Бесконечное мгновение ее пристальный взгляд блуждал по зеркалу. Она подняла подбородок, поглаживая линии бинтов, дрожащими пальцами прощупывая под ними живые раны, отслеживая линии будущих шрамов. Выражение ее лица, сперва испуганное, уступило место печали. Она выглядела так, словно прощалась. В конце концов, она снова закрыла глаза и откинулась на кровать.
– Окей, – проговорила она едва слышным шепотом. – Окей.
Бет защелкнула пудру дрожащими пальцами.
– Мне так жа… – начала было она.
Голос Кары хлестнул, словно кнут:
– Скажешь, что тебе жаль, Элизабет Брэдли, и я убью тебя до смерти.
Бет в замешательстве моргнула:
– Я никогда не хотела…
– Я знаю, Би, но это мои шрамы. Не твои, не наши – мои, понимаешь? – Карины глаза вновь открылись, обнажая смесь боли и неистовой гордости выжившей. – Они мои. Колючки кусали меня. Тебя там не было, и ты никогда не поймешь, каково это, поэтому даже не пытайся, окей?
Бет поджала губы и кивнула, чувствуя, как от упрека загораются щеки.
– Это мои шрамы, – объяснила Кара немного смягчившимся голосом. – И я разберусь с ними.
Едва Бет встала, в ноздри полился густой аромат ягненка-карри и приправ.
– Ты. Отошла от моей дочери. – Низкорослый, угловатый мужчина с красно-коричневой кожей раздвинул занавески вокруг кровати Кары. За ним следовала сжимающая пластиковый контейнер миниатюрная женщина в платке и хиджабе.
Бет резко от них отстранилась:
– Мистер и миссис Хан.
Родители Кары даже столкнулись, спеша занять место подле дочери. Мама чуть ли не падала от облегчения. Папа поцеловал Кару в лоб и, поглаживая по волосам, забормотал что-то, возможно молитву, на урду.
– Все хорошо, доченька, – теперь мистер Хан говорил по-английски, строго контролируя свой голос. Но каждую секунду, что он смотрел на израненную дочь, лицо его напрягалась. – Мы все исправим.
Обнимая дочь, Карина мама ничего не говорила, просто выплакивала слезы, которые, как казалось Бет, должна была проливать девушка.
Кара просто пялилась в стену.
– Я знаю пластических хирургов. Нужно… нужно заплатить. Мы можем вернуть тебя…
– Тесс! – к удивлению Бет, Кара шикнула на отца.
Она продолжила поглаживать мамин хиджаб легкими взмахами пальцев, бормоча:
– Все хорошо, мама. Я в порядке. Я жива…
Ее карие глаза светились ликующим блеском.
– И я свободна.
Бет вернулась в приємную, где два крепких медбрата упихивали пьяницу в кресло-каталку. Раздражительная старуха с необъяснимой враждебностью огрызалась на безобидную медсестру и, раз за разом стаскивая ее карманные часы, с хихиканьем роняла их на пол.
За рядами больных, пропитанных пивом и обеспокоенных тем, как бы занять оранжевые пластиковые стулья, забинтованная голова ее отца возвышалась заснеженной горной вершиной. Когда Бет подошла, он поднял глаза от книжки в потрепанной обложке. Вид ран на лице Кары ужаснул Пола. Он смотрел испуганным взглядом, как ее откатили в операционную, и приставал ко всем выходящим белым халатам с расспросами и пылкими благодарностями.
– Как она? – спросил Пол.
Бет пожала плечами:
– Сердце получше, чем лицо. Думаю, с ней все будет хорошо.
– Слава богу, – выдохнул он с облегчением. – А ты?
Бет заозиралась немного заговорщически и потянула воротник своего балахона, обнажая бретельки бюстгальтера. Толстая рваная рана на ее плече запечаталась новой серой кожей. Уродливый волнистый асфальтовый шов бежал по ней, словно шрам.
Мгновение отец просто смотрел, потом, тяжело сглотнув, кивнул.
«Привыкай, – подумала Бет. – У папиной маленькой девочки город в коже». Она взглянула на книгу, лежащую у отца на коленях. «Тайна железного кондора». Девушка издала резкий лающий смешок:
– Ты притащил это с собой?
Пол прижал книгу к груди, словно защищая.
– Твоя мама ее очень любила.
Бет вздохнула:
– Да, папа, я знаю.
Он выпрямился, словно придавая себе решимости, и протянул книгу дочери:
– Я дочитал.
Бет пораженно уставилась на него.
– Тебе тоже стоит как-нибудь почитать, – продолжил он.
Бет перелистнула страницы, чувствуя, как бумага расслаивается, готовая рассыпаться от многолетнего перечитывания. Девушка не знала, что и сказать.
