– Я вернусь, обещаю, но сначала должна кое-что сделать.
Она прошла бочком и легко, словно голубь, уселась на телефонный провод. Луна, умытая дождем, ярко светилась. Острый ветер прорезал воздух, но Бет не было холодно.
– Бет! – отчаянно прокричал отец через стекло.
– Скоро увидимся, пап, – пообещала она и умчалась по кабелю в ночь.
Гаттергласс, насвистывая, подметала дорожки между мусорными дюнами щеткой с жесткой щетиной. Ее ниточные волосы были подвязаны сзади, юбка из мусорного мешка раздувалась на ветру Оставлять генеральную уборку до весны она считала преступной тратой времени.
Ясным зимним утром вроде этого свалка была прекрасна. Металлоломные пики сияли в лучах восходящего солнца, осколки битого стекла мерцали, как инкрустированные драгоценности. Ароматы гниющих фруктов и забытых букетов незабудок накрепко засели в ее ноздрях. Где-то вдалеке застонали мусоровозы, сбрасывая очередную мусорную дань, усиливая фундамент города Гаттергласс.
Упав на вершину горного хребта, ее глаза выхватили силуэт – тощую фигурку с железным прутом через плечо. Поза была такой знакомой, что Глас запнулась, переплетенные черви в ее сердце пропустили удар.
Потом она улыбнулась:
– Я надеялась, что ты придешь, – прокричала она.
Фигура не ответила, но, отведя назад свободную руку, что-то бросила. Темное пятнышко проплыло по воздуху. Глас протянула руку, и предмет замер в ее ладони, послушный, словно голубь: самолетик, аккуратно сложенный из ксерокопии газетной страницы.
Пока тощая фигурка спускалась к ней по склону холма, Гаттергласс развернула страницу и принялась читать.
– Мальчик, который думал, что его зовут Филиус Виз, – тихо сказала Бет, – не был ребенком Богини. – Девушка приближалась к Гаттергласс осторожно, походкой охотника.
Мусорная женщина не подала вида, что услышала.
– Стоит понять это, и задаешься вопросом: кто во всем Лондоне хотел убедить его, что он им был? – Бет шагала вперед, пока копье не оказалось на расстоянии крылышка моли от картонного горла Гаттергласс. Ее голос был убийственно монотонным. – Может, кто-то, кто хотел пустить слух, что Богиня возвращается? Кто-то, прозябающий на свалке с тех пор, как его Госпожа уковыляла, но кого теперь снова слушают? Кто-то, кто снова стал главным? Скажите-ка мне, Глас, хорошо вновь оказаться у руля?
Гаттергласс изучала статью. Наконец сломанные яичные скорлупки посмотрели вверх.
– Его звали Майклом? – проговорила она. – Хм-м-м. Я не знала. – Ловким движением она отпихнула копье в сторону ручкой своей метлы. – Довольно драмы, мисс Брэдли, – быстро проговорила она, приглашающее протягивая руку. – Пройдемся?
Бет не взяла ее руки, но повернулась и пошла вверх по склону соседнего холма. Небольшой оползень из сломанных дверных ручек, разбитых кассет и гниющих банановых шкурок хлынул ей под ноги.
– Хочу тебе кое-что показать.
На мгновение Бет почувствовала почти что непреодолимое желание подбежать к ней и вонзить копье между лопаток – молочных пакетов, но девушка пришла сюда не за этим. «Убийство лжеца не убивает ложь». Тихо выругавшись, зная, что утратила инициативу, она последовала за Гаттергласс. Ей придется дождаться повода.
Мусорный госпиталь выписывал последних пациентов. Ламповое сердцебиение мерцало из пещерок в отбросах. Крысы сновали туда-сюда со шприцами для подкожных инъекций в зубах. Рой летающих жуков с неимоверной точностью двигал скальпелем перед ростовым зеркалом. Сурового вида девушка, стоящая по другую сторону стекла, наблюдала, как по ее животу ползет разрез.
– Позволь рассказать тебе кое-что о Матери Улиц, – сказала Гаттергласс. – Она не заслужила жрецов вроде камнекожих, слуг, вроде меня, и такого сына, как Филиус. Она была трусихой. – Ее слова были овеяны болью, болью, перебродившей в ярость. Мусорная леди опустилась на колени рядом с дрожащим Тротуарным Монахом, проделала зубилом дырку в его карающей коже и залила внутрь обезболивающую жидкость. – Отдыхай спокойно, – пробормотала она, ее горло гудело жужжанием мух. – Отдыхай хорошенько. И, может, Леди скоро дарует тебе смерть.
Слова Глас заметно успокоили молодого священника, и, когда они двинулись мимо, Бет показалось, что она услышала храп.
– Его смерть,? – неистово прошипела Бет. – Как же можно продолжать обещать им это? Их смерти у Матери Улиц, и никто не знает, когда она вернется.
