А я за тебя помирал! Твоим именем назвал эту бухту! Наша птичка сейчас навернется от тяжести! А ей, видите ли, кажется! — и уже совершенно другим, истинным своим, без иронии и едкости голосом, крикнул: — Когда перестанет казаться, как-нибудь сообщи! Я-то люблю тебя наверняка, детка!..
Но уже было поздно.
Они явно не расслышали моих прощальных слов. А я был счастлив. Я был так счастлив, что, когда на меня набросились вооруженные люди, принялся лупить, куда — не глядя, кого — не видя, в волшебном упоении этого крепкого очарования.
Она полюбила меня, Карсона из рода Нейпиров. Она будет со мной. И в бюро из фиолетового амторианского дерева мы с ней будем хранить всю коллекцию ее ритуальных кинжалов. Для масла. И этим же маслом напишем еще очень много прекрасных картин.
Но меня в этот миг оглушили чем-то тяжелым.
И все потускнело в глазах.
Что тут скажешь? Я хотел приключений, и я их получил. Получил сразу в тройном размере. Сразу, как мне достался первый удар по голове. Он почему-то выключил свет перед глазами, на скале стало очень темно и совсем неуютно. Второй удар выпал в ухо. Он подарил горизонт, полный искорок-звезд. А третий, опрокинувший навзничь все мои сто семьдесят фунтов, это дело прикрыл. Просто как крышка упала. Бэмц! — и звезды побежали в глазах, и какой-то просвет вдруг в мыслях открылся, и молнии своими точка-тире пошли мне отбивать телеграммы, хорошо Карсону!
Во главе команды, взявшей меня в плен, была та еще парочка — спиногрыз на государственной ставке унгьян Муско и паршивый тористский шпион, этот мечтательный тип с красным мокрым ртом, мерзавец, губошлеп Вилор. Сами они непременно заявят, оправдываясь на суде, что не били, не присутствовали, не принимали в этой операции непосредственного участия. А зачем мозгам в похищении участвовать? Им положено в черепке лежать, думать, планировать, грезить. На спиногрызов всегда столько народу работает и руками, и ногами, и крыльями, что считать изведешься. Ах, как рассердились Вилор с Муско, когда у них на глазах воин-птица, такой искусный в полете и верткий, как полоз, расправил свои широченные крылья, в толчке поднялся с Дуаре в облачную высь — прости-прощай, бухта Дуаре!
Мое воображение — штука коварная: иной раз такие вензеля выписывает, что диву даешься.
Когда на скале я плыл в своих звездах после чьего-то удара в лицо, пока стелился не физическим телом, а неведомой сущностью Карсона Нейпира над этим залом отбытия, где видел вокруг темно-синих архангелов, мое воображение нарисовало картину обязательного прибытия Дуаре на «Софал». Все рисовалось очень просто, строго и лапидарно, не карандашом в одну линию, а, по обыкновению, маслом.
Дуаре ушла из их рук. Из моих, правда, тоже. Но это уже не так важно. Главное, что им не досталась. Досталась ангану, угонщику, воспоминания о котором сейчас у меня оставались самые нежные, хотя, когда он взлетал, его такелаж легонько поскрипывал, как рябчик в белом вине, когда ты его… ну, можно сказать, хм, ножиком по тарелке…
Но я отвлекся от темы.
Слушайте, так я лежал в своих звездах, представлял себе, с какой легкостью Дуаре вырвалась из западни, как грациозно ступила на борт «Софала». Нет, беспокоиться за нее нечего. Вот за ангана — да. Если за время пути он не приобрел нервного расстройства, если над морем, выражая недовольство, она его не укусила и не обозвала каким-нибудь негосударственным словом, то все у них должно быть уже хорошо. Донесена, воображал, моя ягодка, с ветром в буйных своих волосах, донесена наполовину растерзанным от нешуточного полета анганом до самой палубы «Софала». Угнана. И не только угнана доброю волей, но еще и опущена мягко, нежно, как стеклянный цветок.
Воображение живописало картину маслом…
Я видел его очень четко, угонщика. Лишь после того как анган выполнял долг, он позволял себе ощупать промятые части тела, выдернуть четыре сломанных пера и бухнуться на пол, он же совсем обессилел. Да, нельзя сказать, что ему повезло с пассажиркой. Вот кто был истинный спиногрыз… всего, небось, истрепала.
Но моим спиногрызам тоже досталось. А их было уже не двое…
Какие-то мерзкие личности излупцевали меня очень грамотно. Я реально увидел небо в горящих танцующих звездах, которого не видал уже бог знает сколько времени, еще с моего приземления здесь, на Амторе. А обнаружив, что я еще остался без оружия, они вовсе осмелели, уселись на голову, придавили запахом свежей крови и еще на лоб поставили клеймо чьего-то жгучего кулака. Получай, мол, Карсон из рода Нейпиров, и за принцессу Вепайи, и за разбойничье капитанство, и за общество с ограниченной ответственностью под названием «Пираты Венеры», и за твой вечно насмешливый тон, за эти шуточки.
Ну, наконец-то теперь и я был надежно пристроен в хорошие руки, знал уже точно, зачем живу и каковы имена моих злейших врагов.
Я ж был полностью в их власти, вот вам картина маслом.
Они, конечно же, были готовы прикончить меня тут же на месте. Притворщик Вилор даже выхватил саблю, был готов разрубить меня на куски. Но у кого-то из местных тористов, приведенных на разборку, у вялого дядьки с бельмом на глазу, появилась другая идея. Очень прогрессивная, думаю.
— Не спеши! — воскликнул он. — Разве этот мутант достоин такой легкой смерти? Мы же в Нуболе, сынок. Мы ж в лаборатории отечественного умерщвления. Обидно не воспользоваться этим.
— Ты о чем? — удивился Вилор, нехотя опуская саблю. Он в прогрессивных веяниях по казням ничего не смыслил, поскольку работал шпионом, теоретиком большого дерьма, а не исполнителем наказаний.
Видите ли, страна, в которой мы очутились, называлась Нубол.
Вилор же был родом из отдаленной провинции прогрессивной Торы, поэтому неудивительно, что столичные обычаи для него представлялись тайною за семью печатями. Когда-то нуболийцев вынудили поддержать учение товарища Тора, сеявшее смуту повсюду. И нарисовали перспективный план и рассекретили цель — свержение всех устоявшихся форм правления с плавной заменой их господством свободных людей, говоря проще, воинствующего невежества, поскольку основной догмат товарища Тора был таков: все на Амторе приблизительно равны, и от перемены неизменных составляющих из общей суммы населения приблизительная равность не изменится.
Нуболиец пояснил:
— Если ты сейчас проткнешь его саблей, то лишишь замечательной возможности познакомиться с теми способами умерщвления, которые приняты у нас в Капторе. Взяты за
