сего дня парили по темным коридорам мира, потолки просто исчезали во мраке.
Он был своего рода холодным, беззвездным небом.
В воздухе висела не просто тяжесть. Ужас. Страх. Сомнение.
Никто не повышал голоса выше едва слышного бормотания или шепота. Никто не задерживался надолго на одном месте.
Если бы не Сирен, шедший рядом, и не трое принцев, следовавших за нами, я бы чувствовала себя голой без тени моего серебристого плаща. Но здесь, с недавно провозглашенным верховным королем, в мою сторону осмеливались лишь бросать взгляды.
Сирен ясно дал понять, что думает обо мне, и несмотря на шевеление внутри меня, появлявшееся каждый раз, как я смотрела на фейри, которого снова подпустила слишком близко, я была благодарна. Если бы не он, я бы совершенно точно стала той фейри, чьей смерти мы ждали. Нужен был лишь достаточно смелый фейри – или достаточно глупый, – чтобы понять, смогут ли они испытать судьбу, собравшую нас здесь.
В отличие от человеческих похорон, фейри не дожидались смерти, чтобы собраться. Никто не говорил слова памяти, никакого величайшего проявления грусти. Вместо этого элизийские фейри просто собирались вместе, дожидаясь того момента, когда потухнет бессмертная звезда, и они становились тому свидетелями вместе. Их интересовало не тело, которое вскоре начнет разлагаться, одетое и набитое, как ужасная кукла, выставленная напоказ. Нет. Они наблюдали за смертью. Они разделяли эту последнюю искру жизни вместе и вместе же наблюдали, как она затухает.
Это был один из величайших даров звездных фейри.
Как и Озеро Сомнений, однажды направившее меня к ним, и браслеты, обрамлявшие запястья трех принцев, это была непоколебимая магия. Она не приходила и не уходила с чарами, которые Сирен вдруг побоялся потерять. Она была такой же прочной, как и звезды, сиявшие с балкона, где ждали шестеро остальных королей.
По крайней мере, это мне пытался объяснить Сирен.
Я знала, что должна увидеть это собственными глазами, чтобы поверить; к счастью или к несчастью для меня, этот момент почти настал. Меня охватил холод, от которого я не могла избавиться, ужасное чувство, что то, чему я стану свидетельницей, меня изменит.
И не обязательно в лучшую сторону.
Сирен обещал показать, каково быть звездной фейри. Не думаю, что он знал, насколько точными были его инструкции.
Единственные взгляды, которые осмеливались задерживаться на мне дольше мгновения, не говоря уже о сиявшем в них презрении, принадлежали королям на другой стороне балкона, к которой вел меня Сирен. Стражники, освобождавшие проход перед остальным двором, обменялись взглядами, но, хоть и переминались неуютно с ноги на ногу в своих доспехах, они не осмелились противостоять верховному королю, который привел меня с собой. Стражники, несущие символ, небольшой армией выстроились вдоль зала, их внимательные взгляды обратились к толпе.
Странно было снова видеть их на моей стороне, защищающих меня, а не охотящихся за мной. Сирен был прав. Мне еще предстояло научиться им доверять, но я не была уверена, что когда-нибудь научусь.
Но ведь я уже не в первый раз говорила так о фейри, и посмотрите, куда меня это завело.
Я бросила взгляд украдкой на принцев, прежде чем позволить Сирену провести меня, чувствуя приступ гордости за то, что мне удалось выманить Никса из тюрьмы, в которую он сам себя посадил. Конечно, я была далека от того, чтобы простить любого из принцев за то, что они собирались сделать со мной, но время странная штука. Чем сильнее я отдалялась от того ужасного момента под горой, тем сильнее он стирался. Четкие воспоминания превратились в нечто, сотканное из мягких разрозненных обрывков, которые вместе невозможно было простить, но по отдельности…
По отдельности я уже была не так уверена.
Ночное небо было здесь так близко, что грозило поглотить нас целиком. Мы стояли не просто под ним, но внутри него, черные шелка сливались с темнотой, притягивали ее.
Хоть часть меня и страшилась прикосновения Сирена и того, как он на меня влиял, я поймала себя на том, что прижимаюсь к нему ближе, когда мы предстали перед остальными королями Элизии. Если бы мне пришлось отпустить его, я чувствовала, что меня засосет в этот чернильный мрак, из которого я уже не вернусь. Небо было моим омутом, а фейри, стоявший рядом, король, который крепко меня держал, был моим якорем.
Террек первым из королей склонил голову, остальные мгновение спустя последовали его примеру. Что бы они ни думали обо мне, их почтение к верховному королю осталось неизменным.
А если и нет, то они умело это скрывали.
– Вы как раз вовремя, – сказал Террек, когда он выпрямился во весь рост, голос его прозвучал необычно хрипло. – Нам надо подготовиться.
Сирен склонил голову, жар его дыхания шевелил волоски у меня на затылке.
– Стой очень-очень тихо, когда все произойдет. Не шевелись, что бы ни случилось.
Я приоткрыла губы, подняла глаза, ища его, но на объяснения времени не было.
Вместе семеро королей ступили навстречу тьме, головы медленно вытянулись вверх, вглядываясь в глубины черного неба. Они стояли в ряд, вне досягаемости друг друга. Как только их головы запрокинулись, глубокая тишина опустилась на фейри у нас за спиной. Они прижались ближе, живое море пододвинулось, чтобы посмотреть сквозь арки, обрамлявшие край неба. Мы были окружены, море тьмы грозило поглотить нас с одной стороны, сокрушительное море фейри – с другой. Даже стражникам сложно было уследить за толпой, и я не могла их в этом винить.
Ведь черное небо начало меняться, и вдруг оно уже не было черным.
Мы даже не стояли в Элизии.
Я стояла наедине с Сиреном, вцепившись в него, в месте, которое слишком хорошо знала.
Я стояла в Алдерии, и не где-то.
Я была дома. По-настоящему дома.
Глава тридцать вторая
Делфина
Если это фокус, то очень убедительный.
Жестокий фокус.
Самый жестокий из всех.
Были времена, когда возращение домой, в этот коттедж, наполняло меня ужасом, но никогда еще не испытывала я такого ужаса. Я была поражена до глубины души, приросла к месту, хотя все инстинкты умоляли мое тело бежать. И я бы сбежала, если бы Сирен не сжал мою руку крепче.
Я хотела посмотреть на него, отыскать на его лице хотя бы намек на то, какого черта происходит, но не могла. Ведь в тот момент я увидела то, что было передо мной, здесь, в месте, которое когда-то звала домом.
Привычнее низкого потолка над головой, пересеченного лучами
