удивленно взглянула на меня.
— Смерть — моя старая подруга, — сказал я. — У нас с ней очень теплые отношения.
Лиза застегивала пряжку на креплении ножен, но в этот момент остановилась и едва заметно покачала головой, глядя на меня со странным выражением почти материнского сожаления.
— Мой сын — это не твоя дочь, — мягко сказала она. — Ты не отомстишь за нее, если умрешь за чужого ребенка. Который, к тому же, и так умирает.
