покачал головой. Он не смог найти слова и сказал не то, что надо.
– Я хотел сказать, что через десять лет… через двадцать… – Он боялся облечь мысли в слова, как будто, произнеся их вслух, мог разрушить свои надежды.
Аттолия поняла его:
– Золотой век?
Релиус кивнул:
– Он этого не видит. Не хочет быть королем.
– Он сам так сказал?
Релиус покачал головой. Король этого не говорил, но секретарь понял и без слов.
– Мы беседовали о поэзии, – сказал он все еще неуверенно. – Вспомнили новую комедию Аристофана о крестьянах. Он сказал, что вы подобрали для меня небольшую ферму, и предложил написать пьесу об этом. – Релиус был из тех, чья жизнь зависит от острой проницательности. – Он женился на вас не для того, чтобы стать королем. Он стал королем, потому что хотел жениться на вас.
– Он сказал, что не станет умалять мою власть и править моей страной. Намеревался быть чисто декоративной фигурой.
– Не позволяйте ему этого. – Сказав это, Релиус прикусил язык – уж не перестарался ли он. Но королева мягко развеяла его сомнения.
– Релиус, разве моя рука недостаточно сильна? – Улыбка не отражалась на лице, но слышалась в голосе, и Релиус, прекрасно понимавший ее интонации, уловил это и вздохнул спокойнее.
Королева продолжила:
– Как бы крепко я ни держала бразды правления, но, пока у меня не было мужа, бароны не прекращали борьбу. Они боялись, что мою власть может перехватить кто-нибудь другой. Мир мог наступить только после того, как они уверятся, что эта цель недоступна ни для них, ни для их соседей. Да, среди них много глупцов и есть разжигатели войны, но в основном, как известно и тебе, и мне, они борются со мной, потому что боятся друг друга. Если бы на престоле был король, твердый в своей власти, бароны стали бы едины. Я постаралась выиграть время до прихода медийцев, – продолжила она. – Если Аттолия не объединится, то после их нового удара не останется никого – ни короля, ни королевы, ни патрициев, ни охлоса. Но станет Эвгенидес королем или будет лишь казаться им, зависит не только от меня.
– Он отказывается?
– Он отказывается и защищать, и утверждать свое положение. Просто смотрит в другую сторону и делает вид, будто не слышит. Его невозможно ни вести, ни подталкивать. Эддисский посол перепробовал все, включая, по-моему, даже принуждение, и у него ничего не вышло. Мне кажется, он боится.
– Орнон или король?
– Оба. Орнон с каждым днем все больше и больше походит на человека, стоящего на краю обрыва. Но Эвгенидесу, по-моему, страшно.
– Чего он боится?
– Неудачи, – сказала королева – видимо, считала, что уж этот-то страх хорошо знаком Релиусу. – Боится украсть у меня мою власть.
– Но вы только стали бы сильнее.
– Знаю, – успокоила его Аттолия. – Я же не говорила, что боюсь. Однако ему, мне кажется, страшно. Он боится собственной жажды власти. Нельзя сказать, что он не привык обладать властью. Ему доводилось отдавать приказы, но это всегда делалось в секрете. Я, конечно, могла бы приказать ему стать королем. Он исполнит любую мою просьбу.
– И это только подтвердит, что власть принадлежит вам, а не ему, – заметил Релиус.
– Вот именно, – подтвердила королева.
Релиус присмотрелся к ней. Она не казалась чрезмерно обеспокоенной.
– Не сомневаюсь, моя королева, что вы встретили равного себе спутника. И он тоже.
– Он упрям, – напомнила королева. – И очень силен.
– Наверно, в истории с падением Эрондитеса он показал себя? – спросил Релиус.
– Бароны чередой шли на поклон в мои покои, чтобы посмотреть на него новыми глазами.
– И что? – полюбопытствовал Релиус.
– Он манерничал и рисовался.
Релиус фыркнул:
– Должно быть, бароны пришли к мнению, что план с начала и до конца был составлен вами, а король – просто безмозглое орудие в ваших руках.
– Так и есть, – кивнула королева. Опустила взгляд на руки, лежавшие на коленях. Релиус попытался представить себе, какие сцены устраивал король. Наверняка они мало отличались от тех, какие своими глазами видел Релиус во времена, когда король валял дурака.
– Поднажмите на него, пусть откроет свою истинную суть, – посоветовал Релиус.
Она подняла голову, и он с ужасом увидел в ее глазах слезы.
– Я устала нажимать, заставлять, силой подчинять людей своей воле. Я, словно боевая колесница с клинками на колесах, перемалываю всех, кто рядом со мной – и врагов, и лучших друзей.
– Я подвел вас, моя королева, – напомнил Релиус.