Гаттергласс приподняла бровь – ершик для чистки трубок:
– Я знаю когда, – заявила она, – и ты должна. Давай, мисс Брэдли, неужели ты никогда не задаешь себе очевидных вопросов? Все эти смерти Тротуарных Монахов, весь этот хрупкий, драгоценный материал платился Синоду: они были товаром. Ты никогда не спрашивала себя, что Мать Улиц на них купила?
Глаза Бет сузились. Она покачала головой.
– Она купила свою собственную.
Бет моргнула, с трудом продираясь к осознанию.
– Самоубийство? – прошептала девушка. – Почему?
– Ты знаешь почему, – рассудительно произнесла Глас. – Ты же видела, каким был Высь.
В мыслях Бет всплыло пухлое детское личико, с любопытством глядящее сквозь щебень, и она услышала голос Фила. «Поколение за поколением… моя мама всегда заботилась о Выси».
– Она убивала его, – пробормотала девушка, – снова и снова – сотни лет: сжигая все того же невиновного, того же ребенка. – Бет покачнулась, потрясенная.
– Своего ребенка, – фыркнула Глас. – В конце концов, он был рожден городом.
– Темза… Боже… Я не могу себе представить… Неудивительно, что она не могла с этим справиться…
Ответ Гаттергласс был резким, словно пощечина:
– Она была Богиней. Справиться с этим было ее долгом! – Глас раздраженно вздрогнула, и высвободившееся насекомые безумно зароились над ее бумажным лицом.
– Она умерла не сразу. На то, чтобы сварить дозу, смешав мелкие смертишки смертных в смерть, достаточно забористую, чтобы упокоить Богиню, Синоду потребовалось более трех четвертей тысячелетия. И все это время она беспечно врала, – выплюнула Гаттергласс. – Когда первое поколение переродилось в камне, она назвала его карающим. Сказала, они ей задолжали.
Гаттергласс задрала подбородок, в ее голос вплелось величавое спокойствие:
– А потом, в одно ясное зимнее утро вроде этого, она ушла. И когда Поля Сноса снова прорвались в город, разрастаясь подобно опухолям, на мою долю выпало дать Лондону что-то, во что верить.
– Фила, – пробормотала Бет.
– Он был первым достаточно маленьким ребенком, которого смогли найти мои крысы. Они вынесли его на спинках через неосторожно открытое окно. Настоящее рождении Филиуса Виэ произошло тогда, когда я вытащила его из бассейна Синода. – Глас улыбнулась воспоминанию. – Вещество Матери Улиц по-прежнему было там – плата Синоду за их вмешательство, достаточная, чтобы наделить ребенка отсветом ее облика.
Яичные скорлупки вперились в серую, словно гранит, кожу Бет:
– И не одного ребенка, как выясняется, – сказала она, и ее улыбка стала шире.
Бет открыла рот, но Гаттергласс прижала палец – шариковую ручку к ее губам:
– А теперь тихо. Вот, что я хотела тебе показать.
Они приближались к низкому алькову, жестяную рифленую крышу которого поддерживали ржавые шпалы. Бет наклонила голову и заглянула внутрь.
Внутри, недвусмысленно переплетясь, лежало два спящих стеклянных тела. Одно светилось темно-оранжевым, второе – чисто белым. Их свет, смешиваясь, омывал смятые банки и старые пружины, торчащие из стен. Бет показалось, что это та Натриитка, чью жизнь спасла Гаттергласс.
– Видишь, что может сделать немного веры? – прошептала Гаттергласс. – С рождения их учили ненавидеть друг друга, и вот – они здесь. Они сражались бок о бок во имя своей Богини, а теперь лежат бок о бок во имя себя. Кто знает, может быть, скоро появятся крошечные сверкающие лампочки? – Лицо ее смягчила широкая улыбка; злость казалось забытой. Она кивнула Бет: «уходим».
Вместе они поднялись на вершину другого хребта и водрузились на выброшенный диван. Океаном мерцающих в рассветном солнце крыш под ними простирался Лондон.
Бет смотрела на город, подозревая, о чем Гаттергласс собирается ее спросить, и страшась этого.
– Им нужен кто-то, в кого они смогут верить, когда проснутся, кто-то, кто закончит начатое Филиусом, – сказала Гаттергласс. – Им нужна история, чтобы понять и принять. Священникам, Каменникам, даже Зеркальной знати, – голос ее дрогнул. – Даже мне, – добавила она.
Глас повернулась и посмотрела на Бет:
– Будь этим кем-то, Бет. У тебя подходящая внешность, у тебя есть копье. Ты обрушила Великий пожар на Короля Кранов. Пожалуйста… – на мусорном лице читался глубокий голод. – Стань Богиней, которую мы заслуживаем.
