— Эмель? — позвал я, и мой голос задрожал, как у ребёнка.
Каким я был жалким. Откашлявшись, я толкнул дверь и снова позвал её, но она не ответила.
Ничего не услышав, я вошёл в комнату. Она была хорошо освещена, факелы и камин горели. Похоже, Мариам побывала и здесь тоже.
Куда она ушла после ужина, если не сюда? Предательское чувство облегчения начало нашёптывать мне, что я мог сообщить ей в другой раз. Это необязательно было делать сейчас.
Войдя в её комнату, я как будто ступил на запретную территорию, но ведь это был мой дворец. Комната была нетронутой, постель была гладкой, точно камень. В комнате не было ничего такого, что говорило о том, что Эмель жила здесь.
А может быть она здесь не жила? Мои руки безвольно опустились. Может быть, она ушла навсегда?
Я раскрыл гардероб и выдохнул. Одежда свисала с крючков и была уложена в деревянные коробки. Её одежда. Что-то яркое привлекло моё внимание в задней части шкафа.
Её мешок.
Он был раскрыт, а внутри сверкало золото. Золото? Зачем она носила с собой золото всё это время? Мешок был на удивление лёгким, но в нём что-то гремело, когда я перенёс его на кровать.
— Эмель? — снова позвал я, взглянув в сторону ванной.
Ничего.
Металл был холодным, когда я коснулся его, и хотя мне хотелось изучить содержимое мешка, я отпустил его и пошёл прочь от кровати.
По комнате пронесся порыв ветра, и я пошёл за ним на балкон. Во всем городе окна светились оранжевым светом, а облака всё ещё закрывали небо. Дождь закончился, но камни внизу пока ещё были мокрыми. Облокотившись о перила и почувствовав пальцами холодные капли воды, я подумал о людях, которые здесь жили. Они спали, работали и любили, потому что доверяли мне, а до этого моему отцу. Они верили, что мы защитим их, будем служить для них якорем и кровом. Сегодня Касым попытался подорвать это доверие. Ему это не удалось, но что, если бы здесь не было Эмель? Я был готов встретить такое будущее.
— Саалим?
Мой пульс ускорился, и я повернулся к Эмель.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она как будто нервно, сделав шаг в мою сторону. — Мои вещи… — сказала она, оглянувшись.
— Я не копался в них, — сказал я.
Мне хотелось протянуть к ней руки, коснуться ладонью её лица, но я не пошевелился.
— Мне надо с тобой поговорить.
— Уже поздно.
— Это не может ждать.
Она повела меня обратно в комнату, и мы очутились у огня. Эмель отказалась от стула и села на ковёр. Она начала протягивать руки к пламени, чтобы согреть их, когда я сел рядом.
Уперев локти в колени, я осмотрел её лицо.
— Я принял решение.
Она подождала, затем ненадолго взглянула на меня, а потом снова перевела взгляд на пламя и сжала губы.
— В тронном зале стоит ещё один трон. Он пустой и ему нужна королева. Там есть корона, но она холодна. И она предназначена для женщины, которой хватит силы её удержать, — сказал я, после чего замолчал и посмотрел на свои сжатые руки.
— А ещё есть король, сидящий напротив женщины, которая когда-то была ахирой, ученицей знахарки, которая освободила джинна и которая точно так же одинока.
Её глаза встретились с моими, а рот слегка приоткрылся.
— Мой отец выбрал корону, а не своё сердце. Он совершил ошибку. Я не повторю её, — сказал он.
Я сел перед ней на колени и осторожно взял её тёплую руку.
— Я выбираю и то, и другое, — сделав вдох, я продолжил: — Согласна ли дочь Соляного короля выйти замуж за сына солеискательницы?
Её глаза стали такими тёмными, что я ничего не мог разглядеть в их глубинах. Она могла скрывать там столько секретов. Что же она скажет?
Она сняла с шеи платок, после чего сжала руку в кулак.
— Я? — спросила она, её глаза сверкали. — Ты выбираешь меня?
По тому, каким сделалось её лицо, и как она это сказала, я почти убедил себя в том, что она сказала мне…
— Да, Саалим, — выдохнула она. — Да.
