Заботливый Серьга подал горячего взвара и сразу побежал за новым кувшином.
– Ты грустишь, государь, – сказал Ознобиша.
Эрелис выглядел страшно измотанным.
– Меня так охраняли от горожан, словно каждый здесь нож на меня наточил и Гайдияр про то сведал.
– Гайдияра сосулькой зашибло, – проворчала Эльбиз. – Он думает, ты Первоцарь среди вчерашних врагов!
– А ты как мыслишь, райца?
Делать нечего, Ознобиша произнёс крамольную правду:
– Меч Державы знает стогны Выскирега до последнего закоулка, знает столь хорошо, что я порой удивляюсь, как здесь ещё прячутся какие-то воры. Он мог провести тебя в бутырку такими ходами, что никто бы не заприметил. Думается, государь, тебе показали, сколь связан правитель опасностями своего сана.
Эльбиз кивнула и высказала то, на что у Ознобиши не повернулся язык:
– А ещё показали, как ты не способен и мал без копий Гайдияра, без верховной власти Хадуга. Мы с тобой в семье приёмышки, Аро. Они даже не знали о тебе, пока дядя Сеггар не объявил.
– Коршак знал, – резко бросил Косохлёст. – Котляров подослал.
– Хороши приёмышки, – хмыкнула Нерыжень. – Все кланяются.
– А до конца не верят, – буркнула Эльбиз. – Без меры испытывают.
Эрелис устало вздохнул:
– Нет правды в том, чтобы войском от людей заслоняться. Так ли в Шегардае из дворца выйду? Отец наш с дядей Космохвостом… память гордая им обоим… а то без него…
– В одиночку со двора не пойдёшь, – мрачно пообещал Косохлёст. – Даже не жди.
Ознобиша тихо вымолвил:
– Твоя берёга, друг мой, от пьяного невежи. Если котляры…
– Тот раз отбились! – не уступил Косохлёст.
Ознобиша прошептал:
– Котёл служит царю. Когда восьмой сын замыслил против родни, великий котляр принял мзду… но дал орудье беспрочим, избегая опалы, кто бы ни победил. Если бы он лучших послал… – Ознобиша сглотнул. – Если сам Лихарь… или…
Он не назвал имени. По лицу Эрелиса проползла горестная усмешка.
– Праведной рукой, – сказал он. – Сразит царь. Все видели сегодня, какова цена моей оружной руке?
– Я ждал боя, а увидел битьё. Что на тебя нашло? – требовательно спросил Косохлёст. – Тебя лучше учили!
Эрелис некоторое время молчал. Хмурился. Думал.
– Как туча затмила, – неуверенно проговорил он затем. – Тошно, тяжко… вериги… всё тщетно, всё зря…
– Гайдияр безмерно искусен, но твоя ветвь выше на четыре ступени, – сказала царевна. – Как так?
Эрелис слабо отмахнулся:
– Может, кто-то с лествицей просчитался?
Ознобиша тревожно задумался, вороша в памяти родословные книги.
– Сейчас болезновать будем, – фыркнул Косохлёст. – Как тому сиротке из песни.
– Не ошиблись, – уверенно объявил Ознобиша.
– И сразишь! – В голосе Эльбиз пело торжество. – Если мы в праведную руку праведное оружие вложим!
На стене спаленки висел подарок Неуступа – меч раза в два моложе Орлиного Клюва. Эрелис называл его косарёнком.
– Лихарю неоткуда знать о пророчестве, – вдохновенно продолжала Эльбиз. – Довести нужно. Но так, чтобы нам встало к выгоде, а ему на погибель!
Эрелис смотрел во все глаза:
– Как, примером?
– А хоть вот так. Пусть ему донесут: предрекла, мол, гадалка – будет у тебя, Лихарь, с царём противоборение, и склонишься. Он знает, что давней крови ты ему не забыл, и подумает: вот, уже исполняется!
– А дальше?
– Мартхе сказывает, Лихарь старые дееписания всё почитывал…
– Это так, – подтвердил Ознобиша.
– Ведает, стало быть, как решения царские испокон веков принимаются. На какие лютые грехи глаза закрывают.