– Ты мне служил. А я в награду пытала тебя и, если бы он не вмешался, отправила бы на смерть. Он меня любит, а я в награду за любовь вынуждаю его делать то, что ему крайне неприятно. Вечером после нашего танца он редко возвращается к трону, обычно танцует с другими или бродит по залу с места на место. Весь двор считает, что он старается проявлять любезность, одаривает своим вниманием. И только я вижу, что чаще всего он движется в сторону пустого пространства, а придворные тянутся за ним. Он как пес, который пытается убежать от собственного хвоста. Однажды решил насладиться кратким мигом уединения и чуть не поплатился жизнью. Релиус, он не хочет быть королем. Ему это ненавистно.
Релиус вспомнил прошлые ночи, беседы на самые разные темы, смех короля.
И все еще неуверенно возразил королеве:
– Эддисские воры всегда держались особняком, ваше величество. У него в жизни было очень мало общества, и он к нему не привык. Но для уединения и независимости есть и другие слова. Это отверженность и одиночество. Выведите его оттуда. Хочет он того или нет, его место – на виду. Мир должен увидеть, каков он на троне.
– Чего бы это ему ни стоило?
– Человек не должен заботиться только о себе, если у него есть что предложить своему государству. Нельзя ставить собственные желания выше общественных нужд.
– Будь осторожен, – сказала королева. – Будь осторожен, мой дорогой друг.
Релиус притих.
– Я очень острый клинок, – сказала королева.
Релиус ответил слабой улыбкой:
– И я лично готов подтвердить это. Меня ведь не ждет никакой домик в глухой деревне в долине Геды, правда?
– Нет, не в долине Геды. В Модрее, двухэтажный, с открытым двором и атриумом, с кабинетом на первом этаже. И небольшой участок земли, чтобы разводить коз.
Релиус ждал.
– Или можешь остаться со мной. Ты мне все еще нужен. И нужен Аттолии.
На глаза Релиусу навернулись слезы. Он зажмурился и сквозь темноту представил себе домик в долине Геды или в Модрее, с кабинетом на первом этаже и небольшим фонтаном, представил блеяние коз, мир и покой.
– Я та, какой ты меня сделал, – тихо сказала королева.
Релиус улыбнулся сквозь слезы:
– Можете меня казнить хоть сто раз, ваше величество. Но я пропащий человек и развалина. Не знаю, какая вам от меня польза.
– Никакой ты не пропащий и, ради себя самой надеюсь, не развалина. А насчет пользы… Поживем – увидим.
Релиус согласился, в мыслях грустно прощаясь с тихой фермой в долине Модреи. Аттолия спросила: теперь, когда он сам стал жертвой манипуляций королевы, желает ли он и дальше, чтобы короля подталкивали к делу, которое ему ненавистно.
– Надеюсь только, что с королем у вас это получится столь же ловко, как и со мной, – ответил Релиус.
Аттолия признала: это будет нелегко.
– Проще наставить на другой путь всю Медийскую империю, – сказала она. – Орнон был прав: его нельзя подталкивать, этим ничего не добьешься. Не понимаю только, почему он сам пытается снова и снова.
– Думаю, он создает подходящий фон для вас, моя королева, и ждет, когда вы сделаете свой ход.
– Я уже сделала, – сказала Аттолия. – В первую брачную ночь. Ты наверняка слышал о событиях той ночи?
Релиус отвел глаза:
– Он сказал, что вы… плакали.
– Но не сказал, что он плакал тоже. – Королева улыбнулась воспоминаниям. – Вот такие мы были слезливые.
– Об этом он и рассказывал Диту в саду? – Релиус мысленно соединял куски головоломки.
– Думаю, да. Напрямую никого из них не спрашивала. Хочешь услышать побольше романтических подробностей? Он сказал мне, что гвардию нужно сократить вдвое, а я швырнула ему в голову чернильницу.
– Вот тогда он и заплакал?
– Он увернулся, – сухо заметила Аттолия.
Почерпнув уверенности в шутках королевы, Релиус сказал:
– Вот уж не думал, что вы такая скандалистка.
– Такова она, преобразующая сила любви.
* * *
– Гвардия, – задумчиво произнес Релиус.
– Твоя собственная любимая забота, – напомнила Аттолия.
– Вы ее сократите?
– Нет, и ты сам знаешь почему. Потому что Медия собирает войска, а бароны все еще сеют раздор. Гвардия – самое надежное ядро моей армии.
– А если Эвгенидес останется чисто декоративной фигурой, бароны и дальше будут сеять рознь.
Аттолия ждала продолжения.
– А Эвгенидес не желает становиться королем. И что? – подтолкнул ее Релиус.
Аттолия с показной беспомощностью развела руками:
– Я согласилась урезать гвардию.
Релиус тоже ждал.
– При условии, что он спросит Телеуса и Телеус согласится.
Релиус открыто расхохотался. Он уже достаточно поправился, и никакая боль ему не мешала.
Королева воспитанно хихикнула:
– Однажды ты предложил мне примерно то же самое. Произвести в генералы простолюдина, получив
