Эпопея эпохи легенд - Никита Кокарев

едва было не протаранил его. Ушкуйник рыбкой кинулся в сторону, пропахал собой песок, а огненный шар врезался в землю и полыхнул так, что несколько язычков пламени отлетели и опалили одежду Велимира, начавшую тлеть. Тот засуетился, захлопал по себе, стараясь сбить нарождавшееся пламя.

А одержимый горыныч Змок продолжал наступать.

«Теперь ты, рыжеголовый. Голова, полная огня. Хочешь, я тебя ею одарю?

Всеволоду не надо было пояснять, что за голову, полную огня ему обещал Змок. Пара огненных струй едва не коснулась рыжего — тот резко пригнулся, запутался в ногах и растянулся на земле. Обрадовавшийся Царь Змей протянул к упавшему лапы, а правая голова раскрыла пасть пошире, внутри тут же стал собираться горячий воздух и трещать искры.

Всеволод, словно заворожённый зверь, смотрел, как из искры разгорается очередной огненный шар. Лишь длинная изломанная ветка куста, сбоку прилетевшая прямиком в пасть горынычу, вывела парня из ступора. Разъярённый Змок взревел, а голова с пастью, забитой веткой, повернулась в сторону метнувшей Благославы.

«Ну, держись, пигалица, я тебя разгрызу, мозг из костей повысасываю!» — прозвучало у девушки в голове.

Однако, насколько бы ни были обещания грозными, дух Строжича и тело Змока всё ещё не могли действовать слаженно, идя к общей цели. Управление тремя головами сразу требовало от духа отшельника, пусть и хорошо разбиравшегося в магии, больших усилий.

Михаил воспользовался замешательством чудовища и попытался нанести удар Змоку. То ли сделал он это слишком слабо, то ли меч за долгое время под землёй затупился, но у Михаила не получилось даже поцарапать чешуйки, коих коснулось лезвие.

В пылу битвы никто не заметил, как странное зелёное существо с крылышками и усиками подлетело к самым верхушкам столбов и сверкнуло, словно звезда. Воздух между столбов зарябил, завертелся воронкой, а затем произошло нечто совсем невообразимое…

Нелюб-Крестоплав уже много лет не сражался с горынычами. Не угрожали его земле и вражеские орды. Меч, позолоченный топор и короб, в котором когда-то давно старец носил пойманных змей, теперь покоился в углу просторного каменного терема. Старца многие уже успели счесть сгинувшим на далёком острове, но возвращение с ледяного пика сделало его героем. Нелюб долго рассказывал о том, что видел, с кем бился в дремучей чаще, как завёл дружбу с могучим зверем, что про самого хранителя зимней стужи ведал.

Заслуженный покой, однако, вскоре прервался, когда старец увидел, как прямо перед ним в воздухе разворачивается окно в которое виднелся остров, разрушаемый таким большим горынычем, какого Нелюб в жизни не видел. Присмотревшись, старец заметил знакомый узор на чешуе. Такой же был у змеи, рассказавшей про далёкий остров, на котором змеелов чуть не встретил свой конец.

Узрел Нелюб и четверых человек, пытавшихся сразить змея, но единственный, у кого имелся хоть какой-никакой меч, абсолютно не умел с ним обращаться. Обучить бы, да жаль, времени в обрез — горыныч уже в бою!

Чёрный лют, ещё помнивший, каких врагов приходилось одолевать на пути, потянулся и поднялся на лапы. Сытая и почти беззаботная жизнь, хоть и начала уже расхолаживать его, всё же задор ещё остался, в особенности, если можно было сразиться и победить такого сурового противника.

Немного боязливо тронув лапой открывшийся проход, чёрный лют скользнул в него тенью. Нелюб, взяв трость, что ему заговорили лучшие кудесники родной деревни, последовал за верным другом…

Михаилом постепенно овладевало отчаяние — он сам уже не только не мог колоть мечом — он и на ногах стоял с большим трудом, словно бы выпил весь хмель в зазнобоградском шалмане. Пот застилал глаза, жаркое солнце палило в темя так, что всё, на что падал взор, будто бы вставало из сизого предобморочного марева. Не надо было перечитывать сотни книг про поединки на мечах, чтобы понять, что в таком состоянии бой обречён на провал, а боец — на погибель. Остальная команда «Руянина» валилась с ног, Благослава в прямом смысле лежала в чахлых поломанных кустах, поцарапанная и опалённая — спину ей обожгло пламенным дыханием одержимого духом Строжича Царя Змей.

Приближение ещё двоих Михаил заметил уже только тогда, когда они подошли почти вплотную. Огромный волк одним лишь видом едва не заставил учёного броситься наутёк — кто знает, может, это змеевы чары создали врагам помощника?

Лишь вовремя сделанный властный жест в виде спокойного медленного кивка от Нелюба успокоил испугавшегося было мужчину.

— Не пугайся люта моего — славный зверь это. Много он со мной повидал, много битв славных выдержал, да только вот, со змеем одним у нас счёты старые. Сманил он меня кривдой своей на далёкий остров, где, ежели не товарищ мой, сгинул бы я давно. Так и забрал его с собой. А горыныч, что перед тобой — это тот, кто из змейки маленькой зловредной вырос. С ним я пришёл помочь тебе расправиться. Общий у нас недруг, да непростой — победить его можно только особым мечом, в коем сила хранителей заключена, да таким, чтобы змеевиком-камнем да аметистом блестел. Один камень тело развеет, а другой — дух чуждый, словно наваждение изгонит, вот и настанет тогда конец Змоковым козням!

«Да чтобы меня какой-то пришлец со старым, поди уж беззубым волком победить пытался? Не бывать этому никогда!» — прозвучал в головах у Михаила и Нелюба насмешливый голос, — с горынычем-то и с обычным тягаться нелегко, а уж с заговорённым — и подавно! Он огнём как дунет — ни один меч не спасёт! А брони, что для боя полагается, мы во все шесть глаз не видим!

Тут раскрыл лют пасть и давай Михаила обдувать — стал там, куда дыхание коснулось, нарастать лёд, да непростой — крепкий, и почти не холодный — словно камень это горный. Блестит броня новёхонькая, переливается, змеевы глаза слепит. Приноровился Михаил меч поднимать с новой силой, словно бы и не было усталости вовсе. Глаза голов на эфесе, те, что из аметиста, поочерёдно вспыхивали, равно как и лезвие. Теперь, когда от ударов с него слетела налипшая земля, стало видно, что лезвие полностью покрыто светящимися узорами и письменами на языке, какой разобрать в спокойной обстановке сложно, а в бою и подавно!

Одержимый Змок тоже увидел, какой на самом деле меч у Михаила. Где-то в глубине захваченного чужой силой подсознания зашевелился первобытный страх, знакомый каждому зверю, видевшему огонь, вожака чужой стаи или разгул смертоносной стихии.

Дух Строжича быстро подавил начинавшие прорастать ростки сомнения в головах Царя Змей. В конце концов, самому новоявленному горынычу не было дела до