К тем, кто способен пройти самый сложный из путей, и отправляют оберегающих. Не для того, чтобы тащить поклажу и развлекать приятной беседой. Не для того, чтобы прорубить для подопечного путь через непролазные джунгли или суровые льды.
Мы — страховочная веревка в высоких горах. Мы — горячий чай на привале после долгого трудного дня, когда гаснут в крови искры преодоления, переплавляются в гордость за себя. Я дошел. Я смог.
Ты смог, киваем мы. И ты сможешь еще больше завтра. Я с тобой. Легкой дороги не обещаю. Но если будет нужно — я не дам тебе упасть.
Пока Торн обменивался любезными поклонами со старцами и читал свиток, я оглядывалась по сторонам. Тут было на что посмотреть: покрытые узорчатыми панелями стены с малахитовой инкрустацией, поразительной красоты золотые цветы переплетались в гармоничном танце, стекая ослепительной рекой к постаменту в центре зала. Там на возвышении застыла статуя умиротворенно сидящего на постаменте мужчины с длинными вытянутыми вниз ушами. Золотая, разумеется, кто бы сомневался!
«Наверняка у него не было проблем со слухом», — мелькнула веселая мысль.
Здесь сладко пахло надеждами множества людей. С какими только мыслями, наверное, не приходят к этой длинноухой статуе! Вот и Торн пришел со своей надеждой — то ли получить легкое задание и тут же отправиться его выполнять, то ли получить сложное и с легким сердцем положить на него… Что они тут кладут в подобных случаях? Меч, наверное. Мой взгляд скользнул к подопечному.
И тут-то я заметила, что с подопечным творится что-то неладное. Плечи под шелком нарядных одежд напряглись, а рука начала хватать пустое место, ровно то самое, где несколько минут назад была рукоять меча. Торн дёрнулся вперёд, прошипел «да какого…».
Проклиная себя и благодаря местных каму — как же вовремя ты снял амулет, моя прелесть! — я взяла под контроль разум подопечного. Окружающий эфир заволновался и заискрил. Видимо, в пагоде и правда присутствовали некие духи, но мешать мне они не стали. Запах сандалового дыма струился от статуи, словно подбадривая. Так что я сосредоточилась на Торне. Поклониться ничего не заметившим старичкам собственным телом и телом подопечного одновременно. Почувствовать его пальцами шершавую бумагу свитка. Положить свиток в футляр, а сам футляр повесить на шею. Развернуться обоими телами, постаравшись сделать это не слишком синхронно — вряд ли син-тар и его гостья тренировали команду «направо кругом!» Двумя парами ног направиться к выходу из зала. Забрать руками Торна перевязь с мечом у прислужников.
Всемогущие Судьбоплеты, как стыдно! Причем дважды! Как совсем еще не оперившаяся оберегающая, проворонила тот момент, когда подопечному была нужна моя помощь! Красотами пагоды любовалась, чтоб тебя, Отчаянная! Это раз. И перехват контроля, это два. Я ведь воплощение судьбы, а судьба вовсе не кукловод, дергающий беспомощных кукол за ниточки.
«Нарушение свободной воли, — как наяву зазвучал в моей голове гнусавый голос одного из Судьбоплетов. — В ситуации, не представляющей прямой опасности для подопечного».
А как насчет прямой опасности для окружающих? В голове Торна так ярко вспыхнула картинка расправы над почтенными старцами, что я ее увидела еще до перехвата контроля. Ох, Руэна, ты неисправима! Если уж прикасаться к разуму подопечного, то хоть с пользой! Вот к примеру, как из этой пагоды пройти в покои син-тара? Ага, вижу. Ну, пойдем что ли, будущий тар Ямата. Как же выматывает этот контроль. Почему в этом замке так много коридоров и лестниц? Разум Торна излучал океаны гнева и острый аромат свежемолотого перца — судя по всему, разговор нам с подопечным предстоял непростой.
Тяжелые двери с резьбой в виде цветов и птиц закрылись за моей спиной. Я глубоко вдохнула, выдохнула — и сняла контроль.
— …же ёкая, старый осел! — выкрикнул Торн.
Тут он осекся, понимая, что находится уже не в пагоде. Сел на кровать и посмотрел на меня.
— Магия?
— Самую капельку, — пожала плечами я.
— Тар перед смертью спятил!
