В притворе, куда сумел добраться барон, пол устилали трупы. Здесь явно была чудовищная давка, обезумевшие от страха люди, потерявшие всякое человеческое обличье, пытались вырваться из собора. Многим — чаще женщинам и детям — это стоило жизней. Именно поэтому Антрагэ, Кревкёр и Мондави остались в центре, предпочтя схватку с ордой демонов, а не поддались панике. В толпе, где не пошевелить ни рукой, ни ногой, от оружия и умения обращаться с ним толку нет. Человека просто несёт её поток, и стоит ему оступиться, упасть, и он — покойник. Десятки ног затопчут его в считанные удары сердца, не дав возможности подняться. Паникующие люди глухи к мольбам других, даже если те выкрикивают их прямо в уши.
Теперь же большинство вырвалось на улицу, и Антрагэ мог свободно миновать притвор, стараясь не глядеть под ноги.
Он пробежал через него, оглянувшись лишь раз. В алтарной части сошлись в схватке рыцари Веры и Легион, обратившийся в чёрного монстра, казалось, пожирающего свет вокруг себя. Разглядеть его из-за клубящейся вокруг него тьмы толком не получалось, да и не горел Антрагэ желанием делать это. Он выбежал из собора, однако площадь перед ним представляла собой столь же страшную картину. Демоны и бесы не желали засиживаться внутри — само место, пускай и осквернённое, причиняло им боль, и, вырвавшись на улицу, продолжили творить бесчинства. Здесь им противостояли стражи, которых было предостаточно, и демоны получили серьёзный отпор. Алебарды куда более внушительное оружие, нежели шпага и пистолет, и даже самые крупные из чудовищных порождений Долины мук, были вынуждены считаться с ним.
— Господин! — услышал Антрагэ знакомый голос. К нему спешил потерявший шляпу де Фуа. Дублет фианца был порван в паре мест, однако крови на нём видно не было. За предводителем спешили остальные телохранители. — Скорее, за нами! Надо убираться отсюда.
Как будто Антрагэ без его советов не знал, что делать. Однако сотрясать воздух без толку барон не стал, вместо этого поспешив вслед за телохранителями. Де Фуа повёл их вовсе не к той улице, где они оставили кареты. Сейчас там шёл самый жаркий бой. Фианец разумно выбрал более короткий путь с площади. Вот только короткий вовсе не означал простой.
Бесы, демоны, обезумевшие от паники люди — через них отряду пришлось пробиваться, часто идя напролом. Антрагэ потерял счёт убитым тварям — никогда не бывший на войне, однако переживший ночь на святого Нафанаила, он и подумать не мог, что когда-нибудь снова окажется среди подобного кошмара. Да ещё и при свете дня.
Какая-то женщина повисла на нём, расцарапывая обломанными ногтями одежду барона. Антрагэ попытался стряхнуть её, но безуспешно — ужас придал обезумевшей женщине сил сопротивляться. Он мог бы всадить в неё кинжал, который сжимал в левой руке, однако не стал делать этого. Испытывая жуткую неловкость от того, что приходится бить женщину, Антрагэ врезал ей эфесом шпаги по голове. Женщина отпустила его и повалилась на землю. Барону было невероятно стыдно, однако он проглотил комок в горле и поспешил дальше, не помогая распростёршейся на мостовой женщине. Обезьяноподобный демон, усевшийся на выступе, будто ожившая горгулья, попытался швырнуть в них огненный шар, но де Фуа опередил его. Фианец успел на ходу зарядить пистолет и метким выстрелом разнёс голову твари. Следующий враг оказался куда опаснее.
Длинная многохвостая плеть врезалась в землю на том месте, где были Антрагэ и де Фуа. Второй удар её последовал в следующее мгновение — и один из телохранителей не успел уклониться. Хвосты плети разорвали дублет на его груди, но лишь беспомощно скользнули по звеньям кольчуги, которую фианец предусмотрительно поддел под него.
