Лиза тяжело вздохнула.
— Я думаю…точнее, я практически уверена в этом, потому что с тех пор, вопреки им, многое узнала… Это было что-то, на что они наткнулись почти случайно.
— Ты имеешь в виду, что-то, что они там синтезировали?
— Вот именно. Синтезировали по заказу, на чужие деньги. И что-то у них получилось такое, чего они и не ожидали. Муж говорил, что это уже испытано на собаках и на добровольцах. Насчет собак я верю, потому что видела их там, и… это очень опасные твари. А вот добровольцев у них не было и быть не могло. На самом деле Дени был первым…
Это никак не укладывалось в моей голове.
— Твой муж испытывал на собственном ребенке новые химические соединения?
Гримаса горечи пробежала по ее лицу.
— Ты прав, ты все правильно понял. Хотя в это трудно поверить… На самом деле я уверена, я теперь убедилась, что он всегда воспринимал сына как… как бракованный биологический материал. Его можно использовать для собственной карьеры и просто списать, когда он отслужит свое.
Я молчал. Если то, что она говорила, было правдой, то ее жизнь действительно превратилась в запредельный кошмар, который постороннему человеку трудно даже вообразить.
Какую-то минуту я даже думал, что она не сможет продолжить рассказ, но Лиза проглотила слезы и заговорила вновь.
— Наверное, после того, что он сделал, ему оставался только один путь, хотел он этого или не хотел. В самом начале он еще пытался оправдаться в моих глазах, он повез меня к себе на работу. Это был огромный завод, совершенно заброшенный, кое-где здания начинали разваливаться. Он долго вел меня внутренними дворами, а потом, когда мы зашли в совсем уж дикое место, с кучами мусора, заросшими травой, он показал мне собачий питомник, чистый, только что собранный, с новыми вольерами и блестящими заборами из толстой проволочной сетки. Там были щенки, с виду совсем обычные, разных пород и просто беспородные. Он продемонстрировал мне, на что они способны. Мне это показалось страшным…
Странное дело, она приближалась к кульминации своего рассказа, но голос ее становился все более тусклым и невыразительным, словно речь шла о наскучивших ей самой банальных вещах, а не о трагедии, перевернувшей всю ее жизнь.
— Что в них было не так? — спросил я.
Наверное, я не мог уже скрыть свой интерес и охватившее меня напряжение. Наверное, по мне было видно, как захватил меня ее рассказ. Это было неправильно, я не должен был так явно проявлять свои чувства, но ничего уже не мог с собой поделать, потому что понимал: я слышу, в который уже раз, одну и ту же историю — ту самую, которая в свое время и меня вытолкнула из списков живых.
У меня даже имелась своя могила, фальшивая, но оформленная по всем правилам отечественной бюрократии.
А сейчас я вдруг понял, что закономерным финалом ее, Лизиной, истории тоже должна стать могила. А еще я осознал, с внутренним содроганием, которое так походило на приступ ее собственного отчаяния, что ее могила, скорее всего, будет настоящей.
Она посмотрела на меня, вроде бы мельком, но взгляд ее задержался на моем лице, а глаза чуть расширились.
Неожиданно она спросила:
— У тебя есть дети, Малыш?
Я не мог выносить ее взгляда. Я поднялся, сел, уставился в полумрак в дальнем углу подземелья.
Но вопрос висел в воздухе, и я понял, что не могу его игнорировать.
— Была дочь. — Голос мой был похож на карканье простуженной вороны. — Но можно сказать, что и не было. Она умерла, так и не родившись.
Наступила тишина. Я чувствовал, как на меня накатывается привычная черная волна.
Здравствуй, тоска, моя старая подруга. Извини, что так долго не звал тебя в гости.
На плечо мне легла мягкая, нежная рука.
— А жена?
Тихий голос, полный участия. Голос близкого друга, любящего человека.
— Умерла.
Я понял, что дрожу. Не от холода, а от той тоскливой, яростной, но бессильной энергии, что взмутила во мне, подняв с темного дна души, моя вечная спутница — депрессия.
