неизвестной девушкой. Король попытался расспросить его о ней, но тот ничего толкового рассказать о ней не мог, описывая её как самую прекрасную девушку, которую встречал в своей жизни.
— В саду, где тебя нашли стражники, рядом была лишь обугленная туфелька. Чья она, как она там оказалась, никто не знает, никто не видел, кому она принадлежит. — сетовал король.
— Что со мной, папа?
Услышав этот вопрос, правитель расчувствовался. Ком подступил в горло, что он смог еле высказался: — Ты сильно обгорел, мой мальчик, что стало тем причиной, никто не может объяснить. Лучшие доктора пытаются помочь тебе, и я благодарен им всей душой, что ты остался жив! — он вдруг замолчал, и тихим голосом добавил: — Твои глаза больше не увидят света…
Принц лёг на прежнее место и тяжело задышал. Боль от ожогов дополнилась горечью от утраты возлюбленной, собственной никчёмности и невозможности всё исправить.
— Я должен найти её! Я не смогу жить без неё! — тихо проговорил наследник.
— Кристофер, это пройдёт, я обещаю тебе. Вся боль уйдёт, нужно дать ей лишь время…
— Я влюбился отец. Как вы когда-то с мамой. В те счастливые годы, помнишь? Я нашёл ту самую, что мне была предначертана и сразу же потерял… смогу ли я когда-нибудь почувствовать ещё раз…
Осознание короля озарило, что сын находится под влиянием чар, что были наложены ведьмой, но как их снять, она ответить ему уже не могла. Испугавшись за последствия, король предложил обойти всех девушек, живящих в их городе, чтобы каждая из них примерила найденную туфельку, и те девы, что, могут подойти лично пообщаются с принцем, и тогда он найдёт ту самую. Наследник душевно поблагодарил отца. Эта идея хоть и казалась призрачной, но за отсутствием других возможностей, была не так уж и невыполнима.
Сцена девятнадцатая. Мачеха и немощная падчерица
Сколько Синди проспала, она не знала. Проснувшись среди ясного дня, солнечные лучи били в лицо сквозь окно комнаты. Она огляделась, приподняв голову. В кресле рядом сидела мачеха, читая толстую книгу. Заметив, что девушка проснулась, та сразу отложила роман в сторону, пристально смотря на падчерицу.
— Такого стыда я не испытывала никогда! — начала она, — а уж поверь, деликатных моментов и пережила немало таких. Не знаю, что произошло с тобой той злополучной ночью, но оказаться на торжественном приёме у самого короля нагишом, это предел всех нравственных рамок! Какой стыд! — стала восклицать Маргарет. Какая удача, что дочери уставшие, покинули бал раньше, чем это сделали стальные гости. Они обнаружили тебя голую в саду, в пепле и ожогах. Я даже не хочу спрашивать, как ты там оказалась и что произошло… Разве это сейчас важно… — высказавшись, она закрыла руками лицо. Синди хотела было возразить мачехе, объявив о своей невиновности, но не смогла произнести ни звука. Больное горло не давало вырваться словам, что хотелось высказать.
— Я всегда была уверена в лицемерии и ложной целомудренности с твоей стороны, а сейчас убедилась окончательно в этом! — грубо произнесла она, и хоть Синди мотала головой, жестами отрицая мнение, та не отступала от своего.
— Где вся твоя одежда, меня тоже не интересует, кроме вот этой туфельки… — она достала хрустальный башмачок, который снова сиял и блестел. — Откуда он?
Синди снова попыталась ответить, но так и не смогла преодолеть боль, что сопровождала каждый вдох.
— Впрочем, и это меня больше не интересует. Мне следовало бы сдать тебя немощную в богадельню, где тебе самое место, но в память о твоём отце, я никогда так не поступлю, так как прониклась тобой, хоть и знаю, как ты недолюбливаешь меня, считая, что я заняла место твоей матери. Что же, пусть так, но только это останется на твоей совести, а моя будет чиста. — она повертела в руке туфельку за хрустальный каблук. — Чиста как эта туфелька. — добавив это, она поставила башмачок на столик и покинула комнату. Уже выходя за дверь, оглянулась на неё.
— Ужин будет в положенное время. Жду тебя. — и тут же ушла.
Девушка, сдерживая слёзы от обиды, скинула с себя тяжёлое одеяло, увидела, что всё тело покрыто язвами и ожогами. Попыталась двинуть ногами, но те не слушались, а каждое движение причиняло режущую боль. Хотелось кричать, но при этом терзала обожжённое горло. Улёгшись на кровать, закрыла глаза, желая представить, что это было сном. Чудесным сном, обернувшимся в кошмар. Она вспомнила прекрасного принца, отчего в груди защемило. Беспомощность и бессилие угнетали, ложась тяжёлым грузом, приковывая к постели. Она была готова обменять те чудесные воспоминания о возлюбленном, лишь бы узнать где он сейчас и что с ним. Жив ли он, помнит ли он её, или проклял после случившегося и пытается забыть, как о страшном сне.
Молва об указе короля в одночасье разлетелась по городу. Воодушевлённые дамы хоть и знали, что указанная туфелька не принадлежит ни одной из них, не теряли надежду таким образом приблизиться к знатному мужу. Придворные короля ответственно подошли к делу и обходили изо дня в день каждый из домов города, предлагая каждой даме примерить необычную туфельку. Практически никто из них и близко не подходил под параметры маленькой узкой стопы, но женщины не отчаивались, изрядно стараясь нацепить на себя хрустальный башмачок. Служителям короля приходилось буквально вытягивать ноги дам из хрупкой обуви и отбиваться от неугомонных дев, считающих данную туфельку подставной. Мол, это детская туфелька, и взрослая девушка никак не может иметь такую маленькую ногу. Выслушивать причитания и проклятия приходилось много и долго.
В тот день гвардейцы короля пожаловали в дом леди вдовы. Та уже была готова встретить гостей. Любезно поприветствовав прибывших на пороге, тут же пригласила войти свиту в дом. Четверо мужчин устроились в гостиной и любезно напоены горячим чаем.
— Достопочтенные господа, могу ли я поинтересоваться, с какой целью король направил вас в наш дом? — лукаво спросила Маргарет.
— Королевский указ гласит, что каждая девушка, живущая в городе, обязана примерить хрустальную туфельку. — громко продекларировал один из пришедших. Услышанное поразило в легкий шок. Мужчина взял деревянную шкатулку и отварил её. Внутри, на обитой мягким бархатом поддоне, стояла такая же туфелька, как и у Синди. Взволнованная, она вскочила с места, вертя головой в стороны.
— Я… я… я должна привести дочерей… Оставлю вас господа! — и мигом ринулась наверх. Забежав в комнаты девочек, приказала им немедленно спускаться в гостиную, а сама направилась к Синди. Та лежала на кровати, читая книгу, что несколько дней назад прочла сама мачеха. Ворвавшись, Маргарет