Боги, вот оно. Это слово было похоже на якорь. Тяжёлый, но приятный вес, который притягивал меня к земле и удерживал там. Она удерживала меня — удерживала меня дома. Я протянул руку и коснулся её щеки. Она прильнула к моей руке и почти неосознанно накрыла её своей рукой. Словно она делала это раньше сотни раз. По-видимому, так оно и было.
— С тех пор, как я побывал в твоём поселении, я чувствовал пустоту внутри. Я всегда думал, что так я горевал по своей семье. Но ты заполнила эту пустоту, — сказал я.
Разве мог я описать ей это чувство без того, чтобы не показаться безумцем?
— Я как музыкант, который обрёл руки.
Я взял её руки в свои.
Она понимающе улыбнулась.
— Как номад, который обрёл ноги?
— Да, — сказал я, рассмеявшись. Всё было именно так. — Я птица, и теперь у меня есть ветер.
Я опустил глаза в пол.
— Если, конечно, он меня примет.
— Сколько раз я должна повторить тебе, что я уже твоя?
Она поднялась на коленях и склонила ко мне своё лицо. Оно было теперь так близко, что я почти мог чувствовать каждый её вдох на своей коже, мог видеть изгиб её губ, похожий на крылья орла.
Медленно я провёл руками по её спине, почувствовал, как вздымаются её плечи и как они сдвигаются под моим прикосновением. Я обхватил её рукой и прижал к себе, молча прося её о большем. Тепло разлилось по моему телу, и мне захотелось, чтобы её губы прижались к моим, а тела врезались друг в друга на кровати.
Но вдруг Эмель застыла.
— Саалим, — сказала она. — Между нами не может быть секретов.
— Да, — согласился я.
Я был готов согласиться на всё, что угодно в этот момент.
— Тогда…
Она оттолкнулась от меня и поспешно принесла с кровати свой мешок. Ничего не объясняя, она высыпала его содержимое на пол. Стеклянный сосуд, наполненный песком, покатился в мою сторону. На нем были выгравированы символы Алмулихи. Там также было два золотых?..
— Браслеты, — сказала Эмель, увидев моё лицо. — Они принадлежали тебе.
— Мне?
Я перестал дышать и поднял один из них. Он был таким тяжёлым.
— Когда ты был джинном.
Джинном. Я сглотнул. Эдала рассказывала мне об этом, а теперь и Эмель. Но глядя на браслеты перед собой, я не мог в это поверить. Неужели они были надеты на мои запястья? Эмель протянула стеклянный резервуар и сказала, что это был мой сосуд. А затем показала мне ночной жасмин с яркими белыми лепестками, живой, несмотря на то, что его вырвали из земли.
— Ты дал мне его, когда мы посещали Мадинат Алмулихи.
Она покрутила цветок в своих пальцах.
— Мы были здесь?
Она кивнула и всё мне объяснила. Она показала мне плитку, и не было сомнений в том, что она была из дворца. Эмель подтвердила это, когда я вернул ей её.
— Я часто задавалась вопросом, не хватает ли здесь где-нибудь плитки?
— Таких мест может быть много.
Эмель показала мне карту, которую она носила с собой, ожерелье, которое я часто видел на ней, и, наконец, половинку деревянного солдатика.
— Всё это время он был у тебя? — сказал я, не веря своим глазам, и вспомнил о второй половинке, запрятанной на полке.
Она объяснила и это тоже. Было непросто осознать то, что у Эмель сохранились воспоминания о прошлом, которого я совсем не знал. Каким оно было? Каким был в нём я? Мог ли я сравниться с мужчиной, которого она полюбила? Вероятно, Мазира не зря заметала свои следы. Магия могла лишить рассудка, и мне, вероятно, лучше было не знать об этом в таких подробностях.
— Я показала тебе все эти вещи, — сказала Эмель, — потому что не собираюсь ничего от тебя скрывать. Включая вот это.
Она достала помятый листок пергамента.
— Письмо от Эдалы.
То, что я тогда выбросил. Я решил, что оно было утеряно навсегда. Это была последняя вещь, оставшаяся мне от сестры. Я с жадностью потянулся к письму. Восковая печать была сломана.
— Я его прочитала, — сказала Эмель низким голосом, и её ресницы коснулись щёк. — Знаю, что не должна была этого делать, но ты его выбросил, и я решила, что ты можешь никогда его не прочесть и что, если ты… — она умолкла. — В общем, читай.