— Прости.
Теперь ее голос стал глуховатым, она понимала, что слова ничего не значат, что стандартные извинения — всего лишь формальность, но я почувствовал, что ее отношение ко мне не то, чтобы изменилось, но стало более теплым: она узнала меня ближе, узнала то, что я скрываю, ношу в себе, что составляет боль моей жизни, она узнала обо мне что-то важное, и дистанция между нами — людьми, которые фактически и не знают друг друга — сократилась, а может, и совсем исчезла.
Наверное, то действительно был миг, когда мы оказались близки, как никогда.
Я передернул плечами. Дрожь проходила. Тоска, конечно, еще долго от меня не отстанет, но теперь это была скорее печаль — она не разрушала мою жизнь, а всего лишь создавала для нее привычный фон.
Глубоко вздохнув, я почти избавился от тяжести в голове. Я даже смог оторваться от темноты в дальнем углу и взглянуть ей в лицо.
— Я не могу допустить, чтобы тебя убили.
Лиза отвела взгляд. Я успел заметить, что глаза ее вновь подернулись влагой. Губы задрожали, а вслед за ними и подбородок, но все же она сумела совладать со своим лицом и своими эмоциями.
Мне подумалось, что уже очень давно она одинока, потому и попалась так легко на заброшенный Капитаном — о, как я ненавидел его в эти мгновения! — крючок с наживкой.
— Расскажи все до конца, — попросил я.
Она с готовностью кивнула, будто раз и навсегда признала за мной право знать о ней все, что я захочу.
Я напомнил:
— Ты говорила о щенках, что они странные.
Она решительно качнула головой и поправила:
— Страшные. Мне они показались страшными. Их физические данные, как бы это объяснить… не соответствовали их возрасту. Они были очень сильными и очень быстрыми. Наверное, один такой щенок мог бы разорвать на части обычную взрослую собаку, а им ведь от роду было не больше двух месяцев.
— Ты считаешь, им вводили какую-то «химию»?
— Я не считаю. Я знаю. Сергей сказал мне об этом. Он сказал, что наш Дени станет таким же сильным и быстрым. Мне это показалось чудовищным. Мой мальчик действительно хрупкий не годам и слабенький, но… — По ее лицу пробежала судорога. — Я не знаю, как до этого можно было додуматься!
Она уронила голову в ладони. Дальнейший ее рассказ прерывали рыдания, а голос стал совсем тихим, временами она шептала что-то совсем неразборчивое. Я понимал, что это изливается ее горе, и не прерывал ее больше расспросами. Но слушал внимательно — ведь от этого зависела не только ее, но и моя жизнь, да, пожалуй, и жизни еще многих людей.
Постепенно начала складываться такая история.
4
Однажды утром Лиза почувствовала себя плохо. Она решила, что это простуда или, может, грипп, но прошло несколько часов и ее самочувствие улучшилось. После обеда она уже и не помнила об этом, но на следующее утро все повторилось.
В другое время она могла подумать, что настал пора пройти обследование в женской консультации, но отношений с мужем — она сама удивилась, когда проанализировала последний отрезок своей жизни и вспомнила об этом — у нее не было уже несколько месяцев. Следовательно, тошнота по утрам, слабость и головокружение не могли иметь своей причиной незапланированную беременность.
Несколько дней, в течение которых эти утренние симптомы по-прежнему проявлялись, она пребывала в недоумении.
А потом обнаружила едва заметные следы уколов на сгибе локтя.
За периодом паники и страха последовала вспышка ярости — когда она сообразила, что для того, чтобы сделать эти инъекции, ее должны были предварительно искусственно усыпить.
К сожалению, она не сумела скрыть от мужа свое открытие.
Это была ошибка, но она ее совершила.
— Господи! Если бы я могла вернуться назад! — Ее глаза горели болью, которая, наверное, все это время сжигала ее изнутри. — Мне надо было хватать Дени и бежать! Бежать куда угодно! Куда глаза глядят!