Не горбись демон, что встал на пути отряда, был бы, наверное, футов девять с лишним ростом, всё тело его бугрилось мускулами, а чёрные копыта разбивали камни мостовой. Он крутанул плетью, дважды ударив слева и справа от Антрагэ, вынудив того отделиться от телохранителей. Третий взмах обрушился на барона, и Антрагэ уже не успевал от него уклониться. Всё, что он мог сделать, это подставить под удар левую руку, закрывая ею плечо. Хвосты плети обвились вокруг его предплечья, причинив боль, однако Антрагэ выкинул её из головы. Сейчас счёт шёл на мгновения, куда быстрее ударов сердца, и ему надо действовать, а не страдать. Он перехватил кинжал клинком вниз и дёрнул предплечьем, наматывая хвосты поплотнее. Под разорванной тканью скрывался прочный кожаный наруч, укреплённый полосками стали. Демон со всей чудовищной силой дёрнул оружие на себя, и Антрагэ воспользовался мощью самой твари против неё. Он буквально пролетел расстояние, разделявшее их, а приземлившись, провернулся в ловком пируэте, вскидывая шпагу. Череп демона, даже столь могучего, ничем не отличался от черепа человека или животного, место над надбровной дугой у него было самым слабым. Отличный клинок генарской стали пробил толстую кость и вошёл в мозг — это прикончило демона, рухнувшего к ногам Антрагэ.
Барон освободил оружие, упершись ногой в рогатую голову твари, и только тут понял, что вокруг него нет телохранителей. Зато со всех сторон подступают бесы и демоны, стремящиеся не то отомстить за своего сородича, не то просто прикончить наглеца. Антрагэ понял, что смертный час его наступит через считанные удары сердца. Он вскинул шпагу в шутовском салюте подступающим тварям и встал в позицию. Если уж умирать, то Шарль де Бальзак барон д’Антрагэ прикончит не одного и не двух монстров.
В центре собора, на глазах у перепуганного до смерти епископа и обезумевшего рисколома, Легион дрался с рыцарями Веры, возглавляемыми самим неистовым приором. Легион давно сбросил человечье обличье, представ в подлинном своём виде, в котором ходил вокруг собора в полночь. Увидев его, епископ обмочил подштанники и так плотно зажмурился, что больше никогда, до конца дней своих, не открывал глаз. Он прослыл за это подвижником и аскетом, принесшим зрение во славу Господа, и через полгода после смерти был канонизирован, несмотря на все усилия укрепителя Веры. Эшли же смотрел с хоров за битвой, не понимая, на каком вообще свете он находится и не угодил ли нечаянно прямиком в Долину мук, или же он всё ещё лежит привязанный к койке в доме скорби, а всё, что видит сейчас, не более чем плод его больного воображения. И несколько синяков на руке — последствий того, что он сам себя щипал, вовсе не были для него доказательством обратного.
Пылающие огнём Веры клинки рыцарей обрушивались на Легиона, рассеивая изначальную тьму Хаоса, ставшую ему щитом. Он отпустил многих скованных бесов и демонов, однако самых сильных слуг Баала держал крепко связанными и черпал их силу полной мерой. Облака тьмы окутывали рыцарей, и в них горел огонь лишь неистового приора. Только Рамиро да Коста был столь силён в своей Вере, что мог рассеять эту тьму.
Рыцари, как и Легион, изменились во многом благодаря святости места, даже осквернённого Легионом. Доспехи сверкали раскалённым золотом, мечи полыхали пламенем Веры, шлемы полностью скрывали лица, беспрестанно шепчущие молитвы. Рамиро да Коста молился в голос, буквально скандируя слова, обрушивающиеся на Легиона не хуже стали.
Но не его Легион выбрал своей целью — сначала он решил избавиться от более слабых рыцарей. На одного обрушился чёрный молот отпущенной на волю силы демона, буквально расплющивший золотые доспехи, из-под которых потекла кровь. Одновременно в другого влились сотни и сотни чёрных дымков — увлёкшийся размахиванием своей железякой рыцарь даже не заметил угрозы. Не замечал он её до тех пор, пока невесомый, неощутимый дымок вдруг не обернулся прочными шипами, расцветшими внутри его доспеха. Слова молитвы застыли на устах рыцаря, когда он захлебнулся кровью, а изо рта его вышел длинный чёрный шип силы Легиона.
Один за другим умирали верные рыцари, сопровождавшие Рамиро. Однако они всегда знали, что ждёт их смерть в бою против зла, и были лишь рады отдать свои жизни, лишь ослабить чудовищного врага. Сам же приор пока чудом избегал урона — все атаки Легиона лишь соскальзывали по его броне. Вот только не прошло и полусотни ударов сердца, как он остался с чудовищем один на один. Иной на его месте поник бы духом, попытался вступить в переговоры, выторговать себе жизнь. Но только не Рамиро да Коста. Неистовый приор обрушил на врага всю силу своего гнева, теперь питавшего ничуть не меньше, нежели Вера в Господа.