Тогда Пол протянул к нее руки, и Бет обняла отца, крепко прижавшись к его груди. Несколько секунд кончики его пальцев нерешительно постукивали по ее шее, ощущая бетонную структуру кожи, а потом мужчина тоже сжал дочь в объятьях.
– Бет, знаю, я не… Хочу сделать это для тебя… Имею в виду, я знаю, как много тебе должен…
Он удивленно замолчал – Бет подалась назад и прикрыла его рот рукой.
«Сделки священны». Девушке вспомнились взаимно симметричные пропитанные нефтью мужчины. «Наши равенства всегда равны». Тело Фила, лежащее на щебне, копье, обескровившее его. «Ты спас мою жизнь дважды. По моим подсчетам, получается, что я тебе должна».
Из-за бесчеловечных математических подсчетов долгов она уже потеряла слишком много.
– Дело не в долге, папа. Долг тут ни при чем, – она отступила, чтобы посмотреть ему в лицо. – Давай просто попробуем еще раз.
Старый пьяница в углу начал пронзительно взвизгивать, и они выпустили друг друга из объятий. Бет шмыгнула носом и посмотрела на книгу, что вручил ей отец: из нее торчал тщательно сложенный лист белой бумаги.
– Что это?
Отец выглядел смущенным.
– Я подумал, тебе захочется узнать о нем побольше.
– О ком?
Пол нахмурился, словно это было очевидно:
– О мальчике, за которым ты увязалась.
По спине, покалывая насекомыми лапками, пробежала дрожь. Негнущимися пальцами Бет развернула листок: распечатку страницы электронного архива «Ивнинг-Стандарт». С фотографии глядели изможденные мужчина и женщина. Заголовок гласил:
«Поиски младенца Уильямсов приостановлены».
Бет принялась читать статью про себя.
«Спустя двести восемьдесят один день после исчезновения восьмимесячного Майкла Уильямса из родительского дома полиция признала, что его активные поиски сведены на нет.
Ведущий дело инспектор сыскной полиции Иэн Норт, заявил: “Мы не закрываем дело младенца Майкла, но за девять месяцев не было обнаружено ни одной новой улики. Наша горячая линия, разумеется, остается открытой… ”»
Бет прекратила читать, и ее глаза вернулись к фотографии. Подпись под ней гласила: «Женевьева и Стивен Уильямсы обращаются к общественности с просьбой сообщить любую информацию о пропавшем сыне».
– Я узнал его, когда ты несла тело, – пояснил мистер Брэдли. – Так странно… Я распечатал это только из-за того, что ты пропала».
Желудок Бет сковал холод. Она судорожно порылась в кармане в поисках рисунка Фила, развернула его и поднесла к распечатке: портрет принца рядом с фотографией обезумевших от горя родителей.
Лицо Пола сочувственно сморщилось:
– Бедный паренек выглядит в точности, как его отец… Бет, что с тобой?
Бет резко села, промахнувшись мимо оранжевого пластикового стула, ударившись копчиком о бетонный пол. Хотелось все отрицать; он ошибался, ее собственные глаза ошибались. Филиус Виз не мог быть сыном этих людей; это какая-то ошибка – он был Сыном Улиц, сыном Матери Улиц. Он обладал силами. Мог обогнать Рельсовую химеру, разорвать балку строительных лесов надвое, взобраться на небоскреб…
«Все это можешь и ты, с тех пор, как нырнула в бассейн Синода», – напомнил ей тихий внутренний голос.
Вопросы и сомнения расцветали в ее сознании, но тут же увядали – логика предоставляла очевидные ответы. Вопросы вроде: «Почему же Высь пытался убить Фила Рельсовой химерой?»
Три быстрых шага донесли ее до шкафа с метлами у дальней стены. Она потянулась и выдернула прут-копье, спрятанный ею в груде одноразовых простыней. Девушка ломанулась в дверь запасного выхода и помчалась вверх по лестнице, а отец отчаянно пыхтел позади нее:
– Куда ты собралась? Пожалуйста, не уходи, Бет, только не снова. Я прибрался в твоей комнате… Я…
Бет ворвалась в коридор третьего этажа. Мрачная ярость обжигала желудок, словно тлеющие угольки. Ее обманули, и, что хуже всего, Фила тоже обманули – во всем. Забрызганное дождем оконное стекло открыло то, что она искала: тонкий черный телефонный провод, тянущийся от наружной стены больницы. Окно оказалось из тех, что приоткрываются всего на шесть дюймов, но Бет была иной; двигаясь волнообразно, смазанная собственным маслянистым потом, она легко проскользнула на подоконник.
Отец остался стоять внутри – руки прижаты к стеклу, глаза широко открыты. Девушка прочитала по его губам:
– Вернись домой.
Бет заколебалась, а потом крикнула в ответ:
