условия? А я старался, договор составлял. – Тварь делает умилительно-грустное лицо, как у нашкодившего щенка.
И этот контраст между его сутью и приторным голосом делает беса особенно омерзительным. Я чувствую, как начинаю задыхаться от возмущения.
– Ты убил Рыжика. Ты жрешь и порабощаешь моего любимого. Ты… Да я скорее сдохну, чем пойду на сделку с тобой! – Настоявшаяся с начала нашего «знакомства» ненависть вырывается наружу.
С момента, когда Эрик принял решение о том, чтобы завести такого «помощника», я ненавидела этот выбор, ненавидела весь их вид!
Наглые и беспринципные твари, готовые воспользоваться малейшей слабостью человека! Сколько практиков они превратили в корм, сколько людей погубили!
Бес подбирает вырвавшуюся энергию. Морщится – недоволен отказом или ненависть, привычная пища, по какой-то причине кажется ему действительно чересчур горькой?
Но все же он проглатывает мою злость и на глазах становится еще больше.
– Скорее сдохнешь, значит? Знаешь, что мешает помочь тебе в этом прямо сейчас, принцесса? – Тварь ухмыляется, я вижу ряд острых, как у дикого зверя, зубов. – Просунуть в тело какую-нибудь гадость? Медленно натравливать на тебя Эрика и в конце концов прикончить тебя его руками? Знаешь, сколько энергии выделится во время твоей смерти? Угадай, почему я до сих пор этого не сделал?
Он хочет, чтобы я испугалась. Значит, я ни в коем случае не могу себе этого позволить.
– Может, потому, что это прямое нарушение воли твоего хозяина?
– Незачет. Эрик мне не хозяин, – огрызается бес, – он слабее. Я не уничтожаю тебя, сладкая, лишь потому, что вижу, как мы пожимаем руки в будущем. – Черт облизывается. – Значит, я получу свое. Зачем мне портить того, с кем я буду сотрудничать?
Он придвигается ближе и ближе. Я не могу ни оттолкнуть беса, ни пошевелиться – тело сковал паралич.
– Но запомни, принцесса: если ты начнешь действовать против меня, пощады не будет, – нежно шепчет на ухо тварь, – и никакие чувства Эрика тебя не спасут.
В следующий миг я просыпаюсь в своей постели. Сережки натирают уши так, что мочки стали красными. Пытаюсь снять – замочки не расстегиваются, заели. Что за чертовщина?!
Меня трясет от брезгливости и пережитого во сне ужаса. Был ли это просто кошмар – отражение не слишком радужной реальности?
Или это провокация со стороны сущности с целью «сожрать» побольше энергии?
Эрик сдержал по крайней мере первую часть своего обещания – никаких негативных воздействий, а значит, тварь голодает.
Я читала, что, когда бесам не хватает энергии, они начинают провоцировать на выбросы негатива ближайшее окружение «своего человека».
Но духи никогда не врут, они могут лишь ошибаться, лукавить или недоговаривать. Так что его угрозы правдивы, как и наглая уверенность беса, что Эрик ему не хозяин.
А еще сущности видят будущее. То, что мы пожмем руки, может быть правдой.
Первый импульс – написать Эрику. Рассказать, как мне было гадко, страшно, как его помощник пробрался в мой сон и угрожал, как выдавал себя за него. Что могло случиться, если бы я поверила, даже представлять не хочу!
Я беру телефон в руку и замираю.
Я не хочу писать Эрику о том, что тревожит. Потому что я больше ему не верю.
Иду на кухню, привычно насыпаю корм в кошачью миску. Вспоминаю, что ни миска, ни корм больше не нужны. Их надо было выкинуть, но у нас с мамой не поднимается рука.
Я не плачу только потому, что слезы – это то, чего мой враг добивается. Заставляю себя позавтракать и отправиться в школу. Еще недавно я ненавидела рутину за то, что она отвлекает от магической практики.
Сейчас с радостью хватаюсь за любые повседневные задачи – это помогает не сойти с ума. Во время уроков на короткий период оказываюсь в другом, нормальном мире, где бесы и демоны – лишь герои фильмов ужасов и книг фэнтези, а главные проблемы – это контрольные и неисправленные оценки.
Глядя на бывшую подругу Ленку, которая суетится из-за тройки по алгебре, с тоской вспоминаю время, когда была такой же. Черт побери, неужели я ей завидую?
Я с головой ухожу в учебу – жадно вслушиваюсь в слова преподавателей, решаю примеры, делаю упражнения. К шестому уроку все, с чем пришлось столкнуться в последнее время, начинает казаться менее реальным и из-за этого теряет надо мной власть.
В конце концов, сон, в котором демон мне угрожал, мог быть просто страшным сном.
И Рыжик мог погибнуть по естественным причинам – отравиться или заболеть. Но едва звенит последний звонок, мой кошмар возвращается.
У выхода из школы поджидает Эрик с букетом хризантем.
С момента смерти Рыжика мы практически не разговариваем, даже Новый год справляли отдельно, но парень неизменно встречает меня возле школы или дома.
Вначале я его прогоняла, но Эрик клянется, что не будет требовать слишком много – ему достаточно издалека увидеть меня, убедиться, что «его девочка» жива и с ней все хорошо.
За месяц Эрик ни разу не нарушил слова, и это разбивает сердца нам обоим.
Я стараюсь не смотреть на него – не получается. Парень похудел, осунулся и выглядит как человек после долгой изнурительной болезни.
Он спрашивает, ела ли я сегодня («Пожалуйста, Лика, как бы ни было тяжело, не забывай поесть»), хорошо ли спала, не мерзну ли в легком пуховике.
Он любит – понятно без слов. И от этого еще больнее.
Вчера Эрик был записан к хорошему практику, его должны были почистить от подселения сущности.
Я знаю, что до мага Эрик не дошел, еще до того, как ловлю виноватый взгляд парня.
– Прости, принцесса. – Эрик опускает глаза. – Я записался на прием, но на половине пути сломался трамвай. Я не вру! – На лбу парня выступает испарина. – Ты ведь сама знаешь, как это бывает!
Не знаю, смеяться мне или плакать. Самое забавное – он действительно не врет. Такое повторялось уже не один раз.
После гибели Рыжика Эрик продемонстрировал полную готовность сдержать обещание. Мы вместе записали его на консультацию к опытному колдуну, и парень начинал готовиться к чистке.
Но дальше начинался абсурд: приемы срывались один за другим.
Причины самые фантастические: то у такси, на котором Эрик ехал, спустило колесо прямо на половине пути, то не прозвенел будильник и Эрик проспал консультацию, хотя на телефоне не был выключен звук.
Я уже разозлилась на парня и была готова уйти окончательно, если он пропустит еще хотя бы один прием. Но в следующий раз Эрик почувствовал себя настолько плохо, что едва смог