— Из чего ты сделал такой глубокомысленный вывод?
— Отправить собственного сына к рудокопам, да проникнуть в рудник, да на дно копей? Нет, это всё выполнимо, конечно, но полезнее для здоровья вернуться к тому варианту, когда ты превращаешься в овощ!
— В каком это смысле? — я подозрительно посмотрела на подопечного. Нет, не может быть, мое вмешательство не могло повредить его разум.
— Ну в тыкву.
«Да уж, мальчик делает определенно успехи. Уже не паникует и с маху не отказывается от заданий. И язвит при этом. Моя школа!» — подумала я и уточнила:
— Ну а в чем, собственно, проблема? Ну рудокопы и рудокопы, ты тут син-тар или кто?
— У нас с рудокопами соглашение, — угрюмо пояснил Торн. — Они две трети добытых ресурсов отдают в казну таррана, но живут своей общиной, своим судом и своим умом. По сути они отдельное государство.
— И как же мудрый тар такое допустил?
— Мудрый тар заключил это соглашение ещё лет пятьсот назад. С тех пор только один из таров Ямата попробовал изменить условия. В итоге рудокопы бросили жилища и ушли под землю вместе с жёнами и детьми. Войско тара нашло только пустые деревни, которые и сожгло в назидание.
— Сурово у вас тут. И что же дальше?
— А ничего, — Торн прошелся по комнате, остановился у окна и стал смотреть куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть сожженные несколько веков назад деревни. Я подошла и встала рядом, но гор в заоконном пейзаже не обнаружилось. От замковых ворот убегала налево к лесу дорога, за весело зеленеющими полями блеснуло на горизонте озеро. Тем временем син-тар продолжил:
— Рудокопы жили в своих норах пять лет. Не знаю, чем уж они там питались. Не иначе как камнями или глиной. Тем временем казна таррана истощилась, а там и тар понял, что довел народ до нищеты, и наложил на себя руки. Впрочем, говорят, что ему очень помогли их накладывать. А новый тар первым делом вернул старый уклад. Так что все вернулось к прежнему положению вещей. Но это ладно. Я уже не говорю, что до ближайшей деревни рудокопов три дня пути, не говорю, что лезть под землю просто опасно. Но царапать имена на камнях под землёй — это святотатство! Рудокопы считают, что писать на камнях можно лишь выдержки из религиозных текстов, указатели пути или на худой конец эпитафии, иначе можно оскорбить каму земли.
— Не могу их за это осуждать, — хмыкнула я, вспоминая надпись «Коля и Саня, Челябинск 2012», написанную краской на камне одного из высочайших и прекраснейших пиков Тянь-Шаня.
— Да я тоже не могу, — Торн так резко отвернулся от окна, что я едва не отскочила. — От нечего делать обижать каму, это что? Шутка какая-то? Или мой отец специально решил поссорить меня с рудокопами? А кстати, где находится этот Шань? Вот ведь странное название!
Я в недоумении посмотрела в черные глаза подопечного, в которых негодование мешалось с капелькой любопытства. Так, стоп. Я ведь не произносила «Тянь-Шань» вслух, я точно знаю, и тыквы тут не растут! Неполный обрыв ментальной связи при снятии контроля? Да что с тобой, Руэна? В самом начале миссии лепишь одну ошибку на другую! Если бы оберегающие верили в приметы, я бы сказала, что вот это очень и очень не к добру. Я мысленно потянулась к разуму Торна и спешно выдернула оставшуюся ниточку связи. Син-тар нахмурился было, но я поспешила его отвлечь:
— Этот, как ты говоришь, Шань очень и очень далеко отсюда. Слушай, я о другом хочу спросить. Мы сегодня встретили девушку. У неё был очень занимательный браслет. Кто она?
Торн на мгновение задумался. Мне почудилось, что в воздухе пахнуло ароматом жасминового масла.
— А. Это была Мару, — он криво усмехнулся. — Её еще называют Ловкой Наездницей.
— Любит лошадей? — прищурилась я.
— Эмм… ну как сказать, — подопечный слегка замялся. — Некоторые считают, что она не просто так получила свою должность, а за некие, хм, услуги для моего отца. Напрасно, кстати считают. Он, конечно, был человек своеобразный, но уж точно не стал бы возвышать молоденькую любовницу. И уж явно не стал бы тащить в постель дочь своей прорицательницы.
