Нужна субстанция покрепче, — сказал Твардовский, — Но в Кракове для людей такого не гонят.
— Я знаю, у кого был перегонный аппарат, — сказал Доминго, — Может быть, наши друзья еще не уехали.
На постоялом дворе ответили, что владельцы аппарата ждут суда в Сенаторской башне. Приходил стражник, приносил денег за хранение вещей и содержание лошадей.
Твардовский сходил в башню за разрешением временно попользоваться аппаратом. Заодно пообещал походатайствовать перед королем о скорейшем освобождении. Потом пан астролог сходил в таверну и взял еще несколько бочонков водки в долг.
Доминго отлично знал теорию перегонки. Монахи любили поболтать на бытовые темы не меньше, чем на богословские. И этот аппарат уже собирали в Вене, а память у попугая была стопроцентная.
Для помощи с практикой наняли в городе подмастерье. Запустили аппарат и за ночь наполнили бутыль из-под спиритуса. Немного подегустировали. Сдобрили медом. Сдобрили перцем. Решили, что ну ее к черту эту астрологию, алхимия куда как более интересное занятие.
Твардовский откопал в залежах пыльного кухонного хлама воронку, и черта заправили топливом со всем шляхетским гостеприимством. Правда, не помогло. Шарый остался лежать как мертвый.
— Я так понимаю, что эти рогатые сущности отлично взаимозаменяемы, — сказал Доминго.
— Наверное, — пожал плечами Твардовский.
— Тогда давай нарисуем пентаграмму, вызовем старшего по званию и потребуем замену по гарантии.
— Какой гарантии?
— У тебя же договор.
— Да вы вконец охренели! Черт побери! — вскочил Шарый.
— Ты притворялся? — спросил Доминго.
— Да иди ты к черту! Я лежу, радуюсь жизни. Первый раз в жизни обо мне кто-то заботится, как о родном. И тут на тебе! По гарантии! Как серпом по яйцам!
— Извини. Я уж думал, ты умер.
— Не дождетесь! Я еще вас всех переживу! Может быть.
— Ничего, что я с прозой жизни? — вступил Твардовский, — У нас тут неприбрано, кушать нечего и в дверь стучат.
— Вот так всегда! — сказал Шарый и пошел открывать.
Оказывается, уже наступила суббота, и король пришел поговорить о звездах, как и предупреждал в записке. Между делом Сигизмунд Август упомянул, что мама против того, чтобы отпускать до Рождества того русского шляхтича, который вместе с двумя друзьями сидит в Сенаторской башне. Твардовский попросил ускорить процесс, но король только развел руками.
В воскресенье черт в замок идти отказался. Сходили в ночь на понедельник. Выпустили друзей, прогуляли по городу, собрали в дорогу и отправили с первым скрипом городских ворот.
Прошло три дня.
— Вот и зеркало появилось, — сказал Шарый, — В окрестностях Берестья.
— Жду — не дождусь, — сказал Твардовский.
Шарый вышел за дверь и через полчаса вернулся с зеркалом.
— Ни царапинки. Сберегли.
— Слава… — Твардовский осекся.
— Мне. Никак не привыкнешь, черт бы тебя побрал.
— Тебе-тебе. Спасибо.
Славы прямым текстом черт не дождался и обиженно ушел на кухню. Доминго перелетел, чтобы видеть зеркало.
— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи. Где сейчас Ласка Умной? — спросил Твардовский, — Ага. А что его ждет дальше? Ого! А потом? Ну ничего себе!
— Мне такой прогноз не нравится, — сказал Доминго.
— Зеркало дает один шанс из пятидесяти, что они все переживут Рождество, — сказал Твардовский.
— При существующих вводных, — поправило зеркало, — Я не гороскоп, судьбу не определяю. Рассчитываю возможное будущее по имеющимся данным.
— Шарый!
— Пальцем не шевельну, — отозвался Шарый из кухни, — Договор был в пределах Польши.
— Литва тоже Польша.
— Нет.
— И королю так скажешь?
— А что бы и не сказать?
— Попробуй, скажи королю, что Литва не Польша. Что он ответит?
— Попался, — Шарый выскочил из кухни, потирая руки.
— На чем?
— На том, что я сейчас в своем истинном обличии побегу к королю. К Старому. При королеве Боне. И скажу ему, что ты меня послал у него спросить, правда ли, что Литва тоже Польша.
— Отменяю.
— Поздно.
— У нас договор.
— Пункт об отмене поручений изложен в новой редакции.
— Чего хочешь?
— Или я, или эта птица.
— Чем тебе Доминго не угодил?
— Думает, что умный слишком. Сначала я из-за его кривых расчетов огребаю, а потом он еще и по гарантии захотел.
— Ну ты злопамятный, конечно…
— Я же черт. Это вам тут прощать заповедовано, а мы таких указаний не получали.
Твардовский задумался.
— Тогда я пошел, — напомнил Шарый, — Одна нога здесь, другая там. На обратном пути могу дознавателей захватить.
— Извини, Доминго, но он, меня, похоже, подловил, — сказал Твардовский.
— Знаешь, самому стыдно, — ответил попугай, — И что на десять минут ошибся, и что этого хитреца не раскусил, что он живой лежит и дохлым притворяется.
— Тебе есть, куда пойти? Могу рекомендацию дать.
— К императору Карлу не хочу. Пока с ним поговоришь, десять лет можно ждать и не дождаться. С родственниками его тоже общий язык не нашел. Сигизмунд Август, уж извини, маменькин сынок. Янош Запольяи умер, остальные короли далеко. Вот думаю, начать с великого князя московского, а не выйдет, так или король Франциск, или султан Сулейман.
— Почему с московского?
— Там по пути у меня друзья в беде. Скажи этому рогатому, чтобы отнес меня…
— В пределах Польши! — перебил Шарый.
— … к рыцарю Станиславу Болцевичу, с которым Ласка разговаривал во дворе замка. Он в Польше?
— Погоди, — Твардовский посмотрел