Взор Нерыжени опасно блеснул из темноты.
– Бывало, царевичи исчезали безвестно… А тут котляры всего лишь худородного телохранителя загубили. Дом сожгли, девку вымучили, бабушку покалечили…
– В чём выгода-то? – нахмурился Косохлёст.
Эльбиз ответила, пристально глядя на брата:
– Пусть Лихарь думает, будто постиг твою волю… и просчитается. Пусть не к схватке готовится, а замирения ищет. Тогда ты увидишь, с какой стороны у него панцирь плохо застёгнут.
– Чтобы праведную руку наверняка занести, – добавила Нерыжень.
Косохлёст хмыкнул:
– А Мартхе тем временем великого котляра взрастит на замену.
– И взращу. – Ознобиша глядел строго. – Государю известно: сирот на улице без счёта. Детям праведных будут нужны райцы, не обязанные ни одному великому роду.
– И тайные воины для неявных дел, – добавила Нерыжень.
– И чтобы самые лучшие опять в рынды пошли!
Ознобиша вдруг вспомнил, как два глупых юнца разок уже возомнили себя вершителями судеб. Жизнь царства легко расписывать наперёд. Это за одной своей судьбой поди уследи!
Царевна подслушала его мысли, на чистом лбу залегла отвесная складочка.
– Думаю вот… Какой такой чуженин с Лихарем должен был пасть?
Эрелис крепко взял сестру за руку:
– Наизнанку вывернусь, а здесь тебя не покину.
Скрипнула внешняя дверь. Стража впустила запыхавшегося Серьгу и виноватого, растерявшего важность Ардвана, отыскавшего Тадгу.
Молодой счислитель нашёлся на том самом месте, где полдня назад его застал государев призыв: в дальней пещере Книжницы, за крепостной стеной ящичков. Сказав Ардвану «ага», он решил перечесть никак не дававшуюся строку… и время остановило для него бег.
Ардван толкнул друга в спину:
– Челом бей, дурень! Прощенья проси!
Тадга послушно бухнулся на колени. И произнёс, будто одно слово всё объясняло:
– Вруцелето.
– Что? – удивилась царевна.
Сын рыбака упал рядом с горцем, взмолился:
– Смилосердствуйся, государь, он… он… как задумается…
– Вруцелето, сиречь «год в руке», – перетолмачил Ознобиша. – Одно из старых учений, отвергнутых за ненадобностью.
Тадга приподнялся, моргая. Глаза были красные, воспалённые. И видели перед собой уж точно не плеть на мыщице важного кресла.
– Есть рука счёта десятками, есть дюжинами и сороками. Есть рука умножения, и венец всему – рука времени.
– Особым счётом перстов познаётся день месяца и седмицы, всего же паче дни святых праздников, – снова пояснил Ознобиша. – Ныне всё сочтено наперёд и записано, посему…
– Круг солнечный – двадцать восемь лет, – перебил Тадга. – Ход луны обновляется за девятнадцать лет, и это приводит нас к великому небесному кругу. А вот земные круги: твердь знает сорок лет, море – шестьдесят и вся вода – семьдесят лет. Я начал вымётывать и нашёл, что нынешний счёт времени спешит на четыре дня, упущенные в Беду. Наши праздники незнакомы Богам, ибо мы справляем их в неверные сроки. Лечение бессильно против болезней, ведь лекари ошибочно…
Эрелис поднял руку:
– Ты не пришёл на мой зов.
Тадга заморгал чаще. Великие и малые числа, небесные и земные круги… Что, помимо них, имело значение?
– Ты встрял, когда я слушал своего райцу. Ты забыл, что читаешь мои книги и лишь до тех пор, пока есть на то моя воля. А теперь прочь с глаз, негодный слуга.
Тадга едва понял, ведь сказанное не относилось к учению числ. Ардван схватил друга за шиворот, заставил подняться. Пятясь, потащил вон.
Косохлёст гневно бросил:
– Тебя кто отпускал, краснописец?
Оба замерли. Тадга – недоумевая, Ардван – ужасаясь. Эрелис
