и вдруг включают свет. Обескураживает, а в то же время насколько легче становится.
— Откуда ты знаешь, что это я?
— Узнала по исключительному уму.
Над Герзе уже суетятся. Есто больше не чувствует сил волноваться, спрашивать, как он.
— А нашла как?
— А это Лейб твой нарисовал, где последний раз тебя видел и куда ты бежала… бежал. — Сейга усмехается. — Дальше нетрудно прикинуть.
— Лейб?
— Выглядит паршиво, сотряс вроде и ещё что-то по мелочи. В отключке сейчас. Додумался вылезти на поверхность и оттуда прозванивал до победного.
Есто слабо улыбается, но тут же обеспокоенно ёрзает, вызывая недовольство санитаров.
— А Мабья, Рисна?
— Перепугались сильно. У Мабьи сердце прихватило, но ничего, откачали. Мелкая ваша всё пыталась уйти тебя искать.
— Дура, — хмыкает Есто, теперь уже полностью успокоившись.
— Дура, конечно. Вся в тебя. Так что? Слышала, тебя теперь зовут Есто.
Насколько приятнее разговаривать, когда вопросы не причиняют боль. Когда ответы — что-то необязательное.
Есто улыбается.
— Да.
В отражении на металлической панели проступают встрёпанные седые волосы, пятно лица цвета кофе с молоком. Слишком размыто. Но Есто и так уже знает, что очень сильно похож на Дайно. С поправкой на те отличия, что Мабья сама когда-то внесла. И ещё с поправкой на Рисну — теперь Есто, пожалуй, и правда можно принять за её брата. Так, какое-то смутное сходство, сразу и не скажешь, но что-то есть. А глаза очень тёмные, чёрные.
— Смотрю, ты склонен к самолюбованию, — замечает Герзе с беззлобной иронией. — Здорово, когда повезло с лицом.
Он лежит на больничной кровати, небрежно закинув ногу на ногу и читая принесённый кем-то меканский любовный роман. Герзе находит его очень весёлым. Иногда зачитывает вслух отрывки, красиво, с выражением.
Есто уже не нужно сидеть в палате. Сюда он приходит просто так, потому что во всех остальных местах либо слишком много суетящихся людей, либо просто не очень-то приятно находиться. Никто не просит у Есто помощи, а сам он, как обычно, не предлагает. Рисна сказала, он просто ленивый.
— Непривычно, — откликается Есто после паузы. Отворачивается от отражения и, подумав, добавляет: — Как вообще так получилось, что тебе с лицом не повезло?
Герзе откидывается на подушку и морщится.
— Тебе вкратце? Нет? В общем, я же тогда правда пошёл на север, вот как ты. Но меня остановил один человек. Дал имя по всем правилам. Он был неплохим, и его жена… милые. Не сказать, что мне было худо с ними. Наверное, надолго бы остался. Потом… — Он бездумно чертит на одеяле какие-то узоры единственной рукой. — Потом появился ещё человек. И, в общем, как-то не получилось ему сказать, что мне нравится имя.
Узловатые пальцы Герзе резко проводят по одеялу, будто перечёркивая нарисованное.
Он молчит какое-то время.
— А она, ну, жена того, первого, застала меня над телом. Сказала, что я дикарь. «Герзе». Она до этого меня совсем не так видела, а тут как будто сдвинулось что-то… Знаешь, никогда раньше такого у меня не было. Чтобы люди сами меняли образ, который накладывают.
Герзе задумчиво потирает страницу книги.
— А потом я как-то психанул. Когда тот, который второй, спросил, есть ли у меня имя, ляпнул, что я Герзе. Пробрало, сам так про себя думал. Ну вот, а потом было очень весело оттуда выбираться почти без сил. Кто ж знал…
Есто кивает. Кто ж знал.
— Жалеешь? — спрашивает осторожно.
— О чём? О лице, о тех двоих или о том, что получил имя?
Есто пожимает плечами.
— В основном интересно третье.
Герзе фыркает.
— Нет. Я думаю, оно того стоило. А лицо — вообще ерунда, захотел бы — сделал пластику. Но мне нравится смотреть, как всем приходится привыкать и подстраиваться. — Он посмеивается, но сам глядит неожиданно серьёзно и цепко. — А ты? Жалеешь?
Есто снова рассеянно поворачивается к отражению.
— Ещё не знаю? Посмотрим. Пока нет.
Позади с мягким шорохом разъезжаются двери. Есто оглядывается было, но, увидев Лейба, вздыхает и запрокидывает голову к белым квадратам потолка.
— Что за реакция? — хмуро спрашивает Лейб. — Сидите тут, треплетесь, ко мне даже не заглядывает никто. Рехнуться можно, все вокруг по-мекански нихрена не понимают, никуда не пускают — вот, еле до них донёс, что хочу, дескать, проведать Герзе. Сдались.
— Ну прости, ты так психовал на меня в наш последний разговор — я и не догадался, что ты ждёшь моего визита, — миролюбиво пожимает плечами Герзе.
На самом деле, ему досталось куда крепче Лейба, и ожидать, что Герзе пойдёт кого-то проведывать… впрочем, это же Лейб. Есто понятия не имеет, как Герзе терпит его столько лет. Выдержка Есто кончилась гораздо раньше.
Лейб как будто читает мысли:
— Я, между прочим, вызвал вам помощь тогда. Считай, спас. А мог бы просто уйти. Так что хватит на меня так пялиться.
Видимо, Есто как-то очень выразительно сейчас смотрит.
Герзе лениво потягивается и заглядывает в оставленную на тумбочке кружку. Разочарованно цокает языком.
— Лейб, я тебя умоляю. Ты собирался сбежать, но вылез наружу и испугался — ну скажи, а? Просто признай. Вероятность внезапного появления совести у тебя такая, что я б её даже в рассчётах учитывать не стал. Что-то из разряда чудес. …Но вот если ты принесёшь мне чая, я, возможно, поверю в твоё добросердечие.
— Иди-ка ты в задницу, — угрюмо бурчит Лейб. — Вон, лучше этого своего попроси. Может, метнётся кабанчиком.
— Я не его, — аккуратно замечает Есто. — Я сам по себе. И вообще уже ухожу. Но я скажу, чтоб принесли чай.
Герзе вздыхает.
— Одновременно благородно и подло…
А Лейб перебивает:
— Погоди. Ты же общаешься с Сейгой. Что теперь будет?
Есто, уже почти дойдя до двери, поднимает на него глаза:
— С кем?
— Со мной. С этим вот. — Лейб кивает на Герзе. — И вообще. Сам сказал, что это и есть война. Так что, теперь так и будет? Нападения, взрывы, всё такое.
— Зависит от того, как поведёт себя наша дорогая госпожа Сейга, — с усмешкой отвечает Герзе вместо Есто. — Силы у них с Вайно сейчас примерно равны. Но он лезет кусаться, потому что думает, что сможет заручиться поддержкой других тайчанских банд. «В целях антимонопольной политики». Если Сейга убедит их, что это не она, а Вайно представляет угрозу, ему волей-неволей придётся дать заднюю.
— Ты поможешь ей? — прямо спрашивает Есто, глядя ему в глаза, охристые, словно у зверя.
Герзе продолжает криво улыбаться.
— Смотря что мне предложат. Впрочем, я ведь фактически в плену сейчас.
Он выглядит расслабленным — вовсе не таким,