все еще звали его Молчуном, остальные же больше Почтенным Бу в глаза и Почтенным Сказочником за спиной.
Старик Се лично поставил перед ним вино и прошептал:
– Ты бы о чем другом рассказал! Сколько ж можно?
Но Молчун сделал вид, будто не слышит старого ворчуна. Впрочем, он давно научился притворяться глухим, поэтому после выдержанной паузы он как ни в чем не бывало продолжил:
– Повержены были девять Воронов-Солнц, да прежде покрылась Гора Лотоса реками крови. Говорят, еще несколько весен воды Зеленого Карпа не знали покоя. Полегла в ту ночь половина воинов Ворона и половина воинов Лотоса. Не знали Учения битвы страшнее той, что опустилась на них в ночь Середины Осени. Наутро… а наутро…
– Лжешь, старик! Не было битвы!
Несколько десятков голов уставились на молодого господина, вдруг вскочившего с места.
– Чего шумишь?
– Почтенный Бу, продолжай!
– Что за павлин залетный?
Молчун усмехнулся и проговорил:
– Коли старик врет, так ты расскажи нам правду!
– А правда такова, что в ту ночь смерть не оросила гору, ведь Глава Белого Лотоса Бай Син превзошел в мудрости всех своих предков! – Глаза юноши пылали, а подбородок гордо вздернулся. – Воины, приведенные в ту ночь ко Дворцу Безмятежности, не сумели поднять мечей. Лунные пряники, что раздали к Чжунцюцзе в обоих Учениях, лишили их сил.
– Гоните его!
– Вот еще!
– Почтенный Бу, продолжай свой рассказ!
Разочарованные восклицания градом посыпались на юного смельчака.
– Коли врать вздумал, так не смей и говорить о той ночи! – воскликнул юноша, глядя на седого Молчуна.
Бу Цзошэн только рассмеялся, поглаживая свою бороду.
Кажется, этот юнец еще и не родился, когда он начал рассказывать о гибели девяти Воронов. Знал Бу Цзошэн и о лунных пряниках, и о несбывшемся сражении, да только еще крепче знал он, что кровавые битвы интересовали обитателей Драконьих Гор куда больше, чем хитрости. Сколько бы ни минуло зим.
– Говоришь, врет старик? А разве всех смерть обошла в ту ночь? А как же Глава Учения Ворона, его советник и госпожа Белого Лотоса?
Лицо юноши совсем раскраснелось, он и хотел поспорить, но гнев не выпускал слова наружу.
– Покарала Сихэ предателя в ту ночь! У Минчжу отреклась от своего рода и от воли Великой Бессмертной, за что и была отправлена к котлу Мэн-по раньше срока [19]! В ту ночь и пало Учение Ворона! А над Землей взошло солнце чище прежнего, – продолжил Бу Цзошэн слаженную речь.
– Неужто никого не осталось?
– Из всей семьи У выжил только юный наследник, да мало кто слышал о нем с тех пор. Говорили, будто забрал его наставник и увез на другой край мира. Говорили, будто вернулся он на Гору Ворона к тетке. А еще говорили, будто остался он на Горе Лотоса, но в то с трудом верится!
– Да что ты… – юноша вновь не вытерпел, но в этот раз его речь оборвалась еще быстрее. Другой господин, что разделял с ним стол, крепко сжал его локоть и что-то прошептал. Юноша попытался возразить, но уже через минуту под всеобщее одобрение вслед за своим спутником покинул постоялый двор старика Се.
– Продолжай, Почтенный Бу!
– Продолжай, Молчун!
– Так и кончилась кровавая вражда между Учениями Лотоса и Ворона. Больше мир смертных не видел тех легендарных мечей и, кажется, скоро и вовсе забудет о них.
Когда-то Бу Цзошэн добавлял, что похоронили У Минчжу, ту, что была дочерью Воронов и стала госпожой Лотоса, на другом берегу реки Зеленого Карпа, а Глава Лотоса из рода Бай, тот, что положил конец вражде, покинул Учение и сделался странником. Когда-то Бу Цзошэн подробно рассказывал о судьбе, которая связала их кровавыми нитями. Но в Крепости Снежного Тигра истории любви забывались быстро и награждались лишь одним кувшином, а потому и звучали редко. Лишь сердце Молчуна чуть напитывалось горечью, когда он доходил до этой части рассказа. В те минуты ему хотелось сделаться настоящим сказочником и похоронить Главу Лотоса рядом с его госпожой или отпустить их вместе странствовать под Небесами. Но всем было известно, что на Горе Лотоса появился новый глава из рода Ду, а когда-то знаменитый мечник Бай Син растворился в горах и реках Поднебесной. Теперь же Бу Цзошэн и вовсе умалчивал о судьбе Главы Бая, вестей о котором уже много лет не долетало до вершин Драконьих Гор. И стареющее сердце Молчуна шептало, что вскоре все позабудут истинный конец, и тогда Бу Цзошэн сможет сочинить новый. Ведь под старость лет он мог хоть раз побыть сказочником, каким его считали всю жизнь.
2
Юноша с гордо дрожащим подбородком скинул руку спутника и страстно проговорил:
– Ты слышал, Хуань-гэ? Этот старик… если я не уб…
Его спутник лишь покачал головой и тихо проворил:
– Фэнь-эр, нам пора уходить.
Он был старше молодого господина, и его взгляд не вспыхивал с такой легкостью ни гневом, ни радостью.
– Да как они только… Если отец узнает… Мы должны рассказать отцу! Мы должны сказать Фу-гэ!
Сяо Хуань лишь вздохнул, утаскивая Ду Фэня подальше от постоялого двора.
– Если госпожа Ду узнает, что ты был здесь, она скорее уговорит Главу Ду спустить шкуру с тебя, чем со старика-рассказчика.
Одного упоминания матери хватило, чтобы остудить пылающие щеки Ду Фэня.
– Не говори ей…
Больше юноша не разбрасывался пустыми угрозами.
– Пойдем, нужно скорее уезжать отсюда.
Ду Фэнь кивнул. В свои шестнадцать после отца, матери и предков он никого не уважал так, как брата Хуаня и брата Синфу.
Он знал, что мать будет ругать его, когда он вернется. Но даже страх перед ее пылающим гневом не мог его остановить. На этот раз он сбежал с Горы Лотоса, как только узнал, что Хуань-гэ возвращается из столицы. Отец бы не позволил, а мать и подавно, поэтому он тайком сам отправился на встречу сяо Хуаню. Они встретились у подножия Драконьих Гор, и Ду Фэнь даже сумел уговорить брата наведаться в Крепость Снежного Тигра, о которой он иногда в Шаньлу слышал самые невероятные истории.
– Можем, дождемся рассвета?
– Это плохое место, и госпожа Ду будет сердиться, если узнает, что я позволил тебе оказаться здесь.
– Если это плохое место, тогда зачем ты сам направлялся сюда? – пробубнил Ду Фэнь, но сяо Хуань ничего не ответил.
Они вскочили на коней и выехали из крепости.
Драконьи Горы дышали холодом, и молодой господин Учения Лотоса чуть поеживался от ветра. Ночь подгоняла их зловещим свистом, а когда начал нарастать топот копыт, сяо Хуань жестом приказал Ду Фэню съехать с дороги и молчать. Юноша тут же позабыл о холоде. Мысль о том, что наконец-то он сразится с врагом, начала разогревать его руки, проходясь по ним мелкой дрожью. Но стоило всаднику нагнать их, конь остановился, и человек, спрыгнув, направился прямо к ним.
– Фу-гэ! – лицо Ду Фэня просияло, и он бросился
